Диван этот они обнаружили случайно, в одном из старых коридоров университета, где он стоял, брошенный и забытый, подобно никчемному музейному экспонату. Идея поднять его на крышу, в их тайное убежище, была столь же глупа, сколь и соблазнительна. Устоять перед ней они не смогли. С них сошло семь потов, прежде чем дерзкий замысел удалось реализовать. Они с Кин потратили почти весь день, втаскивая его на крышу кафедры философии, но от своего не отступались. Лучшие студентки Аретьюзы никогда не отступаются перед сложностями – на то они и лучшие студентки.

Диван оказался невероятно тяжелым, его пружины немилосердно кололи пальцы, а старомодные витые ножки с коварностью осьминога норовили уцепиться за каждый угол. К тому моменту, когда диван был водружен на крышу, они обе ругались так, что могли бы защитить честь университета против команды портовых докеров по самым страшным ругательствам Унии – если бы кому-то пришло в голову организовать что-то подобное.

Их усилия оказались вознаграждены. Теперь у них был свой диван, пусть и ужасно скрипучий, старый, дряхлый, но все-таки свой. Его спина была столь широка, что они могли лежать на нем одновременно, не касаясь плечами друг друга. Впрочем, не так уж часто они использовали эту возможность.

- И что же я должна увидеть в этом облезшем чудовище, мисс Ду Лайон?

- Кончайте придуриваться, мисс Уайлдбриз, - в тон ей ответила Кин, дергая ее за плечо, - Прямо на спинке!

Ринриетта прищурилась. Действительно, на старой щербатой спинке дивана виднелись какие-то белые отметины, нанесенные, судя по всему, масляной краской много, много лет назад. Прежде она их не замечала. Неудивительно – здесь, на крыше, были куда более интересные предметы для изучения.

- Да, действительно. Как будто бы буквы…

- Буквы и есть.

Разобрать написанное Ринриетта смогла лишь несколькими секундами позже, когда зрение окончательно пришло в норму. Букв, собственно, было совсем немного, ровно шесть: «Лин. Дра.»

Скрыв разочарованный вздох, Ринриетта откинулась на спинку дивана.

- Какая-то ерунда.

- Возможно, - неохотно признала Кин, - Или секретный знак. Подсказка. Ключ, открывающий зловещую тайну. На старых островах всегда полно зловещих тайн, ты же знаешь.

- И что же означает этот ключ?

- Сама не знаю, - Киндерли тряхнула волосами, - Но не исключено, что шифр. Надо лишь разобрать его. Лин-Дра… Линза дранная. Линкор драпающий…

- Лентяйка драматическая.

Кин даже не обиделась, лишь поморщилась.

- Здесь «лин», а не «лен», балда.

- Я знаю. Но это не меняет сути.

- Может быть, этот диван раньше стоял в каюте какого-нибудь пиратского капитана, - Кин встрепенулась, глаза ее засияли, - Как думаешь, Рин?.. За ним гнались каледонийские пираты, он был ранен, паруса порваны… Понимая, что ему не выиграть последнего боя, он слабеющей рукой начертил на диване два слова, хранящих тайну его жизни, оставил нам тонкий, как стрелка компаса, намек…

- В таком случае мне остается лишь аплодировать его лаконичности, - Ринриетта сделала вид, что зевает, - Мне бы определенно не хватило двух слов. Мне потребовалось бы больше для хорошего намека. Например… «Киндерли, у тебя светлая голова, но чем больше ты забиваешь ее сказками и ветреными фантазиями, тем меньше там остается свободного места для учебы».

Наверно, она перестаралась. Светлые глаза Кин на миг потемнели от несправедливой обиды.

- Ах, так…

В такие глаза опасно заглядывать, как и в распахнутый небесный океан. Они кажутся прозрачными и безмятежными, но могут и ослепить, точно коварное каледонийское солнце. Поэтому Ринриетта обычно наблюдала за ними лишь украдкой. Иногда наступали моменты – как сейчас – когда ей хотелось нарочно сделать лишний шаг или отпустить грубоватую шутку, чтоб посмотреть, как в безмятежных небесах рождаются крохотные сполохи зарождающейся бури.

