«Малефакс» подошел к изображению картины столь тщательно, что можно было даже заметить зыбкие линии, чертящие поле боя на миллионы неровных отрезков – траектории пушечных снарядов. И хоть эти снаряды были смазаны и почти не видны, для самих кораблей они не были бесплотными, как для Ринриетты. На ее глазах идущий полным ходом формандский крейсер вдруг вздрогнул и стал заваливаться на бок, впадая в неконтролируемую циркуляцию. Весь его бок оказался разворочен, в глубине виднелись смятые механические потроха с обрывками палуб и смятых переборок, наружу устремились струи раскаленного пара… Даже для гомункула уровня «Малефакса» сложно было бы изобразить людей, орудуя несколькими десятками столь сложных объектов, оттого крейсер падал так, как обычно падают игрушки – его палубы были совершенно пусты.

Но Ринриетта знала, что люди там есть. Много перепуганных людей в формандской военной форме, которые в одно мгновенье превратились в беспомощные крохи, подхваченные гибельным ветром Розы. Молодые мальчишки-курсанты, еще утром надевавшие с гордостью свои фуражки и мечтавшие о первом бое. Растерянные офицеры в щегольских, как у Габерона, мундирах с золотым шнуром. Ошпаренные машинисты, которых пытаются вытащить из раздавленных, заполненных смертоносным паром, отсеков. Остервенелые канониры, которые продолжают бить в цель из своих орудий, даже когда их стрельба становится бессмысленной – бить без команды, без прицела, без надежды хоть что-то изменить...

Формандский крейсер спикировал вниз, к полу, и там растворился без следа, превратившись в пятно слабо подсвеченного воздуха. Ринриетта сжалась, наблюдая за тем, как растет число этих пятен.

Вот готландский торпедоносец выпустил из носовых аппаратов сразу две зловещие тени, скользнувшие к камину, но и сам почти тотчас получил несколько прямых попаданий, разорвавших его надвое и выпотрошивших сложную дорогую начинку. Вот два вражеских корабля сошлись на встречных курсах почти вплотную, осыпая друг друга быстрыми залпами палубной артиллерии – и следующую же секунду разошлись, превратившись в дымящиеся, заваленные перекрученным железом, руины. Вот на верхней палубе одного из фрегатов вспыхнула едва заметная призрачная искра – попадание бомбы – а мгновенье спустя он обратился бесформенным облаком железа, пара и пороховых газов, когда собственные артиллерийские погреба превратили его в огромную бомбу.

- Насколько мне известно, глубокий анализ боя при Уорспайте пока не проводился, - продолжал «Малефакс», невозмутимо наблюдая за бойней призрачных кораблей, - На это потребуются месяцы, если не годы. Но предварительные выводы Адмиралтейства уже известны. Формандцы проявили самонадеянность, посчитав, что им удастся разбить эскадру Готланда, навязав ей свои тактические правила. Готладнцы оказались выдержаннее и инициативнее, чем предполагалось формандскими адмиралами. А может быть, просто удачливее.

Ринриетта не отвечала. Призрачные корабли усеяли все свободное пространство кабинета, превратив его в подобие сцены модернистского театра с нелепыми декорациями. Гибнущие корабли. Горящие корабли. Беспомощно падающие корабли. Корабли с развороченными корпусами, отчаянно пытающиеся набрать высоту или сталкивающиеся. Ринриетте показалось, что ей нечем дышать, весь дом был наполнен удушающей вонью сгоревшего пороха. В какой-то миг, наблюдая за тем, как огромный, закованный в сталь, дредноут переламывается пополам, охваченный призрачным огнем, она захотела закрыть глаза. Зажмурить так крепко, чтоб не видеть никаких чар. Но не смогла. Для тех людей, которые были на палубах этих кораблей, бой не был спектаклем, от которого можно так просто отвлечься. Огонь, обжигавший их, не был призрачным, как и шрапнель, что пронзала их тела. У них не было такой возможности – закрыть глаза и сделать вид, что всего этого нет. Значит, и она не имеет права.

