– Ничего, – ответил Шёнфельд с первого ряда, атлетичный блондин в белой футболке поло, который в глазах Сабины уже во время тренировки по стрельбе выглядел высокомерно. Он попал в Академию из Земельного управления уголовной полиции Берлина и имел самый высокий уровень IQ в группе.

Майкснер, сидящая рядом, ни в чем ему не уступала. Сабина вообще чувствовала себя потерянной среди всех этих интеллектуалов. Ей не нужно было проходить ни вступительное собеседование или двухдневный тест на профессиональную пригодность, предоставлять медицинские справки, принимать участие в групповых заданиях и беседовать один на один с психологом. Она даже не знала, достаточно ли ее ежедневных занятий пилатесом и пробежек для поддержания необходимой формы. Когда выдастся спокойная минута, нужно будет спросить Снейдера, не он ли за всем этим стоит.

– У нас заблокирован доступ к архиву БКА, – добавил Шёнфельд.

– И не без причины, – ответил Снейдер. – Во время учебы вы находитесь на низшем доверительном уровне, это означает, вам разрешается дышать и отвечать тогда, когда вас спрашивают. Вы не получите никаких паролей к актам текущих расследований. Может, у кого-то из вас была другая креативная идея?

Никто не ответил, наконец Тина подняла руку.

– Я была в газетном архиве городской библиотеки и воспользовалась аппаратом для чтения микрофиш.

– У вас не было столько времени, – возразил Снейдер.

– Я отказалась от тренировки в стрельбе.

– Возможно, однажды она могла бы спасти вам жизнь.

– Я спортивный стрелок, – ответила Тина. – В Палермо этому учат первым делом.

– Шпигаты и копченый угорь, – пробормотал Снейдер. – Похоже, вы одна тут с яйцами. И что же вы выяснили?

Сабина улыбнулась про себя. Вообще-то ее не должно удивлять, что студентка юрфака с татуировками и пирсингом занималась спортивной стрельбой.

– Убийства «Многоножки» произошли в сентябрьские выходные четыре года назад, – начала Тина. – Неизвестный три дня удерживал семью на их собственной вилле и жестоко расправлялся с каждым по очереди.

– Состав семьи?

– Отец, мать, шестнадцатилетний сын, восьмилетняя дочь, собака и две кошки.

Снейдер соединил кончики пальцев перед лицом.

– А теперь я покажу вам, что убийца Centipede сделал с этой берлинской семьей. – Он взял пульт дистанционного управления и пошел к видеопроектору. – У логиков не возникнет проблем со следующими изображениями. Сопереживающим и впечатлительным нужно выработать определенную дистанцию и беспристрастность по отношению к жертвам и их родственникам, иначе с годами вы сойдете с ума.

Снейдер затемнил аудиторию, опустив с помощью пульта жалюзи на окнах, и включил проектор. Через несколько секунд появился первый снимок размером больше человеческого роста. Изображения на экране сменялись каждые десять секунд, превратившись в бесконечное диашоу.

Сначала Сабина решила, что это какая-то шутка, но потом поняла, что фотографии настоящие. Она почувствовала, как Тина рядом с ней вцепилась пальцами в стол. Сабина тоже напряглась.

Этих людей не просто убили, преступник расчленил их и, как пазл, сложил из частей тел абсолютно новое существо, недоступное человеческому сознанию. Этот симбиоз из скомпонованных частей тел на диване в гостиной имел ужасающее сходство с безобразным монстром-многоножкой. Отсюда и название. Кроме того, преступник включил в свое творение домашних животных и части кукол. Красные шторы были сняты с окон, закреплены на потолке гостиной и искусно задрапированы, как на театральной сцене, словно убийца хотел сказать: «Занавес поднят – добро пожаловать на мой спектакль!» Некоторые снимки походили на барочные картины маслом. Даже одежда подходила к заново сформированным телам. Все это выглядело как трехмерный жуткий паноптикум в исполнении спятившего Дали или Пикассо.

– Это же противоестественно! – пробормотала Майкснер в первом ряду.

