Строки Пушкина звонко разносились под сводами Стеклянного рынка, удивительно контрастируя с гулом обыденных рыночных разговоров. Заинтригованный, я поспешил на голос, но когда добрался, представление уже закончилось. Во всяком случае, ничего необычного я не увидел. Перед прилавком с надписью «Соленья» топтались люди, а одинокий парнишка по ту сторону прилавка взвешивал покупательнице солёные огурчики.

Огурчики были небольшие, усеянные аккуратными пупырышками. Даже отсюда видно, какие они упруго хрусткие. И запах от бочки шёл несказанный. Ароматы укропа и тмина, горького перца, чеснока и листьев хрена, соединившись вместе, создавали сказочный эффект и вызывали настоятельную потребность встать в очередь и приобрести.

Впрочем, людей в очереди стояло немного. Оно и понятно, цена на огурчики нынче такая, что перешибёт любой аромат. Хотя, ценника возле продавца не было.

– Спасибо, – сказала покупательница и отошла.

К прилавку придвинулась дородная дама в ярком платье.

– Моя очередь, – произнесла она.

Парнишка одёрнул белую казённую курточку и ожидающе посмотрел на даму. Та вдруг покрылась пунцовыми пятнами и закричала:

– Хватит глупостей! Говорите толком – почём ваш товар?

– Меняю на стихи, – негромко ответил продавец. – За одно стихотворение, не входящее в школьную программу – полкило огурцов.

– Вот что, – подвела итог дама. – На Кузнецком рынке огурцы идут по три рубля. Пусть у вас будет также. Мне два килограмма.

– За три рубля поезжайте на Кузнецкий.

– Да он издевается! – взвизгнула дама, но очередь, поднажав, оттёрла её.

К весам протиснулась маленькая старушка и сходу затараторила:

– Кто автор? – уважительно спросил продавец, когда старушка замолкла.

– Ну, милый, этого не скажу. Сколько лет прошло, как учила. Где упомнить…

– Видите?.. – закричала из-за спин дама. – Это программное! Просто программа изменилась. Не давайте ей!

– Если вы расскажете из программы церковно-приходского училища – тоже получите огурцов, отрезал продавец, запуская в бочку огромный эмалированный дуршлаг.

Народу в очереди было немного, и я, после секундного колебания, встал в конец.

– Я ещё Чуковского помню, и Агнию Барто, и Дядю Стёпу; у меня правнуков девять душ… – доказывала старушка, пряча в сумку огурцы, но на неё шикнули и заставили молчать – пришла пора расплачиваться следующему покупателю.

Очередь двигалась медленно, особенно, когда попадалось длинное стихотворение, но покупатели не роптали. Выступившие смешивались с толпой и сами становились слушателями.

Никто больше не пытался и получить огурцы за деньги, лишь какой-то дядька испитого вида то и дело вклинивался в очередь, невнятно произносил что-то и отходил прочь. Было видно, что у него нет ни стихов, ни денег, но огурцов ему хочется.

Спортивного вида парень прочёл по-французски апполинеровский «Мост Мирабо», а потом повторил его в переводе Кудинова. Вытряхнул из пластикового мешка несколько тетрадок, зажал их под мышкой, переложил огурчики в мешок и быстро ушёл, смущаясь чего-то.

Бойкая школьница вдохновенно проскандировала Асадова и получила в награду десяток кривобоких пупырчатых уродцев.

Следующей была моя очередь, но тут вновь появился испитой гражданин. На этот раз он решился.

– Я тоже знаю! – гаркнул он:

– Рассолу могу налить, – предложил продавец.

Дядька возмущённо крякнул и ретировался. Взгляды повернулись ко мне. Я вздохнул и произнёс:

– Хорошо… – неуверенно сказал продавец.

– Но мало, – подсказал я.

– Да нет, дело не в количестве строк…

Мне стало жаль паренька, и я сказал:

– Дайте один огурчик, но такой, чтобы был достоин этих строк.

Я шёл по рынку, хрустел свежепросольным чудом и думал, что старик Хайям не обиделся бы на меня за такой обмен. Уж он-то прекрасно понимал, что людям равно нужны и стихи, и огурцы. Да и другие поэты, наверное, тоже не в претензии. Ведь их помнят, учат наизусть…

У входа в рынок я заметил даму в цветастом платье. Двумя холёными пальчиками она держала купленную в газетном киоске поэтическую однодневку. В глазах дамы застыло отчаяние.