- В реалиях современной высокоманевренной войны готландцы сумели сохранить организацию своих построений и в полной мере реализовать свой огневой потенциал, тогда как формандцы, увлекшись вспомогательными ударами, частично упустили инициативу. К исходу четвертого часа боя в непосредственное столкновение вошли основные силы флотов, включая дредноуты и тяжелые крейсера…

Прямо перед лицом Ринриетты горел бесцветным призрачным пламенем корабль. Огромный, как остров, он был так изувечен бесчисленным множеством попаданий, что походил на ком мятого металла, каким-то образом держащийся в воздухе. Свернутые набок трубы, изувеченные, раздавившие друг друга палубы, дымящиеся остовы орудийных башен, зияющие в бортах пробоины… Но все-таки в нем оставалась жизнь – какая-то глупая, нелепая, из последних сил за что-то цепляющаяся жизнь. Уцелевшие пушки изредка били, посылая в водоворот в центре кабинета снаряд за снарядом, а где-то на мостике, едва видимый, вспыхивал гелиограф, передающий какой-то длинный и, скорее всего, уже никому не нужный и бесполезный сигнал.

- Хватит, - глухо произнесла Ринриетта, роняя голову на руки, - Хватит, «Малефакс». Выключи это. Не хочу видеть.

- Тогда позвольте я покажу вам сразу концовку.

- Зачем? – спросила Ринриетта не поднимая головы, - Чтоб увидеть триумф готландского флота? Не уверена, что это доставит мне радость.

- Нет. Чтобы увидеть начало гибели Унии.

Мистер Хнумр, забившийся в свой угол и настороженно взиравший на битву призрачных кораблей, внезапно зашипел. Это было так неожиданно, что Ринриетта вскинула голову, пытаясь понять, что могло его напугать.

Битва уже закончилась. Посреди кабинета висело не больше десятка кораблей с готландскими флагами. Они не походили на гордых победителей в торжественной кильватерной колонне, скорее, на горстку уцелевших. Корпуса во многих местах были пробиты, броневые листы смяты, орудийные башни вывернуты с корнем. Глядя на них, Ринриетта мрачно подумала о том, что Битва под Уорспайтом едва ли станет праздником, отмечаемым на всех островах Готландии. Победа была куплена такой ценой, что мало чем отличалась от поражения.

Мистер Хнумр опять зашипел. Шерстка на его загривке встала дыбом, глаза засверкали. Он явно видел что-то, что не видела сама Ринриетта. Только когда она сообразила проследить за его взглядом, сделалось ясно, что кораблей в кабинете больше, чем ей показалось сперва.

Этот корабль появился со стороны прихожей. Удивительно, что Ринриетта сразу его не заметила, хотя должна была – тот был самое малое втрое больше самого большого готландского дредноута. Он двигался непривычно, как-то порывисто, несдержанно, как обычно не двигаются тяжелые многотонные корабли, ведомые равномерной работой машин. В этом он скорее был похож на рыбу, которая то замедляется, то резким рывком движется вперед, непринужденно меняя потоки воздуха. Этот корабль не был ни дредноутом, ни крейсером. Он вообще не относился к классу воздушных судов, созданных человеком.

Его броневые плиты беспорядочно торчали из бортов, налезая друг на друга, как чешуя. Орудийные башни торчали бесформенными наростами вдоль треснувших и вздыбившихся палуб, как выпирающие из корпуса опухоли. Он выглядел как корабль, побывавший в самом Мареве – и вернувшийся обратно полупереваренным его смертоносными разлагающими чарами. Тонны искорёженной и изувеченной стали, вывернутой под самыми разными углами, остатки трубопровода, вплавленные в бронепалубы, распахнувшиеся зазубренные зевы труб… На смену запаху сгоревшего пороха пришла вонь скверны и разложения, тянущаяся за этим кораблем.

- «Аргест», - Ринриетта сама не заметила, как это слово слетело с ее губ, - Он пришел за ними.

- Почувствовал запах добычи, - «Малефакс» скривился от отвращения, - Неудивительно, возмущение в магическом эфире разошлось на многие тысячи миль от Уорспайта. «Аргест» явился как акула на запах крови. И он получил, что хотел.

Готландские корабли пришли в движение слишком поздно. По какой-то причине они тоже не сразу заметили появление нового хищника на арене. А когда заметили, было уже поздно что-то предпринимать. Пара потрепанных дредноутов развернулась, фокусируя на пришельце уцелевшие орудия, прочие корабли эскадры выстроились вокруг них. Едва ли они догадывались, какая сила им противостоит. Они видели огромный и пугающий, но все-таки корабль. Не представляя себе, чем именно он рожден.