– «Противоестественно»? – повторил Снейдер. – Мотивы серийных убийц, в основном, ярость или сексуальное влечение. Если вы, как криминалисты-аналитики, это поймете, то сможете работать более структурированно. В противном случае вам лучше идти в патрульные полицейские. Мы же должны рассматривать этот поступок как тотальное произведение искусства. Потому что наша работа не поймать преступника, а понять преступника, чтобы другие его поймали.

– Однако в прошлом году Снейдер собственноручно поймал серийного убийцу, – прошептала Тина.

– Я знаю, – ответила Сабина, не отрывая взгляда от фотографий. Она также знала, что сегодня ничего уже не сможет съесть.

На лицах убитых не было никаких эмоций. Сабина знала это по другим трупам, которые видела до этого. Челюсти опущены вниз, синие языки вывалились наружу. На губах засохла пена. Роговая оболочка глаз тоже абсолютно высохшая.

Пока одни пялились на фотографии, а другие отворачивали голову, Снейдер прошелся по среднему проходу и раздал досье. Сабина заглянула в папку. Внутри лежали показания свидетелей, отчеты экспертно-криминалистической службы и судебного медика. Медицинские сведения были – и это неудивительно – намного обширнее, чем в случаях других убийств. Однако как психическая экспертиза, так и психологический портрет преступника отсутствовали.

По печатям и тому, как были заполнены формуляры, Сабина поняла, что они имеют дело с копиями оригинальных документов, а не с фейковым показательным примером. Она сразу сообразила, где нужно искать, чтобы за несколько минут получить общее представление об этом деле. Едва она закрыла папку, как Снейдер снова взял слово:

– Добровольцы, вперед! Что произошло?

Шёнфельд вызвался первым. Ясное дело, он должен был показать, что выяснил за такое короткое время.

– Состоятельная берлинская семья. Вилла в пригороде, крытый бассейн в доме, комната для бильярда и библиотека с открытым камином. В пятницу утром неизвестный проникает в дом и усыпляет мать и дочь большой дозой рогипнола, сильного седативного средства. Они тут же теряют сознание. Однако на предплечьях женщины имеются следы борьбы – очевидно, семья не была знакома с убийцей. Он стреляет в бернскую овчарку, убивает стилетом обеих сиамских кошек и сбривает животным шерсть. Пули от девятимиллиметрового пистолета «хеклер-и-кох» с глушителем. Гильзы преступник забрал с собой.

– Дальше!

– В обед домой приходит сын. Ближе к вечеру отец. Обоих ожидает та же самая процедура. Раны на предплечьях, удар по голове, доза рогипнола. Все члены семьи, связанные и с кляпами во рту, находятся в доме до вечера воскресенья. Лишь около семнадцати часов он приступает к своей работе.

– Почему он так долго ждет? – перебил его Снейдер.

– Следы в ванной комнате позволяют сделать вывод, что семья многократно пользовалась туалетом. Возможно, убийца не хотел, чтобы опорожнение кишечника и мочевого пузыря в момент смерти обезобразило его творение.

Сабина подняла глаза. Шёнфельд был неплох.

Снейдер кивнул:

– Дальше.

– Однако кровь не смущает убийцу. Она гармонирует с цветом штор и дивана. Он отделяет головы и конечности от тел своих жертв, пришивает их по-новому, перемешивая людей и животных.

Двое студентов в первом ряду начали шептаться: Майкснер, расфуфыренная блондинка с солнечными очками в волосах, и Гомез, долговязый парень, который жевал жвачку и вел себя достаточно непринужденно. Не похоже, что он когда-либо работал в Земельном управлении уголовной полиции.

Снейдер тут же подошел к ним.

– Вам наскучили рассуждения? Я скажу, почему вы должны навострить уши. Мы обсуждаем все это не для того, чтобы заполнить паузу. Возможно, однажды вы будете работать над этим делом, потому что появятся новые сведения.

– Извините, – пробормотала Майкснер и убрала длинные волосы за ухо.

– Есть ли комментарии к уже сказанному? – спросил Снейдер. Все промолчали. – Хорошо, продолжайте, Шёнфельд!

Тот вернулся к теме:

– Помимо своего творения убийца не оставил никаких следов. Кровь, волосы, слюна, пот и частички кожи – все принадлежит членам семьи. Посторонние следы были идентифицированы, их оставили друзья и знакомые, у которых на момент преступления было алиби.