– Петя! Опять твоя кошка нагадила! Иди убирай или сейчас же верну её туда, откуда по глупости принесла.
– Хорошо, мамуль! Я всё уберу. Только, пожалуйста, не выбрасывай её! – из-за угла показывалась сначала Петькина полосатая пижама с растянутыми коленками, потом его взъерошенные после сна волосы, а потом и перепуганные зелёные глаза. Он хватал на руки котёнка и относил его в свою комнату. А там прятал под кучей одеял-подушек-пледов и просил сидеть тихо, чтобы мама случайно не передумала и не выбросила животное.
– Круто утро началось, – бурчал мальчик себе под нос, елозя тряпкой по полу.
Нам было хорошо той зимой: нас чистили, сушили около тёплой батареи, рядом с которой мы засыпали за считанные секунды. Пока нас не будил котёнок. За нами ухаживали, смазывали чем-то липким, и мы потом блестели, словно только что из магазина. И даже ныряние в холодные снежные сугробы нам очень нравилось, ведь мальчик приходил домой после прогулок с друзьями весь насквозь мокрый, но такой счастливый! И наша заслуга в этом тоже была. Шли дни. Мы узнавали всё больше и больше об обитателях этого дома. Нас часто брал в свои большие руки отец мальчика, высокий весёлый мужчина с усами, рыжими волосами и такими же, как у Петьки, зелёными глазами и крутил туда-сюда. Аж головы кружились. (Если бы они у нас с братом были). Вобщим, нам приходилось терпеть эти «папины американские горки». И к тому же, мы сделали вывод о том, что не только ботинки бывают пушистыми внутри. Но и папин большой нос, который что-то там пытался вынюхать в нас, тоже. Вокруг нас обитали такие же парные жители этого дома, на ночь снятые с человеческих ног и очень уставшие за день. Высокие мамины сапоги, начищенные до блеска, папины гигантские (по сравнению с нами) старые ботинки. Они стояли на обувной полке, надуваясь, как индюки от важности. Как -никак, они имели честь защищать ступни хозяина дома! Мы с братом подшучивали над ними, пока они спали и приклеивали им усы из найденных волос или шерсти. Намазывали на обувной крем и лепили прям на их важные носы шнурками вместо рук. Ведь, как известно, рук у нас отродясь не бывало. Вот потеха была! А ещё нашими соседями по комнате были сапоги мальчика – «свои парни». Молодые и задорные, им нравилось дурачиться и веселиться. Ростом они были повыше нас, да и весом побольше и цвет имели немного странный – рыжий. Будто все в веснушках. Но нормальные парни, носы не задирали. Лично мне, да и моему родному брату тоже, больше нравился наш чёрный цвет.
– Вы у меня такие блестящие, чёрные, прям как бычок-смоляной бочок, – поглаживая нас рукой, ласково говорил мальчик. Кто такой был этот самый бычок, мы не знали, но было очень приятно от того, что нас любят.
Когда закончилась зима, и снег покинул место своего возлежания, нам почему-то стало очень грустно. Оказалось, что не напрасно. У мальчика на ногах теперь гордо сидели новенькие кроссовки, а нас поместили на самую нижнюю полку, и видимо, потеряли из виду. Случайно. Потому что всю зимнюю обувь Петькина мама тщательно вымыла, высушила, упаковала и сложила в высокий пузатый шкаф. А нас покрутила в руках, и бросив непонятное: «Хмм», – запихнула на нижнюю полку обувной этажерки. Так и стали мы невольными свидетелями того, что жизнь постоянно меняется и не всегда в лучшую сторону. На наших глазах котёнок из глупого и игривого превратился в ленивую грациозную кошку, у которой полморды было белого цвета, а другая половина– чёрного, а между этими двумя цветами яркими пятнами красовались рыжие кляксы. Большую часть дня кошка проводила на кровати мальчика. Нам, конечно, из прихожей не было этого видно, но мы поняли это, когда мама, неся кошку на улицу, говорила:
– Маня, иди погуляй. Валяешься целыми днями на кровати! Всё покрывало Пети в шерсти!
Глупые! Они ещё не знали, что такое по-настоящему кошачья шерсть. Но им объяснили это. Вскоре. Кхе-кхе-кхе! Прошу прощения, мои дорогие, видимо, это у меня аллергия. Где там мой носовой пла-а-а-а-а-апчхи! Апчхииии! Апчхииии! Да что же это та-а-а-апчхи!
