Едва он уснул, опять птица прилетела. Перья золотые, глаза как восточный хрусталь.
Накинулась она на яблоки и добрый десяток слопала. Маленькая такая птичка, а прожорлива, как индюк. Не успеет она яблоко съесть, как его остатки с другой её стороны выскакивают.
Последнее яблоко она в зубах унесла. А всё-таки очень красивая птичка. Вся так и светится, будто в ней двадцать свечек горит.
Проснулся утром Данила, голова тяжёлая, как медный колокол.
И звенит так же. Посмотрел он на яблоню и сразу всё понял. Он бегом к старшему писарю, пока батюшка не проснулся.
– Эй, чернильная душа, сколько ты там вчера яблок насчитал?
– Девяносто, – говорит чернильная душа.
– Так вот, скажи батюшке, что было восемьдесят. А не то: моя дубинка – твоей головы половинка!
Писарь всё понял. И когда батюшка-царь пошёл в сад яблоки пересчитывать, он никаких хищений не обнаружил.
– Ладно, – он сказал. – Теперь, Иван, твой черёд идти.
А Иван-царевич и рад. Очень он хочет царю-батюшке угодить.
Под вечер писарь сызнова все яблоки пересчитал. Восемьдесят штук было ровно, как и вчера.
Вот уже вечер настал. Иван-царевич долго думал – кто же это яблоки крадёт. Он понимал, что братья его не очень-то старались.
Но если бы медведь в сад пришёл или коза какая, братья бы их, конечно, заметили.
– Значит, это птица! Да никто больше яблоки не ест у нас в государстве – только люди да птицы. Правда, свиньи тоже яблоки охотно едят. Но свиньи испокон веков по яблоням не лазили и летать не умели.
И решил Иван-царевич всю ночь на дереве провести. И ещё он большой сачок с собой взял для куриной ловли.
Ночь пришла, влез он на дерево и замер.
Сидеть неудобно, ветки его режут, листья щекочут, а он не шелохнётся. Так полночи просидел.
И дождался. Послышался свист и звон серебряный. Свет по саду разлился, и чудо-птица прилетела. Перья золотые, глаза – как восточный хрусталь.
Приготовился он, хотел её сачком зацепить… Да ноги и руки у него затекли – не пошевелить. Как каменные. Сачком он только по воздуху провёл. Сам с дерева упал. Едва успел он второй рукой птицу за хвост ухватить.
Закричала птица благим матом, как двести испуганных куриц одновременно, и скрылась в ночном небе. Одно только перо у него в руках и осталось. Зато перо красоты невиданной. Всеми цветами переливается. Читать при его свете можно, если ты грамотный.
Едва во дворце рассвело, Иван-царевич к батюшке отправился.
– Вот, смотри, батюшка, какую я птицу чуть не поймал. Сама с вершок. А света даёт мешок.
И перо отцу показывает. Братья ему не верят. Данила говорит:
– Да разве ж это свет от него, от пера этого? Это свет от солнца идёт. А на солнце и куриное перо светится.
– Это перо павлинье, – говорит старший, Пётр. – У нас их на базаре турки по десять штук на рубль продают.
– А давайте зайдём в чулан, – молвит Иван-царевич. – Там всё и увидим.
Забрались царь и царевичи в чулан всей семьёй. И вправду невиданный свет от пера идёт. Даже читать при таком свете можно. Если кто читать обучен.
Но братья и тут нашли что сказать.
– Эх, везёт дураку! – говорит Пётр. – Да если бы такая птица в моё дежурство прилетела, я бы её не упустил.
– А я бы и пару таких поймал, – хвалился Данила. – Только вот не нам, а дуракам счастье.
Царь-папа их одёрнул:
– Нечего на брата дуться, коли птицу прозевали. Вот я ещё узнаю, что вы там ночью в саду делали. Не иначе как дрыхли всю ночь. А сейчас из себя героев корчите.
Он вставил это перо в оправу золочёную и поставил в своём кабинете как самую дорогую вещь. И всё время ею любовался, особенно по вечерам, когда перо светиться начинало.
Но вот пришло время, царь Выслав-Берендей опять своих детей беспокоит. Вызвал он к себе Петра и Данилу и говорит:
– Дети мои любезные! Вот вам задание. Поезжайте вы во все четыре стороны и привезите мне эту птицу живую! Кто мне эту птицу привезёт, тому при жизни полцарства своего отдам.
