Софи ненадолго растерялась, а затем помчалась к лестнице для персонала. Она была окутана мраком, и Софи тут же пожалела о том, что не пошла по лестнице для посетителей, но всё равно поспешила наверх, вздрагивая от каждого шороха и скрипа. Вскоре Софи оказалась у отдела шляпок и наконец вздохнула с облегчением. Она перебрала несколько шляпных картонок, нашла ту самую, с пиджаком, взяла его и завернула в коричневую упаковочную бумагу. Обратно она спустилась по главной лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

Оказавшись в вестибюле, Софи застыла в изумлении. Днём вход в выставочную галерею был закрыт, а теперь дверь стояла раскрытой нараспашку. За ней виднелось просторное тёмное помещение, ряды стеклянных витрин и длинные тени. Софи и сама не заметила, как подошла на цыпочках к дверям и прошмыгнула в зал. Приблизившись к первой витрине, она ахнула. На белых бархатных подушках лежали восхитительной красоты сокровища, и каждое из них было аккуратно подписано. У Софи тут же вылетело из головы, что следует торопиться домой, и она принялась разглядывать сверкающую бриллиантовую тиару, насыщенно-фиолетовый драгоценный камень величиной с куриное яйцо, крошечную золотую птичку с изысканными узорами, покрытую эмалью и самоцветами.

«Заводной воробей», – прочитала Софи. Какой маленький, как богато украшенный, какой безупречный! Она склонилась над витриной, чтобы рассмотреть его поближе, и на мгновение ей даже показалось, что воробей посмотрел на неё в ответ. Его драгоценный глаз блеснул в полумраке, словно птица ей подмигнула.

На плечо Софи легла тяжёлая рука – внезапно, как удар грома. Она подпрыгнула и испуганно пискнула, но сразу умолкла, когда из темноты появилось лицо мистера Купера.

– Мисс Тейлор, что вы здесь делаете? – сурово спросил он и нахмурился.

– Прошу прощения, сэр, я кое-что забыла в своём отделе и поспешила туда, пока универмаг не закрыли, – торопливо объяснила Софи, заливаясь краской. Она прижала свёрток к груди, надеясь, что ей не придётся показывать мистеру Куперу содержимое. – Я подумала, что лучше никого не тревожить.

– Идите домой, – строго произнёс он. – Быстрее, чтобы я вас здесь не видел.

– Да, сэр, – вымолвила Софи и дрожа поспешила через торговый зал на конный двор.

– Ну-ка, ну-ка! Кто у нас тут? Великая и ужасная леди Софи бегает по универмагу перед самым закрытием! Совсем одна, без своей подружки, как я погляжу.

Софи повернулась и увидела Берта Джонса. В темноте он казался другим, его блёклые глаза смотрели как-то иначе, и этот взгляд Софи совсем не нравился. Почему он сам остался здесь, когда остальные работники давным-давно ушли?

– Прошу прощения, мне надо домой, – бросила Софи и собиралась пройти мимо, но Берт рассмеялся и перегородил ей дорогу. По спине пробежали мурашки.

– Вечно ты пытаешься сбежать. Не стоит. Обо мне не беспокойся, я на тебя не донесу, не важно, чем ты тут занимаешься. Уж я-то хорошо умею хранить секреты.

Он снова рассмеялся. Сердце Софи тревожно застучало – Берт казался слишком довольным. Как бы поступила Лил на её месте?

– Немедленно пропустите меня, – потребовала она, стараясь говорить уверенно. Вот бы мистер Купер сейчас вышел во двор!

Но он не вышел, а Берт стоял напротив и хитро улыбался. Когда он потянулся к Софи, она не выдержала и помчалась мимо так быстро, как только могла, ни разу не оглянувшись. Вскоре она вылетела на улицу, прижимая к груди свёрток с пиджаком.

Берт дождался, пока стихнет стук её сапожек по булыжной мостовой, и ехидно усмехнулся.

Софи бежала, не останавливаясь, ноги у неё дрожали, а сердце бешено стучало в груди. На неё оборачивались прохожие. Молодые леди обычно не носятся по улицам Лондона, но сейчас Софи было не до приличий.

Вскоре пошёл дождь, и небо окончательно потемнело. Закрывались на ночь последние магазинчики, музыка и шум голосов из таверн становились всё громче. Софи завернула за угол и врезалась в молодого человека с большим портфелем, который выпал у него из рук. Аккуратно сложенные бумажные листы разлетелись в разные стороны.