Кажется, отпустило. Итак, продолжим. Вы думаете, что коты – это милые пушистые создания? Ничего подобного! Я смогу доказать вам обратное. Может быть после моего рассказа вы сто раз подумаете, прежде, чем заводить себе кота?!
С какой-то известной только ему самому целью мальчик перенёс нас с братом себе под кровать. Моему брату было спокойно и хорошо, а вот мне не сиделось на месте. Хотелось куда-то бежать вместе с Петькиными ногами, принимать участие в какой-нибудь заварушке, чувствовать новые ощущения, а не валяться под кроватью, чихать от пыли и делать ставки: сколько комаров и мух поймает под кроватью мальчика серый длинноногий паук сегодня ночью? Больше, чем хитрый толстый черный паук, что живёт за Петькиным шкафом? Занятие, скажу я вам, не самое забавное, но хоть какое-то развлечение, чтобы не разойтись по швам от скуки! Победителю, как и прежде, доставалась награда: высунуться вперед первым из-под кровати для того, чтобы кошка Маня почесала ему то самое место, где завязывается у ботинка шнурок. Эдакие «почесалки». Я тогда поставил на длинноногого паука, решив, что раз он легче, то и более ловким окажется. А мой левый брат выбрал чёрного коротышку. К утру мы посчитали, сколько невинных жертв болталось вниз головами в паутинах ночных охотников. И.. Барабанная дробь, друзья! Та-да-да-дам! Я победил! Нет, не могу врать. Это был мой брат. В смысле, он выиграл, а я продул! В паутину серого худого паука смог забрести лишь седовласый скрюченный сверчок, который, скорее всего, или оглох, или ослеп от старости. Нет, вы только представьте себе, этот неповоротливый черный паук смог обхитрить три безмозглые мухи, одного мотылька и четверых(!!!) комаров. Аминь, ребята.
Итак, мне пришлось смириться. Моему брату повезло! Так я считал в ту минуту, пока не понял, что мы с ним натворили. Я сейчас о споре, ребята. Я не знаю, какого там «Вискаса» объелась кошка, но она так почесала моего брата, что разодрала его шнурок вдрысь. Из практически нового и блестящего он очень быстро превратился в лохматого и разодранного в клочья. Смена настроения в тот раз была у кошки. Я же говорю, моему брату – левому ботинку, что-то по жизни чаще достается, чем мне. Вот везёт, так везёт! Когда Петя увидел то, что раньше было его ботинком, он испугался. И за расцарапанный ботинок, потому что любил нас. И за кошку, потому что в очередной раз мама могла выгнать ее за подобные шалости:
– Вот так дела! Маня, ты что натворила? Да меня же мама вместе с тобой сейчас выселит на улицу! Что же делать?
Мальчик схватил в руки пострадавшего печального моего брата, и произнёс приговор:
– Шнурок испорчен. Окончательно.
У меня язычок ёкнул. Брат!
– Но можно же что-то сделать?!– кричал я, но моего языка мальчик не понимал.
Петя засунул ботинок назад под кровать, подальше, чтобы мама случайно не увидела, взял кошку на руки и вышел с ней из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. А мы с братом так и остались валяться в углу под кроватью, в печали. Нарыдались с ним вволю, распрощались с нашими родненькими шнурками, но потом успокоились и просто стали ждать.
Мальчик вернулся не скоро, и мы с моим левым недоблизнецом чего только не передумали! Но Петька принес нам радостную весть:
– Ребятки, я вам новые шнурки купил!
– Эй, коллега! Выше нос! Слышишь, у нас обновки! – пришитым каблуком я пихнул в бок своего брата, но тот лишь застонал, потому что раны, полученные им от когтей кошки, оказались довольно глубокими и болезненными, – Упсссс! Прости, братан!
Петька полез под кровать, и, поскольку мальчиком он был очень подвижным, быстро достал нас оттуда и посмотрел на нас так, прям, в душу заглянул! Он нас любил. Да, точно. Ловкими пальцами он освободил нас с братом от испорченных шнурков (Точнее, от шнурка, который издох прямо на моем брате. Мой-то нормальный ещё был. Но менять – так менять. Оба.) А затем, быстро распаковав пакет с новыми шнурками, принялся продевать их через наши целые люверсы. (Это дырочки для шнурков) Нужно отдать Пете должное, так как шнурки он нам выбрал довольно неплохие. Даже оттенок чёрного цвета мальчик уловил именно такой, какой нам подарила обувная фабрика. Наши родные шнурки были, конечно, лучше. Но… После проведённой процедуры мы с братом выглядели почти великолепно!
