- Пойдём в дом, - сказал Рицка спокойным уверенным тоном. – Я обработаю твои раны.

- Чего?! Не пойду я никуда. Сеймей велел мне дождаться его здесь.

- А ты такой послушный?

- Нет, но… - Нисей замолк, не зная, что значило это «но». Губы его снова скривились, хоть он и старался всеми силами держать лицо и не показывать боль Рицке.

Взгляд мальчика потеплел.

- Вставай же. Я помогу.

Нисей посмотрел на него с какой-то затравленной злобой и обидой, пытаясь при этом подняться на ноги.

- Только не думай, что за это я стану тебя любить. Я ещё помню, как твой дружок сломал мне палец. Так что твоя доброта мне без надобности. Можешь не строить святошу.

- А это и не доброта. Я просто не хочу, чтобы ты заляпал своей кровью моё крыльцо.

Нисей попытался усмехнуться, потому что не знал, что ответить, но вместо этого закашлялся и сплюнул кровь. Он ничем не мог объяснить своего замешательства, разве что тем, что от боли во всём теле он слегка тронулся. Но, как бы то ни было, внезапно в этом смотрящем на него сверху вниз лице, в этих сошедшихся на переносице тонко очерченных бровях, в этих сузившихся тёмных и блестящих глазах, в недрогнувших плотно сжатых губах Нисей на миг увидел Сеймея. И какая-то неведомая сила, которой он не мог дать подходящего определения, заставила его подняться и без единого лишнего звука проследовать за Рицкой в дом.

- Садись на диван! – на ходу бросил Рицка, унося пакет с едой на кухню.

- Не боишься, что заляпаю? – услышал Рицка хриплый вопрос себе вслед.

- Заляпаешь – будешь стирать.

Нисей снова криво ухмыльнулся, представляя себя склонившимся над диваном с тряпкой и мылом в руках. Но тем не менее, усаживаясь, он проследил за тем, чтобы нечаянно не коснуться обивки дивана своими ранами. Он вдруг нашёл какое-то особое удовольствие в подчинении младшему брату Сеймея. Ему хотелось быть послушным мальчиком, и он с любопытством и интересом гадал, на сколько хватит этого его желания.

Рицка вскоре вернулся с переносной аптечкой, замок которой моментально щёлкнул в его ловких пальцах, из чего Нисей сделал вывод, что аптечка и Рицка – близкие друзья. Он также надеялся, что Рицка не только хорошо открывает аптечку, но и умеет делать безболезненные перевязки. Он устал от боли. Голова кружилась, и Нисей боролся с мучительным желанием лечь и закрыть глаза. Но, наблюдая за чётко отмеренными движениями Рицки, он на какое-то время отвлёкся. Он смотрел, как в тонких изящных пальцах мальчика щёлкают и звенят ножницы, отрезая бинты одним движением – раз и ещё раз – и тонкие полоски для повязки падают друг на друга. Смотрел, как эти же пальцы отрывают маленькие кусочки ваты, откупоривают пузырёк с йодом, отчего в нос сразу ударяет резкий запах спирта. Ему очень нравилось смотреть.

- Давай руки, - сказал вдруг Рицка, и Нисей невольно вздрогнул, приходя в себя и снова ощущая боль и недоверие. – Ну, давай же! Испугался, что ли?

Нисей неуверенно протянул руку и прошептал:

- Смотри у меня. Если будет больно, пожалеешь, что привязался со своей помощью.

- Не волнуйся. Больно не будет, - всё так же спокойно ответил Рицка, и Нисей почему-то ему поверил.

- А у тебя, я вижу, большой опыт в этом деле, - сказал он, сморщившись в болезненном ожидании, когда вата коснётся ран. – Мамаша колотила? Или тренировался на Агацуме?

- Всякое бывало, - ответил Рицка. Лицо его даже при упоминании о Соби осталось непроницаемо.

Нисею захотелось поколебать эту непроницаемость, чтобы хоть как-то развлечься во время скучного процесса перевязки.

- Страдаешь по нему? – спросил он и добавил, чуть прищурившись. – Любил его?

Рицка поднял на него холодный взгляд, и Нисей понял, что так просто его не расколоть.

- Страдаю я или нет, люблю или нет – не твоё дело, Акаме. И обсуждать с тобой Соби я не собираюсь. А если будешь слишком много болтать, я могу нечаянно сделать резкое и неосторожное движение.

- Ай! – пискнул Нисей, потому что ватный тампон, пропитанный йодом, вдруг обжёг открытую рану. Продолжать разговор про Агацуму у него пропало всякое желание.

