— Все хорошо, — успокоила его Гермиона, медленно проваливаясь в нечто наподобие сна.

*

Едва удержавшись на ногах, Гермиона схватилась за стул и перевела дыхание. Палочка с глухим стуком упала рядом. Бегло осмотревшись, Гермиона тихо простонала и быстро кинулась к шкафу, доставая запасную мантию. Накинув ее, Гермиона схватила палочку и выскочила из кабинета, бегом направляясь к Атриуму. Шагнув из камина в гостиной дома на Гриммо, она огляделась и облегченно выдохнула.

— Гермиона? — наверху лестницы показался Гарри. Он медленно спускался и смотрел очень пристально, настолько, что у Гермионы сразу закрались подозрения.

— Привет, — тихо ответила она.

Он глянул на ее мантию и слабо улыбнулся.

— Ты вернулась.

— Откуда? — прошептала Гермиона, затаив дыхание.

— Думал, ты мне скажешь.

— Ты знаешь? — Гермиона смотрела на него широко распахнутыми глазами. Неужели это случилось? Неужели она «будущая» появилась в этом доме, и Гарри увидел ее?

— О том, что ты пострадала от Маховика времени? Знаю, — он шагнул ближе и сгреб Гермиону в охапку. — О чем ты только думала, скрывая это от нас? А если с тобой что-то случится в другом времени? Если ты не вернешься?

— Всегда возвращалась. Это не исправить, Гарри. И то, что об этом заболевании будут знать другие, мою участь не облегчит.

— Твою участь? — Гарри отстранился, держа ее за плечи. — Что ты знаешь, Гермиона?

— Меньше, чем ты думаешь.

— Но… постой. Ты не помнишь, что только что была у меня?

— Нет, эти воспоминания не связаны между собой. На данный момент я не знаю, что через несколько лет вернусь назад и буду разговаривать с тобой.

— С ума сойти, — пробормотал Гарри.

— Иногда я думаю, что уже сошла. А ты так спокоен…

— Второй раз за сегодня слышу это от тебя, — улыбнулся Гарри. — Но я не столько спокоен, сколько пока еще не могу поверить в то, что увидел и узнал. И я понятия не имею, что теперь делать.

— Ничего, Гарри, — Гермиона сжала его руку. — Жить дальше.

Она надеялась, что следующее путешествие будет нескоро, но уже через два дня, сидя вечером на кровати в своей комнате, она опять почувствовала приближение исчезновения. Отбросив книгу, Гермиона соскочила с кровати и бросилась вниз.

— Гарри!

Он сидел на полу в гостиной, обложившись стопками пергамента, готовясь к экзаменам, но услышав крик Гермионы, подскочил на ноги.

— Гарри, — она сбежала с лестницы. — Опять.

— Возвращайся скорее, — мрачно сказал Гарри, обнимая ее.

Распахнув глаза, Гермиона поморщилась от боли — что-то впивалось под лопатку. Пошевелившись, Гермиона вытащила из-под спины сухую ветку и испуганно осмотрелась. Схватив первый попавший лист, она превратила его в мантию, завернулась в нее и, услышав знакомый голос, осторожно выглянула из-за куста, за которым появилась. Она оказалась в маленьком парке, расположенном рядом с площадью Гриммо. На небольшой поляне она увидела себя — сидящей на пушистом красном пледе и держащей на руках грудного ребенка. Рядом кто-то лежал, она не видела его лица, а вокруг бегал маленький мальчик, гоняясь за яркими, явно волшебными, бабочками. Гермиона замерла, затаив дыхание, наблюдая за этой семейной идиллией. Она почти всегда отправлялась в прошлое, редко когда отрывочно видя будущее, и сейчас широко раскрытыми глазами смотрела на свою будущую семью. Повернув голову, взглянув на видневшийся вдалеке двенадцатый дом, Гермиона медленно перевела взгляд обратно, как раз в тот момент, когда на возмущенный детский вопль «Папа» лежащий парень поднялся. Гермиона резко дернулась назад, прячась за кустом, и прижала ладони к лицу.

Вернувшись в гостиную, Гермиона улыбнулась, увидев свою одежду, сложенную на диване. Гарри в комнате не было, и она, одевшись, села на диван, поджав под себя ноги. Целитель Мэврик однажды сказал ей, что эту болезнь она может рассматривать как дар — не каждому дано быть оторванным от времени, знать все, видеть наперед, не бояться будущего. Но Гермиона была с ним не согласна. Она наоборот считала это проклятием. Она не была оторвана от времени, она была зависима от него, она не могла поступать так, как хотела, потому что уже знала, как должна поступить, и не могла иначе. Теперь она знала, что ее будущее завязано на Гарри, и ей оставалось только ждать, когда этот выбор сделает он.