Им бы, дуракам, обрадоваться да скорее в путь. А они на Ивана-царевича злобу затаили. Ведь им хорошо жилось. Всё у них было. Тут тебе и кухня вкусная, и народ интересный при кухне. И кони у них хорошие, добрые. И соколы охотничьи.
Так нет, теперь надевай доспехи военные, садись на коня боевого костлявого и скачи неизвестно куда, ешь неизвестно что (картошку варёную без масла), спи неизвестно где (в чистом поле без одеяла) и без птицы этой дребезжащей к царю-папе не возвращайся (отец тебя неспособным сочтёт и ни за что тебе трон не отдаст).
Но делать нечего, взяли они у отца благословение и поехали двое отыскивать жар-птицу. А как быть? Время было старинное, тяжёлое для детей. Что родители повелят, то и будешь делать. А не то враз без вкусной еды и без крыши над головой останешься. Вытолкает тебя любимый царь-папа взашей из дворца, и пойдёшь ты в соседнее царство бедствовать да улицы подметать. Да, было ВРЕМЯ в энто ВРЕМЯ!
Но если эти двое ехать не хотели, то Иван-царевич сам стал напрашиваться:
– Пусти меня, царь-батюшка-родитель, своего счастья попытать. Дай мне твоё благословение.
А царь-батюшка-родитель не соглашался. Он так молвил:
– Нет уж. Ты ещё молод и к дальнему пути непривычен. Ещё я тебе скажу, что ты своих братьев в два раза умнее будешь. Что от них проку? Им бы только есть поболе, да на жеребцах скакать, да на девок глаза свои пялить. А как война, а я заболею? А если бунт в моём царстве сделается? Кто меня заменит?
Потом он нагнулся к Ивану-царевичу и говорит:
– Ты знаешь, Ванюша, мне как-то спокойнее без них.
Да только Иван-царевич на своём стоял:
– Пусти меня, батюшка, силу мою проверить молодецкую. Характер свой закалить юношеский.
Царь-папа ещё сильнее уговаривал его никуда не ехать:
– А если я помру вдруг, кто будет царством управлять? А если неприятель под наши области подступит, а командовать войсками будет некому? А если несогласие будет между нашим народом?
Только никак он не умел удержать Ивана-царевича. Иван-царевич так молвил:
– Пока, царь-папа-батюшка, у тебя есть яблоки оздоровительные, тебе бояться нечего. А как я тебе птицу добуду, ты вообще расцветать начнёшь и молодеть.
Убедил он царя-батюшку-папу. Уж больно царь Берендей-Василий-Выслав Андронович хотел этой птицей владеть. И не очень-то он верил, что Пётр-царевич и Данила-царевич сумеют сию птицу достать.
Иван-царевич взял у родителя благословение, выбрал себе коня покрепче, сухарями запасся, и в путь. На всякий случай захватил он три яблока оздоровительных:
– Дорога трудная. Не понадобятся – я их обратно привезу.
Сел он на коня и поехал. И ехал, сам не зная, куда едет.
Ехал он, ехал, ехал. Ехал, ехал, ехал. Ехал, ехал, ехал. Ехал, ехал, ехал. Иногда скакал. А всё больше ехал, ехал, ехал. Ехал, ехал, ехал. И уж даже не знал, где он – в своём ли царстве или в чужое заехал.
Ведь тогда границы не означены были. И ненароком, того вовсе не желая, можно было из триодиннадцатого в тридвенадцатое царство попасть, а ещё хуже того – в тритринадцатое. А кто там командует, в этом тритринадцатом царстве, и что там с чужеземцами делают – один Бог ведает.
Только видит он – в чистом поле стоит столб. А на столбу написаны слова:
Кто поедет от столба сего прямо, тот будет голоден и холоден.
Кто поедет от столба в правую сторону, тот будет здрав и жив, а конь его будет мёртв.
Кто поедет от столба сего в левую сторону, тот сам будет убит, а конь его жив и здрав останется.
– «Ничего себе условия игры! – подумал Иван-царевич. Куда ни кинь, всюду клин. Впору от столба сего в обратную сторону ехать». И так он решил:
