– Ты может и да, но я – нет. Есть еще кое-что, к чему мне нужно приложить руку.

И он знал, что ему предстоит сделать. Время еще не упущено, еще есть шанс все исправить.

На следующий день его вызвали с докладом в штаб. Рядом стояли инструктора из параллельных групп, ехидно поглядывая на своего коллегу, предвкушая разнос по всем фронтам. Да и сам Виктор прекрасно понимал, что этот доклад может стать последним в его военной карьере и подведет черту под многолетними неудачами на этом поприще. Прозвучал гонг – на трибуну вошли высшие офицеры в сопровождении охраны, неся штандарты Клана, склонив головы. Все протокольные условности соблюдались с невероятной точностью даже если это и было излишним.

Потом тишина. Когда все уселись, стоять остались только инструкторы Клана.

– Что ж, – сказал один из старших офицеров с блестевшей залысиной. – У нас не так много времени, как хотелось бы, поэтому начнем сразу, без прелюдий.

Двое других согласились и приступили к делу.

На трибуну напротив вызывали по одному из каждой группы. Докладу каждого отводилось не больше десяти минут, учитывая то, сколько инструкторов было сейчас в штабе, быстро все это не могло закончиться. Его же, как чувствовал Виктор, оставили на закуску.

Один за одним молодые и не очень инструкторы подходили к предоставленному месту и начинали говорить. Час, другой. Все тянулось слишком долго. Обеденное время давно осталось позади и солнце системы медленно, но верно скатывалось за тусклый горизонт, откуда в это время налетала песчаная буря. Это удивительное явление на планете-полигоне всегда заставляло его всматриваться вдаль, желая увидеть как формируется стена песка, а потом набрасывается на казармы, поглощая в себе все постройки тренировочного лагеря. Но и в этот раз ему было не суждено разглядеть зарождение стихии.

Услышав свое имя, Виктор вышел вперед, держа в правой руке доклад и отдельную папку с личным делом единственного выжившего.

– Шило Виктор Вячеславович… я правильно произнес имя?

– Так точно.

Один из офицеров, сидевших на трибуне, уставшим взглядом остановился на нем.

– Ну что ж, капитан Шило, так это вы?

– Что значит я?

– Нам доложили о ваших успехах, если можно так сказать. Но прежде чем приступить к главному, все же хочу услышать ваш доклад.

Виктор встал плотнее к трибуне, положил на деревянную поверхность и раскрыл папку с личным делом. Доклад не читал – он знал его наизусть. Все обычно и неинтересно. Такие ему приходилось зачитывать сотни раз, если не больше, что толку повторять все сначала.

– Подготовительный квартал пройден, – в горле все пересохло. Сейчас нужно было сказать «успешно», но в его случае говорить так было нельзя. Он слегка помялся, стараясь держаться твердо, но предательская дрожь в руках не давала ему покоя. – Я провел с новобранцами все необходимые тренировки, учебные занятия по тактике, рукопашному бою, выездные стрельбы. Все, за исключением нескольких, сдали нормативы на «отлично».

– Это мы все знаем, товарищ капитан, – перебил его главный из трех высших офицеров, – но «отлично» вылилось в горы трупов и уже не первый раз. За последние несколько лет вы смогли подготовить только двенадцать человек, в то время как ваши коллеги из смежных групп почти три сотни. Вам не кажется, что разница слегка не в вашу пользу.

За спиной послышался легкий смешок. Виктор кипел от ярости. Будь они сейчас где-нибудь в другом месте, он мог бы развернуться и с легкостью свернуть шеи всем тем, кто смел смеяться над ним. Они боялись его, знали, что никто из них не мог даже близко сравниться с ним, но сдержался, ведь именно этого срыва сейчас ждали его недоброжелатели.

– Вам есть что сказать? – повторился вопрос с трибуны.

– Последнее время качество новобранцев стремительно падает…

– Послушайте, капитан, легко винить кого-то другого в своих промахах, но в вашем случае это выглядит слегка странно.

Один из высших офицеров открыл лежавшую перед ним папку, пролистал несколько страниц и остановился в самой середине.