*

Дверь в спальню была открыта, и солнечный свет из окна заливал коридор третьего этажа. Черноволосый мужчина копошился в ящике стола, дергаными движениями выбрасывая из него какие-то конверты. Гермиона замерла в дверном проеме, она не боялась, что Гарри может обернуться и увидеть ее, зная, что он сразу поймет, что случилось. Ведь он помнит свое прошлое.

— Да где же это гребаное письмо? — тихо рявкнул Гарри. Обернулся он резко, Гермиона даже вздрогнуть не успела. Он хотел что-то сказать, но увидев ее, молча вздохнул. Гермиона думала, что, конечно же, было бы лучше, если бы она спряталась где-нибудь в доме, дожидаясь возвращения в свое время, но когда она оказалась так близко от этого незнакомого взрослого Гарри, соблазн рассмотреть его оказался слишком велик.

— Опять началось, — негромко сказал Гарри.

— Были перерывы? — спросила она, всматриваясь в него. Под левым глазом, едва ниже очков, был жуткий, явно свежий шрам.

— Были, — кивнул Гарри. Подойдя к ней, он аккуратно взял ее за локоть и завел в комнату, прикрыв дверь и наложив заглушающие чары. — Дети дома, — ответил он на ее вопросительный взгляд. — Думаю, им не следует все это знать.

— Сколько их у… нас?

Он усмехнулся и покачал головой.

— В двухтысячном ты не рассказала мне, откуда у меня появится это, — он постучал подушечкой пальца по щеке чуть ниже шрама. — И я не расскажу тебе о твоем будущем. Но знаешь, я совсем не против, если ты скажешь мне, — он ткнул большим пальцем себе за спину, — чтобы в феврале две тысячи восемнадцатого я почаще прикрывался щитом. Особенно на заброшенной стройке под Бристолем, — он подмигнул, и Гермиона засмеялась.

— Ты жульничаешь, так нельзя.

— Разве я меняю что-то глобальное? — он улыбнулся. — Откуда ты?

Гермиона улыбнулась в ответ.

— Как раз из двухтысячного.

— А месяц?

— Октябрь. А что такое?

— Ничего, — Гарри покачал головой, но вид у него был настолько загадочный, что Гермиона тут же схватила его за руку.

— Скажи мне.

— Ну уж нет, — он откровенно веселился. — Я не могу так с собой поступить.

— Гарри, не пугай меня. Что должно произойти?

— Ничего страшного, — он немного наклонился к ней. Гермиона жадно всматривалась в его черты. Она видела календарь на стене — Гарри тридцать семь, но его глаза все так же блестят, волосы такие же непослушные. Лишь тонкая сеточка морщинок у уголков глаз и губ говорила о его возрасте. — Показать?

— Да, — удивленно отозвалась Гермиона и замерла, когда Гарри, скользнув кончиками пальцев по ее шее, прижал ладонь к ее щеке.

Она впервые поцеловалась с Гарри, когда ей было двадцать один, а ему — тридцать семь, и Гермиона еще не знала, что это будет далеко не самым странным ее воспоминанием.

*

Пятого декабря, сонно потирая глаза, Гермиона спустилась на кухню и едва сдержала крик, увидев себя. Она помнила первое правило использования Маховика — нельзя в другом временном отрезке встречаться с собой же — сойдешь с ума. Она уже попятилась назад, как ее старшая копия заговорила:

— Ты не сойдешь с ума. Ты же видела свое будущее, видела свою семью.

— Это ненормально, — прошептала Гермиона.

— Но это твоя жизнь. Моя жизнь. Мы навсегда вырваны из временной цепочки.

— Когда это прекратится?

— Будет период, когда ты даже успеешь забыть об этих перемещениях. Лет десять. А потом, как видишь, — она указала на себя, — все вернется.

— Сколько тебе?

— Тридцать восемь.

— Значит, это тебя Гарри впервые увидел?

— Да, — она улыбнулась, а Гермиона пристально осматривала ее с головы до ног. — Он у нас молодец, правда? Многое пережил, помогал, поддерживал.