Тэсс улыбнулась и шагнула на первую ступеньку, ухватившись за поручень. В мгновение ока она вспорхнула наверх и задержалась в дверном проеме, чтобы подождать Чарли.

- Да это же электричка! – воскликнула Тэсс, когда они прошли внутрь. – Нет… больше похоже на метро. Если честно, я смутно помню метро.

Чарли вдохнула запах палой листвы и влаги. Здесь всегда пахло одинаково, и этот запах ее успокаивал. Дарил ощущение какого-то постоянства. Чарли нравилось осознавать, что есть места, которые не меняются со временем, и что она всегда может в эти места вернуться и тоже застыть во времени, коснувшись ускользающей вечности.

С обеих сторон вагона протянулись ряды лавочек, обитых темно-зеленой кожей. Местами обивка была порвана и открывала глазу грязные куски поролона. На полу собралась лужами вода, не успевшая высохнуть после недавних дождей. В углы забились, словно прячась от кого-то, палые листья. Стены и поручни покрывал налет ржавчины. Два окна были выбиты, и на сидениях рядом собралось больше всего грязи и влаги. Но остальные окна уцелели, и сквозь их пыльное стекло можно было рассмотреть окружающий пейзаж.

- А знаешь, этот мир начинает нравиться мне все больше! – воскликнула Тэсс, усаживаясь на самое чистое сидение.

Чарли могла бы сказать, что ее восторг, скорее всего, продлится недолго, потому что все в жизни приедается нам слишком быстро. Даже все самое прекрасное. И этот остров будет нравиться ей только до тех пор, пока будет представлять собой новое неизведанное пространство, таящее загадки и волшебство. Но как только она изучит его вдоль и поперек, магия иссякнет, и все эти места перестанут увлекать ее, потеряв свою новизну. Все самое лучшее однажды обращается в рутину. Люди не умеют беречь волшебство мгновений. Все это Чарли могла бы сказать сейчас Тэсс, но не сказала. Потому что Тэсс была ребенком, и Чарли не считала ее способной понять это, и потому что она сама не хотела показаться старухой, вспоминающей утраченную молодость.

Поэтому Чарли только слабо улыбнулась и села на лавочку рядом. Из разбитого окна напротив сочились солнечные лучи и касались носков ее ботинок. Солнечные блики моргали в лужах. Разбуженные появлением чужаков пылинки вихрем крутились и оседали обратно на пол.

Они молчали какое-то время, но сколько точно, сложно было сказать. В этом месте все замирало, останавливалось. Возможно, за это время Земля успела сделать один оборот вокруг своей оси или круг вокруг солнца. Для Чарли и Тэсс движение жизни перестало иметь значение. Они обе почувствовали свое родство с этим местом. Они были всего лишь призраками заброшенного поезда на краю Вселенной. Их жизнь сверкнула и угасла, не успев начаться.

- Ты не должна переживать об этом, - сказала вдруг Тэсс, и Чарли словно очнулась ото сна, в котором Земля с огромной скоростью летела вокруг Солнца.

- О чем? – спросила Чарли.

- О том, что ты могла убить кого-то.

Чарли ничего не понимала несколько долгих мгновений, а когда поняла, ее рука машинально метнулась в карман с сигаретами.

Как она догадалась?

Чарли хотела бы что-нибудь сказать, что-нибудь, что отбило бы у Тэсс охоту снова копаться в ее душе, но не могла, она просто не знала, что сказать. А Тэсс знала. И она говорила.

- Я заметила, что эта мысль задела тебя, и ты стала сама не своя. Ты, должно быть, считаешь себя злой. Но если бы ты в самом деле кого-нибудь убила, ты не была бы в чистилище, ведь так? Думаю, ты была бы… была бы в аду. Мне кажется, в чистилище попадают души менее грешных, но запутавшихся людей. Мы запутались, поэтому мы здесь. А не потому, что мы были злыми.

- Может быть, - произнесла Чарли сухо. – Все это вполне может быть, если твоя теория про чистилище верна. А может быть и так, что не существует никакого чистилища, рая и ада. И все люди после смерти попадают вот в такие странные места и ничего не помнят о своей жизни.

- Но тогда наша жизнь была бы бессмысленна.

