Частенько подростки развлекались и просто играми из арсенала младшеклассников. Например, играли в войнушку, плюясь бумажными шариками из трубочек, или же устраивали воздушный бой бумажными самолетиками. Эти вполне невинные развлечения доставляли им столь же большое веселье, как и другие, довольно жестокие и злобные, отчего складывалось впечатление, что у здешнего контингента в головах все перемешалось и грани между приемлимым и плохим они уже не различают.

Любопытство к американцу постепенно сходило на нет, и присутствие его негроидной физиономии неподалеку стало привычным и обыденным. Он своими воспитательскими обязанностями не переутруждался, единственно пару раз разогнал по разным углам поцапавшихся пацанов, а так все больше лежал на нарах, задумчиво уставившись в потолок. Антона в камере больше никто не третировал, соглашение между Ангелом и Моревым действовало. Зато для самого Веньки имелись причины опасаться. Наиль не скрывал, что затаил на него злобу и выжидает случая, чтобы посчитаться. Татарин вытащил их ботинка супинатор и, часами сидя, подогнув по-восточному ноги, точил его о бетонный пол, то и дело выразительно поглядывая на Морева, дабы тот не сомневался для кого готовится заточка. Венька тоже предпринимал попытки психологического устрашения вероятного противника. Каждый день он по несколько часов тренировался: отжимался на кулачках, отрабатывал удары и каты, методично, нудно набивал себе кентусы и шуто (точка на наружной поверхности кисти недалеко от запястья, которой наносится "рубящий" удар). От этих двоих, словно от полярно заряженных концов батареи, распространялось вокруг напряжение, но в соприкосновение они не входили. Зато Ангел был сама доброта, как будто задался целью оправдать свою кличку. Как-то вернувшись в камеру после встречи с адвокатом, он принес торт и обьявил, что у него сегодня день рождения. Пацаны, давно не вкушавшие ничего подобного, были в восторге. Торт оказался помятым и подтаявшим, но все равно очень вкусным. По кусочку досталось всем.

- Лафа, - погладил живот Наиль, махом проглотивший свой кусочек и сейчас старательно облизывая остатки крема на губах. - Еще бы водки ведро, заводной музон и телок, вот тогда совсем все в елочку.

- Водки и телок не прислали, зато могу предложить покурить, улыбнулся Ангел.

- От курева у меня уже кашель, - скривился Наиль.

- Смотря что курить.... От моего курева бывает не кашель, а мультики, - усмехнулся Ангел, доставая пачку папирос.

- Травка?! - обрадовано уставился на него Наиль.

- Она самая. И самого лучшего качества.

- Ну ты, Ангел, даешь, в натуре! Вот это именины, так именины. Кайфуем!

Оба закурили, глубоко затягиваясь, и по камеры поплыл характерный дым анаши. Остальные пацаны забеспокоились. Многие из них давно уже пристрастились к наркоте, поэтому, почуяв знакомый запах, потянулись к нему как крысы на звук волшебной флейты. Они обступили Наиля и Ангела, неспешно покуривающих с выражением полнейшего блаженства на лицах, и молча, подобно собакам, ожидающим подачки, взирали на них. Наконец, один из них, парень по кличке "Скелет" набрался смелости и попросил:

- Дайте зобнуть.

- За так? - оскалился Наиль.

Скелет выразительно развел руками и сказал:

- У меня ничего нет. Я пустой.

- Тогда свободен! - отрезал Наиль.

Но Ангел успокаивающе похлопал товарища по плечу и сказал:

- Погоди, не выступай. Сегодня мой праздник, я и буду распоряжаться кому давать, а кому нет. Но, чтобы не нарушать правил и не приучать народ к халяве, Скелет должен свою пайку дури отработать. Слышь, Скелет, ты ведь рисуешь клево. Изобрази нам голую телку.

- У меня ни бумаги, ни карандашей, - пожал плечами парень.

- А ты на стенке нарисуй.

