Если бы люди еще не рвались так настойчиво вверх, как проклятая кета…

Палуба баркентины казалась облита жидким стеклом. Ее сплошь, от одного борта до другого, покрывал иней и тонкий слой прозрачного льда, который беззвучно лопался от тяжелых шагов абордажного голема. Алая Шельма не обращала на это никакого внимания. Как и прежде, она стояла за штурвалом, не позволяя ему сместиться ни на дюйм, и смотрела в распахнутое морозное небо над головой.

- Фиксирую перебои в машинном отсеке, - доложил «Малефакс», - Недостаточно кислорода для стабильного горения…

- Плевать. Дойдем на попутных ветрах.

Дядюшка Крунч почти физически ощутил, как поморщился гомункул. На больших высотах ветра непредсказуемы настолько, что редко кто осмелится нанести их на карту. Они постоянно тухнут, сменяют друг друга или без предупреждения уходят на другие высоты. Идти под парусом на высоте в пятнадцать тысяч – безрассудство.

Дядюшка Крунч согласен был вечно смотреть вперед, разглядывая облака, но он знал, что рано или поздно придется оглянуться, и малодушно откладывал это мгновенье. Он чувствовал, что когда оглянется в следующий раз, неумолимо висящий на их хвосте «Аргест» сделается еще ближе. Корабль «Восьмого Неба» сокращал дистанцию настойчиво и неумолимо, и чем отчаяннее «Вобла» карабкалась вверх, тем быстрее он настигал ее.

Между кораблями было едва ли две мили – на таком расстоянии даже слепой канонир не промажет по мишени размером с баркентину. Но «Аргест» не стрелял. Может, он и вовсе не станет стрелять, просто навалится стальным килем на корпус «Воблы», расколов его, как огромный топор… Явственная, зримая картина величия нового мира, которую не худо будет запечатлеть в литографии, чтоб выставить в новой штаб-квартире «Восьмого Неба»…

На смену высокослоистым облакам пришли перисто-кучевые. Они выглядели наброшенным на небо белесым покровом из мелких хлопьев или ряби. Совсем бесплотные, невесомые, тончайшие, они плыли куда-то по одним им ведомыми ветрам, безразличные ко всему вокруг.

- Восемнадцать тысяч[156], - доложил гомункул, - Капитанесса, не советую продолжать подъем. Корпус местами сильно обледенел, паруса тоже. Управление делается все хуже, нас сносит боковым ветром.

- Удерживать курс.

Дядюшка Крунч никогда не боялся высоты, но сейчас даже ему делалось не по себе, когда он смотрел за борт. Там, внизу, не было видно даже Марева, лишь непроглядная голубая бездна с белой опушкой. Он видел, как ползет стрелка альтиметра, медленно, но неуклонно. Восемнадцать с половиной. Девятнадцать. Девятнадцать с половиной.

Корди больше не болтала. Она с натугой дышала, широко открывая рот, глаза потускнели, губы приобрели серый оттенок. Во внутренних отсеках корабля было легче, там «Малефакс» еще некоторое время мог поддерживать обычное давление и содержание кислорода, но Корди не собиралась пропускать самое волнующее зрелище в своей жизни. Мистер Хнумр, прежде безразлично свисавший с ее плеча подобием палантина, стал тревожно повизгивать, переминаясь с одной лапы на другую. Даже защищенный теплым мехом «магический кот» ощущал явную тревогу.

- Приближаемся к отметке в двадцать тысяч[157], - из-за иной плотности воздуха голос «Малефакса» звучал непривычно, - Я все еще предлагаю прекратить подъем.

Алая Шельма сама должна была заметить, как тяжело идет «Вобла». Каждый взятый фут давался ей с огромным трудом, скрежещущим напряжением корпуса и такелажа. Обросшие зазубренным льдом паруса выглядели неестественно и жутко. Мачты скрипели так, словно огромный краб пытался разрезать их своей исполинской клешней. Благословение Розы, что баркентина смогла забраться на такую высоту, но если воля капитана поведет ее еще выше, не спасет никакой запас прочности.

«Аргест» двигался с прежней жутковатой грациозностью, напоминая величественно летящий остров, только остров, состоящий из обожженной и перекрученной стали. По какой-то причине он не покрывался наледью, сохраняя свой первозданный багряно-черный цвет. Ему оставалось не более двух миль.

