«А их много, - отстраненно подумала Шму, когда обнаружила, что стоит по колено в карпах, - Кажется, я немного перестаралась, подкармливая их. Капитанесса будет очень недовольна…»

Чудовище взвыло, глядя на то, с какой скоростью исчезают водоросли. Оно взмахнуло своей страшной раздувшейся рукой, ставшей подобием крабьей клешни, но тщетно – карпы были куда быстрее. Они чувствовали пищу – и они видели пищу. Что же до страха, возможно, их страхи были слишком крошечными или слишком абстрактными, чтоб «Вобла» могла воплотить их в подходящий кошмар.

Чудовище заревело и принялось отгонять карпов от их добычи. С таким же успехом оно могло бы попытаться отогнать облако. Всю нижнюю палубу затопили звуки оживленного чавканья - карпы наваливались на разбитые бочки и жадно поедали их содержимое.

- Чертовы отродья! – ревело чудовище, тщетно размахивая когтями, - Убирайтесь отсюда! Прочь!

Его рев все еще был оглушительным, но уже не громоподобным. И само оно, как показалось Шму, стало таять, неумолимо теряя в объеме, оплывать, точно клок утреннего тумана под ярким полуденным солнцем. Движения сделались несогласованными, резкими, беспорядочными, оно уже пошатывалось, хоть и не утратило ярости. Но на место каждого раздавленного им карпа прибывало еще три – и на смену яростному рыку пришли злые, исполненные глухого отчаянья, стоны.

Чудовище рассыпалось на глазах. За ним оставался шлейф предметов, некогда составлявших его дело – разбитые сундуки, бочки, обрывки парусины, осколки мебели, мушкетные пули… Глаза, еще недавно заставлявшие Шму терять сознание от ужаса, уже не казались столь жуткими, утратив половину своих осколков. Изо рта вываливались куски старомодных кирас, служивших чудовищу громыхающими зубами. Съехала на бок подгнившая мешковина, так похожая на седые волосы. С грохотом вывалилось ядро, служившее основанием черепа. Под конец чудовище перестало сопротивляться. Оно впилось леденящим взглядом в Шму и прошамкало:

- Думаешь, победила? Глупая девчонка. Нельзя победить то, что часть тебя… А я всегда буду с тобой, маленькая Шму, до конца твоей смешной, нелепой жизни!.. Я буду ждать тебя в темноте каждой ночи, в грохоте грозы, в скрежете дверных петель. У твоего страха будет мое лицо… Я буду приходить к тебе каждую ночь!..

Чудовище исчезло. Обратилось вдруг ворохом хлама, брошенного на палубе. Шму некоторое время просто смотрела на него, не в силах даже оторваться от борта, к котором приросла. Карпы подбирали последние крохи своей добычи, от их внимания не укрылась даже самая мелочь. Шму оглянулась. От груза «Воблы» остались лишь деревянные доски да погнутые обручи. Да, капитанесса определенно будет недовольна.

- Приходи, - наконец пробормотала она, чувствуя, что вот-вот лишится чувств, - Но не расстраивайся, если не застанешь дома…

Она попыталась сделать шаг по направлению к трапу, но слишком поздно поняла, что даже на это не остается сил. Что было дальше, она не знала. Потому что еще до того, как ее тело медленно сползло на палубу, сама она уже канула в непроглядную безлунную ночь.

* * *

Воскресать из мертвых – ужасно неприятно. Она поняла это, когда пришла в себя. И это не было похоже на Восьмое Небо.

На Восьмом Небе – облака из сахарной ваты, а ветра пахнут цветами, которые никогда не цвели на островах Готланда. Шму точно это знала – из какой-то старой книжки, что читала ей давным-давно мать.

Она лежала в темноте на чем-то жестком, тело вяло стонало, горло саднило от жажды. Нет, не Восьмое Небо. Тамошние облака должны быть куда мягче. Как же жестко лежать на голой палубе трюма… Чудовище!

Шму непроизвольно напряглась и едва не взвыла в голос – кто-то приложил к ее груди полосу раскаленного железа.

- Лежи! – приказал чей-то голос, строгий и саркастичный одновременно, - Дядюшка Крунч обещал, что лично отправит меня на необитаемый остров, если я позволю тебе встать с кровати раньше завтрашнего дня.

- Но я…

- Лежи. Сейчас я сделаю немного светлее.