В тишине Рицка благополучно закончил обработку и перевязку рук и собирался перейти к порезам на лице, как вдруг входная дверь хлопнула, и в прихожей появился Сеймей. Картина, представшая перед ним, видимо, настолько поразила его, что лицо его утратило привычное невозмутимое выражение, и в глазах сначала отразилось недоумение, а потом молниеносно – брезгливая злость.

- Что здесь происходит?! – воскликнул он. – Нисей, как это понимать?

- А… я… просто… - Нисей замялся, потому что и сам понятия не имел, что происходит, а всегдашнее его остроумие на этот раз не соизволило явиться.

- Это я попросил его зайти, - сказал Рицка.

Но Сеймей, похоже, и слышать ничего не хотел. Он подошёл к Рицке, схватил за руку и дёрнул так резко, что запястье обожгла боль.

- Ты не должен был прикасаться к нему! – прошипел Сеймей мальчику в ухо. Губы его искривились в отвращении, которого он не мог сдержать, когда увидел пропитанные кровью куски ваты. – Что он наговорил тебе? Он тебя не трогал?

Рицка с неожиданным для него самого раздражением вырвал руку.

- Да не было ничего!

А Нисей, даже если бы и хотел обидеть его, был просто не в состоянии это сделать.

- Иди вымой руки! – продолжал Сеймей. – А лучше весь вымойся.

- Я ещё не закончил перевязку!

- Даже не думай об этом! Ужасно, это ужасно, Рицка. С тобой точно всё в порядке?

- Да, конечно, в порядке!

Он вдруг разозлился, потому что ему надоело распинаться перед ними, и на вопрос «Что он вообще здесь делает?» он не мог подобрать нормального ответа. Ему хотелось только плюнуть на них обоих и запереться в комнате с книжкой. А потому он захватил стоящий у дивана пакет с учебниками и, нарочито громко топая, стал подниматься по лестнице.

Но, уже вернувшись в свою комнату, он вдруг вспомнил, что забыл убрать макрель в холодильник. Возвращаться обратно жуть как не хотелось, и, ругая всех на свете, Рицка пошёл по коридору к лестнице. Но, случайно услышав разговор Нисея и Сеймея, мальчик замер и невольно прислушался. Нисей за что-то оправдывался, и Рицка удивился, потому что ему ни разу не доводилось видеть Нисея оправдывающимся или хотя бы признающим свою вину за что-либо. А в голосе брата он услышал те неприятные визгливые нотки, царапающие нервы и слух, которые появлялись, когда Сеймей был предельно зол.

- Запомни раз и навсегда, что если ты проболтаешься, я плюну на всё и придушу тебя собственными руками! – говорил Сеймей.

- Собственными не придушишь, - резонно возразил Нисей.

- Да какая разница! Просто запомни, что если ты хоть попытаешься открыть рот при нём, это будет последнее, что ты скажешь в своей жизни!

- Ну-ну, расслабься. Чего так орёшь? У меня уже голова раскалывается! Не собираюсь я ничего говорить.

Рицке, собственно, было всё равно, что за секреты могут быть у этих двоих. И, даже если его и задело наличие тайн у брата, да ещё и таких тайн, за которые он мог убить, Рицка даже себе в этом не признался. Он только повторял про себя, что не знает ничего и знать не желает. Что ему всё равно.

Он хотел думать только о макрели в остром бобовом соусе, о том, что в семь ему нужно будет поднять маму, чтобы дать ей лекарство и о том, как уговорить её выпить его, если она будет не в духе. А всё остальное его не касалось. Потому что всё остальное было действительно грязью, в которой ему не хотелось пачкаться снова.

*

Когда голоса в прихожей стихли, Рицка посмотрел на часы и собрался идти готовить ужин. Он как раз дописал письмо для Соби и смотрел отсутствующим немигающим взглядом на ровные строчки иероглифов, задумавшись о чём-то.

Он продолжал писать Соби каждый день с неизменной регулярностью, и, если случалось закрутиться днём в делах, Рицка тратил на написание время от своего сна, причём в такие дни его послания обычно выходили длиннее и подробнее, как будто мальчик чувствовал за собой вину за то, что не нашёл на это время. Он очень боялся, что однажды просто забудет написать такое письмо. А потому хватался за ручку с горячностью и смешанным чувством стыда и радости. А когда заканчивал писать и выпускал ручку из онемевших пальцев, он уже не боялся забыть, потому что Соби занимал в его мыслях, сознательных и бессознательных, центральное место, и был с ним всегда, чем бы Рицка ни занимался – говорил ли он с соседскими ребятами, шёл в библиотеку или выбирал продукты в супермаркете.