- Кто-нибудь даст мне трут? – спросил по магической связи Габерон, - Кажется, настало время для последней прогулки в крюйт-камеру… Если бы не нога, я бы уже прикуривал свою самую большую сигару…

- Заткнись, Габбс, - коротко отрезала Алая Шельма и внезапно повернулась к ведьме, - Корди, спускайся вниз!

Сырная Ведьма от навалившейся слабости едва держалась на ногах. Судя по беспомощно щурящимся глазам, ее зрение было расфокусировано – еще одно испытание небесной болезнью.

- Куда вниз? – пробормотала она слабым голосом, - В трюм? Ну Ринни! Что я сделала в этот раз?

- Не в трюм. Ниже. Спускайся к балластным цистернам и жди моей команды. Попытайся сосредоточиться. Когда я подам знак, ты должна быть выплеснуть столько магии, сколько сможешь.

- Но что ты хочешь, чтоб я сделала?

- Скажу позже. Иди.

- Я… Понятно, Ринни. Я… сейчас.

Потрусив головой, словно для того, чтоб вымести из нее звенящие ледяные звезды, Корди неуклюже бросилась к трапу, поскальзываясь на обледеневшей палубе. Дядюшка Крунч проводил ее взглядом. Он сам собирался оставаться на капитанском мостике до последнего. И, судя по тому, как жалобно трещали выдерживающие огромную нагрузку бимсы, ждать оставалось не так и долго.

- Что ты задумала, Ринриетта? – тихо спросил он.

Сейчас, когда они с Ринриеттой были единственными фигурами на капитанском мостике, единственными живыми существами в мире, состоящем из обжигающе холодного воздуха, усеянного мелкой ледяной крупой, ему показалось, что она даст ответ. Но капитанесса лишь мотнула головой.

- У меня есть один план. Извини, не могла им поделиться – даже с тобой, - она попыталась дыханием отогреть посиневшую ладонь, после чего вновь мертвой хваткой вцепилась в штурвал, - «Барбатос» в прошлый раз слишком легко взломал «Малефакса» и выудил у него всю информацию. Я не могла рисковать. Впрочем, сейчас ты сам все увидишь. Нет, точнее, услышишь. «Малефакс», дай мне связь.

- Общую по кораблю? Связь с «Аргестом»?

- Нет, - Алой Шельме пришлось закатать себе сильную оплеуху, чтоб зубы перестали лязгать, - Дай мне связь полным спектром по магическому эфиру. Мне нужно, чтоб ты крикнул на весь небесный океан, насколько хватит силы. Сможешь?

- Миль на восемьдесят, - заколебался гомункул, - Может, девяносто… Но я не вижу в этом радиусе ни одного корабля, кроме «Воблы» и «Аргеста». Нам не у кого просить помощи.

- Ничего. Главное – крикни погромче. Пусть само небо зазвенит!

- Готов к передаче. Вам слово, прелестная капитанесса.

Алая Шельма набрала побольше отравленного воздуха в грудь.

- Господин Зебастьян Урко! – крикнула она, обращаясь к распахнутому небу и вытянутым ледяным узорам из облаков, - На тот случай, если вы меня слышите, сообщаю – вы глупы, как старая высушенная таранька! Ваши драгоценные водоросли я самолично распорядилась утопить в Мареве! И если вы вздумаете меня преследовать, я возьму копченого ерша и собственноручно засуну его в вашу бледную тощую задницу!..

Алая Шельма закашлялась, едва не рухнув на палубу. Дядюшка Крунч мгновенно оказался рядом, но, опершись по привычке на него, капитанесса зашипела от боли – броня голема была ледяной наощупь.

- Не могу поверить, что слышал это, - до них донесся слабый голос Габерона, - Это или самый ловкий ход, что я видел, или самое большое безумие. Но почему ты уверена, что господин Урко услышит тебя?

Из-за истончившихся белых губ улыбка капитанессы походила на ледяной скол.

- Мы на высоте двадцать тысяч футов, Габби, в краю апперов. Он меня услышит, даже если находится на другом краю небесного океана.

- И явится вытребовать долг?

- Надеюсь на это.

- Какие еще будут приказания, прелестная капитанесса?

- Никаких. Продолжайте подъем.

Они поднимались бесконечно долго. Казалось, в этом краю обмороженного неба даже время теряет обычную прозрачность, замерзает, как вода. Дядюшка Крунч попытался сосредоточиться на подъеме, впиться в штурвал «Воблы» так, чтоб чувствовать каждую доску баркентины, однако даже он время от времени заворожено оглядывался.