- Извини. Должно быть, я тебя с кем-то спутала. С кем-то, кто всю ночь перед экзаменом по античной истории читал «Клад Грозовой Бороды». С кем-то, чья комната завалена дешевыми авантюрными романами в мягком переплете. С кем-то, кто распевает пиратские песни, принимая ванну, и тайком заучивает названия частей такелажа. С кем-то, кто…

Несмотря на свою бледную кожу, Кин почти не умела краснеть - в отличие от самой Ринриетты. Зато с детства в совершенстве владела патентованной гримасой Ду Лайонов, передающейся, должно быть, по наследству в их роду все шесть сотен лет наравне со шпагой самого первого Ду Лайона и его же фамильным гербом.ыыфы

- Покорно благодарю, мисс Уайлдбриз. Я знала, что не могу рассчитывать на то, что вы разделяете мои вкусы, но этот выпад удался вам особенно хорошо. Как принято говорить в ваших кругах, туше!

Кин отвернулась от нее и стала с подчеркнутым вниманием разглядывать университетские шпили. В этом зрелище не было ничего интересного, но Кин как-то обмолвилась, что те напоминают ей мачты парящих где-то в облаках кораблей. Ринриетта никогда не находила подобное сравнение оправданным, с ее точки зрения это были лишь грубые нагромождения камня и стали, но в споры она никогда не углублялась. Кин была тем человеком, с которым ей никогда не хотелось спорить.

- Эй, - она осторожно тронула подругу за рукав форменного мундира, - Я уже говорила тебе, что когда ты начинаешь дуться, то становишься похожа на рыбу-ежа?

Кин негодующе фыркнула, не поворачиваясь.

- Неплохая аллегория, но я рассчитывала на что-то более остроумное. Например, что я летаю в облаках или что-нибудь в этом роде.

Ринриетта тихо вздохнула. Даже спустя несколько лет она так и не смогла привыкнуть к тому, насколько же они с Кин непохожи друг на друга. Иногда ей вовсе казалось, что они – жители двух разных миров, как апперы и дауни, или два ветра, дующих в разных концах небесного океана, один – порывистый и беспокойный, отказывающийся дуть по определенным картой течениям, другой – ровный и прохладный, из тех, что не терпят постороннего вмешательства и всегда дуют в одном, раз и навсегда заданном, направлении. Должно быть, старой Розе пришлось извести уйму времени и сил, чтоб эти два ветра вдруг пересеклись друг с другом…

Даже внешне они являли собой едва ли не полные противоположности. От поколений предков, никогда не живших на высоте ниже семи тысяч футов, Киндерли унаследовала типично-апперские черты – хрупкое телосложение, бледную кожу и полупрозрачные глаза. Рядом с ней Ринриетта казалась себе долговязой каланчой, неказистым серым окунем рядом с грациозной скалярией. Даже двигались они по-разному. Кин – с невесомым изяществом парящего листка, Ринриетта – резко и порывисто, как на уроках фехтования. Кин, несмотря на свою миниатюрность, была сложена как русалка, ни единого лишнего грана, одни лишь мягкие обводы, скрыть которые была бессильна даже строгая серая форма Аретьюзы – приталенный однобортный сюртук и короткие кюлоты. Ринриетта на ее фоне выглядела долговязым нескладным подростком, фланелевый фехтовальный костюм лишь подчеркивал это.

Иногда Ринриетте казалось, что единственное общее, что у них есть – старый диван с выпирающими пружинами и загадочными буквами «Лин. Дра» на спинке.

- Не сердись, Кин, - Ринриетта протянула руку и заправила выбившийся локон Киндерли ей за ухо. Это простое движение далось ей на удивление с трудом, - Я лишь хотела напомнить тебе, что выпускные экзамены почти на носу. Если ты будешь уделять воздушной романтике больше внимания, чем юриспруденции, закончится все весьма печально.

Кин не повернулась к ней, но по тому, что она не отстранила ее руку, Ринриетта поняла, что буря миновала. Мимолетная майская буря вроде тех, что сотрясали их комнату бесчисленное количество раз за последние годы. Такие обыкновенно приносят больше шума, чем разрушений.

- Я все равно сделаю это, - произнесла Киндерли твердо, бессмысленно гладя потертый диван ладонью, - Хочешь ты того или нет. Я уже решила. Только сдам экзамены и… Все уже решено, ясно? Как только получу патент законника, сразу пойду к деду. Он поймет.