– Эй! Смотри, куда идёшь! – возмутился молодой человек, но Софи даже не извинилась перед ним, а сразу помчалась дальше под гневные крики, виновато опустив голову.

До пансиона она добралась вся раскрасневшаяся и запыхавшаяся. В животе урчало от голода. Дом выглядел печально, а в прихожей пахло переваренной капустой. Софи поднялась по скрипучей лестнице, и в ту же минуту в пролёт выбежали три девчонки. Эдит, возглавляющая эту группу, окинула насмешливым взглядом запыхавшуюся Софи и её спутанные, мокрые волосы. Подружки захихикали, прошли мимо неё и с грохотом захлопнули за собой дверь.

Софи без сил поплелась в свою маленькую, убогую комнатушку, где подтекал потолок, а сквозь тонкие стены слышался детский плач. Утешало лишь то, что её не приходилось ни с кем делить. Обставлена она была скромно: узкая кровать на железном каркасе, втиснутый между ней и маленьким камином стул, умывальник в углу. Зато Софи всегда встречала её старая фарфоровая кукла. Казалось, она улыбалась, восседая на стуле, словно на троне, а стеклянные глаза приветливо блестели. На каминной полке хранились остальные сокровища, которые Софи удалось спасти из Орчард-хауса: кувшин с узором из примул, несколько книг в красивых кожаных переплётах и шкатулка из орехового дерева с памятными вещами – шляпной булавкой в виде розы, которую Софи часто носила, маминым ожерельем из зелёных бусин и орденами отца. Папина фотография – самое дорогое, что у неё было, – стояла на самом видном месте, посередине полки. Это был сухой, официальный портрет. Папа в военной форме стоял, расправив плечи, но на лице читалась тень улыбки. Она странным образом успокаивала Софи: порой ей казалось, что в этот момент отец тоже на неё смотрит.

Софи бросила свёрток с пиджаком на пол, зажгла лампу и упала на кровать, чтобы стянуть ботинки с ноющих ног. Тёплый свет лампы прогнал все её тревоги: тёмные улицы, пустой универмаг, смех девчонок, смутный силуэт Берта. «Булочек на ужин у меня не будет, но хлеб с маслом ничуть не хуже», – решительно подумала Софи и одним уверенным движением задёрнула потрёпанные занавески.

Он неподвижно сидел в тёмной конюшне и глядел по сторонам. Рискованно было здесь оставаться после стычки с тем мальчишкой, но, пожалуй, оно того стоило. Эту ночь он проведёт здесь, а завтра уйдёт. Жаль, конечно. Место хорошее, тихое, безопасное. Никто не явится сюда его искать. К тому же лошади всегда ему нравились, а он нравился им.

В окне верхнего этажа универмага горел свет – маленький жёлтый квадратик в серой пелене сумерек. Ему сразу вспомнилась та кошмарная ночь, как он смотрел сквозь мутное окно на часовщика и карманные часы, которые тот держал в руках, – часы, похожие на мерцающую золотую звезду. Старик сидел неподвижно, склонившись над рабочим столом, а его длинные пальцы осторожно перебирали мелкие детали. Что-то в нём напомнило о дедушке. Вероятно, часовщик тоже приходился кому-то дедушкой? Тогда он понял, что не сможет выполнить задание. Не сможет. А значит, надо бежать.

Он постарался забыть об этой ночи и вытер капли дождя со лба. Лучше выкинуть всё это из головы. Рассуждать здраво, сосредоточиться только на том, что происходит здесь и сейчас.

Он наблюдал за входом на конный двор с самого закрытия универмага. Ещё немного, и ему удастся устроиться в тёплом, тихом углу, где его не найдёт и не поколотит никакой сторож. Правда, после того как он перестал быть подручным Барона, спалось ему плохо. Рана от кинжала Джема всё ещё ныла, и боль не давала покоя. А если и удавалось задремать, то мучили кошмары. Его собственные руки предательски трясутся, сжимая рукоять ножа; беззащитный часовщик за окном изучает механизмы; Джем криво усмехается; загадочный силуэт Барона блуждает в тенях, словно безликий монстр из детской страшилки.

«Знаешь, почему его зовут Бароном? – спросил однажды Джем. – Потому что в преступлениях он лучший. И никто не может до него добраться».