– Шило Виктор Вячеславович. Гвардии капитан. Боевой офицер. Пилот «Громовержца». Дважды ранен под Шоггурдом. Служил в 59 отдельной механизированной группе в Нафрине. Неполный кавалер ордена Славы. «…проявил доблесть и отвагу в битве за ущелье Саргун, где грамотными действиями помог «соколиной стае» удержать позиции и не дать звену Бешеных Псов прорваться в тыл основных сил Клана». – затем закрыл личное дело капитана и продолжил уже немного издевательским тоном. – Слишком много похвалы для такой детской отговорки. Мы о вас навели справки в Главном Управлении и были сильно удивлены как у такого опытного офицера такие детские ошибки.

– Я не хочу оправдываться.

– Никто вас и не просит. Дьявол кроется в деталях. Дети гибнут; наши будущие воины не проходят контрольных испытаний в вашей группе. Смертность просто зашкаливает. Из двадцати с лишним в последней группе едва выжил только один, и тот должен пробыть в медблоке приличное время, потеряв драгоценные дни для освоения боевой техники.

– Моей вины здесь нет.

– Ошибаетесь, товарищ капитан. Если на ком и лежит вина за все случившееся, то только на вас. Как вы это не понимаете?

Он понимал. Прекрасно. Гораздо лучше, чем кто-либо из присутствующих, просто не хотел этого говорить на публике.

– Совет хочет поднять вопрос о вашей демобилизации. Только награды и регалии все еще спасают вас от незавидного и бесславного конца.

– Я понимаю, – Виктор тихо произнес эту фразу, буквально выдавив ее из своей груди. – Дайте мне шанс.

– Что, простите.

– Шанс. Всего один. Я подготовлю вам первоклассных бойцов.

– Время упущено, капитан. Командование готовит полномасштабное наступление. Укомплектовываются последние роботизированные звенья – вам просто не хватит времени для подготовки.

Потом наступила тишина. Виктор вслушивался в нее, ловя мельчайшие звуки, стараясь не пропустить ни единого слова из разговора шептавшихся между собой офицеров. Каждый из них время от времени поглядывал в его сторону. Капитан стоял прямо – не хотел показывать своего недовольства всем вышесказанным, но в душе понимал, что именно сейчас решается его судьба.

Затем один из трех высших офицеров поднялся на ноги. Его лицо не выражало никаких эмоции. Такие он видел разве что у палачей и судей, выносивших свои приговоры подсудимым.

– Приняв во внимание все ваши заслуги, капитан, мы все же не можем нарушить приказ командования клана и оттянуть сроки пополнения резервов – это не в нашей компетенции. К счастью или к сожалению, но вам придется забыть о будущей работе инструктором. После того как наш Клан вернет потерянные территории, мы будем вынуждены распрощаться с вами, капитан. Вопрос о внесении ваших генов в священный пул так же будет рассмотрен отдельной коллегией в соответствующем порядке.

2.

«… он улетал. И черный взмах крыла покрыл собою небеса.»

Проснувшись, он мало что помнил, ну разве что последние секунды того самого вечера, где он, вопреки всему, выжил и стал первым.

В груди немного покалывало. Было тяжело дышать. Дотронувшись свободной рукой до источника боли, он наткнулся на плотную перевязку. Теперь все стало ясно – удар соперника все же сломал несколько ребер, хотя в тот момент, когда он мчался со всех ног, боль не давала о себе знать. Однако сейчас это вряд ли могло оправдать того состояния в котором он находился все это время.

Комната больно блестела. Лампы дневного света горели так ярко, что свет от них резал глаза, словно стеклом. Понадобилось время, чтобы привыкнуть, но к тому времени его уже осматривал один из вошедших врачей. Худощавый дядька средних лет, одетый в длинный белый халат, распахнутый на все пуговицы, он молча изучал показания приборов, подключенных к его телу.

– Долго я здесь? – спросил мальчуган, глядя на доктора.

Тот ничего не ответил. Даже не соизволил посмотреть на него, отвернувшись и подойдя к единственному столу в медблоке. На нем лежали инструменты, парочка шприцов и еще какие-то мелочи, разглядеть которые было невозможно.