Голос не соврал, мягкое магическое свечение охватило все вокруг, и для этого не потребовалось много усилий – Шму разглядела, что находится в тесном отсеке, все убранство которого состоит из койки. Ее каюта. Сейчас она вдруг показалась Шму изысканнее лучших покоев в фамильном замке фон Шмайленгзингеров.

- Не буду пока оповещать команду, что ты пришла в себя, - задумчиво произнес голос, - Не хватало еще, чтоб они все ввалились сюда и помешали выздоровлению. Корди грозилась напечь четыреста фунтов блинов и все скормить тебе вместе с ежевичным джемом. Впрочем, некоторые из твоих посетителей оказались весьма… упорны.

Что-то большое и тяжело сопящее шевельнулось в изножье ее койки. Шму взвизгнула бы от неожиданности, да подвели голосовые связки. Но существо не спешило нападать. Неуклюже вразвалку шагая, оно пробралось поближе к Шму и привалилось к ней, умиротворенно вздыхая. Влажный теплый нос жадно прижался к ее подбородку и затрепетал. Внимательные коричневые глаза вомбата смотрели прямо в лицо Шму. Осторожно подняв руку, ту, что не висела на перевязи, Шму легонько потрепала его по холке. Мистер Хнумр блаженно заурчал.

- Самый настойчивый твой посетитель, - «Малефакс» вздохнул с показным смирением, - Других мне удается выпроваживать, а этот просидел в твоей каюте три дня. И не похоже, чтоб собирался уходить. Кажется, у него здесь пост наблюдения.

- Три? – ошарашено пробормотала Шму.

- Я не собирался будить тебя. Кажется, ты давненько не высыпалась, а?

- Три дня… А как же Каллиопа?

- Мы уже в тысяче миль от нее и продолжаем удаляться. Наша прелестная капитанесса рассудила, что Паточной Банде больше нечего делать в пределах Унии. С ней все согласились. К тому же, на что нам Каллиопа, если груза больше нет? Дядюшка Крунч ворчит, что апперы не простят нам этого, но он всегда такой, ты его знаешь…

- Как… корабль?

Шму пришлось сделать два вздоха, чтоб произнести пару слов. Она чувствовала себя бесконечно слабой, словно превратилась в клочок ветоши, прилипший к палубе. Осторожно ощупав себя под одеялом, она на миг обмерла от ужаса. Пальцы больше не ощущали плотной дубленой кожи, обтягивающей тело. Кто-то стянул с нее привычный костюм Сестры Пустоты, стянутый жесткими ремнями, оставив единственным облачением лишь пропитанные зельями повязки. При мысли о том, что это мог быть Габерон, Шму мысленно застонала – ей вдруг захотелось провалиться прямо сквозь койку и палубу…

- Наша старушка все еще на ходу, - благодушно ответил «Малефакс», - несмотря на то, что ее чуть не разорвало изнутри магическим штормом. Но теперь она пришла в себя и раскаивается. Ни одного опасного магического всплеска за три дня. Более того, Корди утверждает, что «Вобла» пытается извиниться за все, что с нами случилось. На нижних палубах часто слышна органная музыка, в трюме приятно пахнет флердоранжем, иногда слышен чей-то смех…

Шму с трудом понимала, о чем говорит «Малефакс». Она сама себя ощущала так, словно выплеснула слишком много энергии и теперь ей нужно время, чтоб восстановиться. Сонливость наваливалась на нее мягким пушистым облаком, заставляя веки смыкаться сами собой. Досточно хотя бы раз подняться в небо, чтоб понять – облака вовсе не мягкие и не пушистые, они колючие и мокрые, но сейчас Шму не хотела думать об этом. Она хотела спать.

Мистер Хнумр, не просыпаясь, стал жевать угол ее одеяла. Если он и походил на умирающего, то только от голода. Шму с улыбкой погладила его пальцем по лоснящемуся коричневому носу.

- Хнумр-хнумр-хнумр… - забормотал во сне тот.

- Почему ты называешь меня отважной воительницей? – шепотом спросила Шму у пустоты.

Оказывается, говорить не так сложно. Надо лишь набраться смелости открыть рот, а дальше слова сами лезут из тебя, обгоняя друг дружку, словно игривая форель на свежем ветру. Иногда даже впору прикусить зубами язык, чтоб чересчур не трепыхался…