Чарли молчала. Она не хотела говорить, что и так считала жизнь лишенной смысла. Она не сомневалась, что в ее жизни не было ничего ценного, что растратила она ее впустую, наглоталась наркотиков, запила их виски, а проснулась уже в лодке Джозефа. Так и закончилась ее тупая бессмысленная жизнь, и она попала в другую, не менее тупую и не менее бессмысленную жизнь, в которой не было ни Бога, ни любви, ни прощения. Ни надежды. Конечно, Чарли не стала говорить все это ребенку. Тэсс, судя по всему, была доброй девочкой, и наверняка при жизни успела сделать что-нибудь хорошее. Может, ее жизнь даже не была бессмысленной. И может даже, ее смерть была красивой и благородной. Поэтому Чарли молчала, как молчала всегда, когда ей действительно было что сказать.

- Похоже, при жизни ты не очень-то верила во все эти вещи, - Тэсс улыбнулась. – Мне кажется, ты была скептиком и материалистом. И наверняка не верила в загробный мир.

Чарли хмыкнула.

- Наверняка. И если бы я не потеряла память, то сейчас посмеялась бы сама над собой. Ведь я до сих пор жива.

- Однако при этом ты любишь красивые места и пишешь красивые песни.

- Романтик-материалист, - Чарли усмехнулась. – Да я просто само противоречие!

- Ты неординарный и интересный человек. С тобой приятно общаться.

- Да брось! Я зануда-одиночка, и юмор у меня черный.

- Зато с тобой всегда интересно. Разве не это самое главное?

Чарли хотела бы сказать, что ей тоже приятна компания Тэсс, но опять ничего не сказала. Ей не хотелось слишком уж откровенничать с малознакомым человеком в два раза ее моложе.

- А мне вот с собой не интересно. Я себя уже достала, если честно, - сказала Чарли, пытаясь обратить их разговор в шутку.

Но от Тэсс не так-то просто было отшутиться. Она улыбалась, но глаза ее оставались серьезны. И она сказала:

- Тебе может показаться, что я корчу из себя самую умную и пытаюсь давать тебе советы. Это не совсем так. Просто ты действительно не должна считать себя плохой или злой.

- Правда? Откуда у тебя такая уверенность в моей добродетели? – в голосе Чарли прозвучал неприкрытый сарказм.

- Я просто слышала твою песню.

Вот как. Чарли задумалась. Ей нечего было на это возразить. Она могла бы сказать, что это всего лишь песня. Но часть ее души, та часть, которая рыдала и не могла успокоиться, та часть, что разрывалась и нестерпимо болела, не могла сказать, что это всего лишь песня. Потому что в этой песне была вся ее жизнь, пусть даже она ее не помнила.

- Значит… - Чарли вздохнула, признавая свое поражение в этой беседе. – Ты действительно считаешь, что мне лучше постараться все вспомнить, да?

- А тебе разве интересно, что я думаю? Ведь я всего лишь ребенок.

- Да ребенок! Еще и довольно вредный к тому же! – вспыхнула Чарли.

- Послушай… - Тэсс смягчилась. – Я не вправе навязывать тебе свое мнение. Но эти воспоминания причиняют тебе страдания. Я здесь всего три дня, но мне уже тяжело. Я хочу все вспомнить как можно скорее. Потому что чувствую, что утратила часть себя, и не могу понять, кто я на самом деле.

- Ну, допустим, я все вспомню! И что дальше? Где гарантии, что мои страдания прекратятся? Вполне вероятно, что мне станет еще хуже, чем сейчас!

- Да. Но ты по крайней мере будешь знать, кто ты. И почему ты страдаешь.

Чарли кивнула. Она не могла не признать, что в словах Тэсс есть смысл.

- Хорошо. Я подумаю об этом.

- Хорошо, - ответила Тэсс.

На этом закончился их очередной разговор о своих прошлых жизнях. Чарли больше не злилась. Ее злость вспыхнула на мгновение и тут же угасла, не успев как следует разгореться. Она смотрела на солнечные блики в лужах на полу вагончика. Она погружалась в тишину и покой этого места. Впервые она была в этом поезде не одна. Но она не чувствовала никакой неловкости от этого. Присутствие Тэсс не делало это место хуже. Ничуть.

Чарли даже могла бы сказать, что присутствие Тэсс вдохнуло жизнь в это место, сделало его теплее. Но она даже не подумала об этом, лишь ощутила на подсознательном уровне. Она не могла подумать об этом, потому что она ничего не помнила. Потому что отказывалась помнить.