В туже секунду Петр Дегтярев оказался на самом кончике огромной, вертикально стоящей сигарете размерами с Эверест. И это кончик сам по себе стал дымиться... Представьте себе круглую площадку размерами со стадион Лужники, которая превратилась пылающие угли. Да еще со змеями струйками, из которых ядовитый дым впивается в ноздри и начинает драть горло.
А ботинки уже плавятся, вспыхивают штаны.... А на высоте громадное как туча циклона смеющее лицо мальчишки-демиурга с белой шапочкой санитара на голове и с гавайской сигарой в зубах.
Корсак ( И от чего у него такое земное имя?) шутя произносит:
- Курение как хитрый капкан, только его ставят не люди на лисиц, а лисицы на людей!
Девушка-демиург хлопнула всемогущего шалуна по плечу:
- Полегче с ним, а то сгорит дяденька полковник!
Корсак и Дегтярев снова оказались на песке, только теперь на побережье чудесного моря. Где-то в отдалении бегали чудесные девушки в нарядном бикини. Некоторые из них плыли по волнам, перебрасываясь разноцветными шариками с рисунками. Выглядели девчата красиво - словно в синхронном плавании. Да еще игрались, подбрасывая ножками мячики, или предметы похожие на елочные украшения.
Идиллия... А сам юный уже боекостюме, очень похожем, на те что создают талантливые художники рисуя комиксы. А на плечах крутятся гиперлазерные установки.
Мальчишка-демиург скалясь, спросил Дегтярева:
- Тебе нравится космическая опера?
Петр сострил в бульварном стиле:
- А что и космосе есть опер - которому пишут доносы?!
Оба крутых демиурга расхохоталось, и Дегтярев неожиданно оказался в большом городе
Зрелище, представшее перед ним, было не для слабонервных людей. Поначалу инженер-полковник подумал, что сходит с ума. Величественный город, столица галактики неизвестно как империи предстала во всей своей дичайшей красе. Роскошные многокилометровые небоскребы, исполинские храмы, невообразимо гигантские статуи, каскады садов и фонтанов, светящихся устройств, колоссальные рекламные щиты, на которых могло поместиться полсотни олимпийских стадионов и многое другое. Если добавить миллионы разнотипных красочно-экстравагантных летательных аппаратов, то для страстно увлекающегося наукой профессора-полковника начала ХХI века это было уже сверх всякого предела.
И все же страха ни капельки. Было лишь чрезвычайное возбуждение, и даже неописуемый восторг при виде такого невообразимо красочного великолепия, созданного руками разумных существ. Все в этом мегаполисе воспроизведено грандиозно и чарующе. На небе светились несколько звезд. Самая яркая розово-желтая звезда, две зеленые, одна синяя и две почти невидимые вишнево-сапфировые, что естественно при столь интенсивном освещении. Тем не менее, не смотря на сильный свет, глаза не резало и не было жарко. Температура очень приятная, дует легенький прохладный ветерок.
Петр вдруг ощутил, что он изменился, став ребенком максимум двенадцати лет, тоже шортиках, в легкой маячке с рисунком в виде Гарри Поттера с помощью упряжки управляющего драконом. Ну, что же менять воплощения ему не привыкать. Все же это лучше, чем оставаться крокодилом ( причем не фигурально, а буквально!).
Мальчишка-полковник зашагал по семицветному тротуару, тротуару, обрамленному цветами, статуями, многоцветными мигалками, кристально полированной плиткой. Босые, детские подошвы ощущали очень гладкую, даже пожалуй скользкую как лед, дающую люминесценцию, но к счастью не слишком горячую поверхность.
Дегтяреву вспомнилось далекое босоногое детство и от этих воспоминаний колюче засосало под ложечкой и даже захотелось всплакнуть. А ведь звучало в одной старой советской песне; годы вернуть невозможно, только осталось мечтать.
А прав оказался все же Дима Билан, со своим знаменитым шлягером: "Все невозможное, возможно - знаю точно!".
М-да, вот теперь ты снова ребенок и это по своему здорово. Даже мысли меняются, хочется прыгать, смеяться, проказничать. А вокруг так сказочно - вот оно восприятие детства, что усиливает впечатление от чуда!
Все в это футуристическом мегаполисе, было зеркально-сверкающим и ослепительно великолепным, даже утилизаторы мусора оказались выполнены в форме экзотических зверей и птиц. Они раскрывали пасти и вежливо благодарили, когда им бросали мусор. Когда Петр сбросил с ноги оплавленный и покоробленный ботинок мини-солдата( откуда в голове возник подобный термин?), из тротуара словно это водная гладь выпрыгнул мусорщица-птица. Он воспроизводилась с головой орлицы, но пропорционально большим клювом, туловищем полосатого баклажана, обрамленного тремя порядками пышных лепестков. Каждый ряд отличался по цвету и форме побегов, а крылья и вовсе имели подвижную как видеоролик раскраску. Пернатая и одновременно цветочная мусорщица проглотила ставшую негодной для носки обувь, мелодично прочирикав:
- Себя в сомненьях мучить нет у нас причина! Во всей вселенной нет отчаянней парней! Бросают мусор настоящие мужчины - витязь чужого убей! Витязь чужого убей!
Ставший мальчишкой Петр Дегтярев растеряно помахал "мусорщице-примадоне" рукой и выдал:
- Самое удивительное в человеке, что его не удивляет феерическое, но поражает банальное!
Впрочем странно, что сверхпрочная военная обувь расплавилась, а сам он не получил, даже меленьких ожогов. Впрочем, одежда вроде бы слишком не пострадала, хотя роскошный комбинезон был потерян.( Снова эта странная память от прежнего носителя!). Но кое-что сохранилось, и ему не столь уж стыдно идти по городу в нарядной майке и шортиках, нормальной одежде для мальчика в жаркую погоду.
Хотя воплотившийся в ребенка Дегтярев и смущался своих босых ног, крайне неуместных в столице, где каждая статуя, машина, фонтан, композиция, то или иное сооружение блистало оглушающее кричащей роскошью. Как нищий оборвыш в правительственном квартале Санкт-Петербурга, невольно краснеешь когда кто-либо приближается к тебе.
Пешеходов на улицах в данных момент немного, в основном это были дети. Поскольку это один из центральных секторов мегаполиса, здесь селились именитые представители неводом нации. Как раз оказался период, когда мини-солдатам предоставляют краткие каникулы, что познать хоть чуть-чуть жизни без изнурительной муштры, дать почувствовать радости детства. Кроме того этот небольшой по сравнению казарменным периодом промежуток отпуска, являлся своего рода поощрением, за успехи в учебе и боевой подготовке.