Скелет ошметками обвалившейся штукатурки принялся за настенную роспись. Движения его были отточены и сноровисты, как у настоящего художника, в чем явно проявлялась большая практика по расписыванию заборов и подъездов. С учетом плохого материала его произведение нельзя было назвать шедевром, но рисунок получился значительно лучше по качеству наскальных росписей первобытных людей. Возможно, он был даже знаком с творчеством Рембранта, так как изображенная женщина имела пышные округлые формы, вот только поза ее была вызывающе фривольна. Натурщицы и жены великого голландца ни за что бы не согласились позировать в таком положении. Однако, юным ценителям прекрасного из 213-й и этого показалось мало. Они тут же принялись давать советы художнику как можно приукрасить произведение. Но он, уже получив свою папиросу с анашой, жадно затягивался, не обращая на критиков ни малейшего внимания.

Дурной пример заразителен. Глядя на кайфующего Скелета, двое пацанов тоже выразили желание пройти испытание. Извращенная фантазия Ангела придумала для них такое задание, которое не снилось даже Ивану-царевичу, на долю которого в сказках чего только не выпадало. Пацанам было предложено трахнуть нарисованную женщину. Правда, их задача не смутила. Они спустили штаны и бодро заелозили своими мужскими достоинствами по стене под громкие одобрительные выкрики остальных: "Дай ей в рот!", "Засаживай поглубже!", "Засунь ей в задницу!" Постепенно лихая парочка натурально вошла в раж и дружно закончила, страстно проананировав и обильно оросив женщину спермой, как в порнофильмах. Получив свою порцию анаши, они мирно затихли, но на их место тут же заступили другие желающие острых ощущений.

Венька наблюдал за происходящими событиями с презрительной усмешкой. Людей, способных на унижение ради тяги к дури, он презирал и никогда не скрывал этого. Но измена крылась совсем близко. Неожиданно из-за венькиной спины вышел Антон и направился к курильщикам.

- Угостите косячком, - попросил он.

- Заслужи, - предложил Ангел. - Видишь обтруханную телку на стене. Ее только что наши пацаны трахнули. Смотри - какая довольная лежит. А ты заставь ее зареветь.

- Как? - растерялся Антон.

- Дай ей по морде. Может, поможет, - посоветовал Наиль.

Антон пожал плечами и несильно ударил по стене.

- Так ты ее реветь не заставишь, - скептически заметил Ангел. - Ты ей со всей силы вдарь.

Подросток принялся мутузить стену все сильнее стервенея от собственной боли и остановился лишь тогда, когда разбил в кровь кулаки. Изображение женщины почти стерлось и превратилось в грязное пятно из известки со спермой и кровью.

- Ты какой-то садист, - покачал головой Ангел. - Заставил женщину реветь кровавыми слезами. Нужно было всего-то плюнуть ей на рожу, и получились бы слезы. Ладно, будем считать, что с заданием ты справился. Получай свою пайку.

Антон трясущимися ободранными пальцами принял из его рук папироску с анашой, но курить сразу не стал. А, вернувшись на свое место, снял ботинок, извлек из под стельки бумажную сторублевку старого образца, оторвал от нее кусок и приспособил к папиросе на подобии мудштука. Его действиями заинтересовался нейтрально сидевший в сторонке Николай Янкелевич.

- Что делаешь? - спросил он.

- "Пятку", - пояснил Антон. - Знаешь как фильтр у сигареты пропитывается никотином, так и "пятка", когда докуришь, пропитается анашой. Потом, чтобы "догнаться", ее можно вставить в нос и подышать или мелко порубить и тоже покурить.

Заметив интерес Янкелевича, его окликнул Ангел:

- Эй, американец, хочешь косячок забить с нами? Тебе бесплатно.

Николай подошел к нему, взял папиросу, понюхал и спросил:

- Марихуана?

- По-вашему - марихуана. А по нашему - анаша.

- Вы последователи Джа? - снова спросил Николай.

- Это что за хрен с горы? - в свою очередь спросил Ангел.

- Джа - бог и покровитель курильщиков марихуаны. Он типа Иисуса Христа для наркоманов. Настоящее имя бога Джа - Рас Тафари. Африканские рабы, вывезенные на Ямайку, тайком поклонялись ему, раскуривая марихуану, которая на их языке называется "кайя". А еще этим же словом они называют дерево и мужской член. Со временем культ бога Джа распространился на всю Америку. Я как-то попал на одну вечеринку, где собрались парни и девушки из хороших семей, которые называли себя "растоманами" в честь Раса Тафари. Любимое их занятие накуриться марихуаны и слушать музыку реггей, типа "UB-40" или Боба Марли.