Прошли на кухню. Как ни странно, здесь было не жарко. Марья Ивановна умудрилась устроить в помещении сквозняк. В открытой форточке весело шуршали бумажные ленты. Никсов вспомнил свою бабушку. Она устраивала из нарезанных на полоски газет такие же занавески от мух. Странно было видеть столь старомодное приспособление на этой комфортабельной кухне. И как бы услышав его мысли, Мария Ивановна пояснила:

– Горе наше: в июне – комары, в июле – мухи. И ведь нет на них никакой погибели. Если скот держат, значит, навоз. Да еще на краю деревни старая свиноферма. Она так и набита дерьмом! Пока ее деревня на дрова не растащит, а дерьмо землицей не присыпит, так и будем мучиться. Так о чем вы со мной хотите поговорить?

– Я хотел восстановить полную картину вечера: кто и где на террасе сидел, о чем говорил, когда куда уходил. Ну и так далее…

– Понятное дело, – тут же отозвалась пенсионерка, разлила кофе по чашкам, уютно уселась напротив и сказала: – Это не он.

– Кто – не он?

– Я знаю, Левушка вам все рассказал. Вы думаете, что если Артур ко мне ночью в спальню заходил, то значит, и в Левушку он стрелял?

– Ничего подобного я не утверждаю. Это вы говорите, что ночью в грозу в вашей спальне был именно Артур.

– Ничего я не говорю. И вообще – Артур не убийца. И тот, ночной злоумышленник – тоже не Артур. Да он на него и не похож вовсе.

– Опишите вашего ночного гостя.

– Я только одежду видела. Самого его я не помню.

– Хорошо. Но рост, например, подходит? Хотя бы примерно.

– Здесь любой рост подойдет. Здесь только карлик не подойдет. Он согнувшись надо мной стоял.

– Ну, хорошо. А комплекция? Худой – толстый?

– У нас здесь только один толстый был – Костя-Фольстаф. Но он жену-то не в состоянии был в руках удержать, не то что пистолет.

– А голос? Вы говорили, что он кричал.

– Голос тоже всем подходит. Мой, как вы говорите, ночной гость заорал так, словно его режут. Я думаю, когда людей режут, она все орут примерно одинаково. И вообще, Артур подштанники носит, а у того, с пистолетом, был совсем другой стиль одежды.

– Но ведь дождь лил как из ведра. Насколько я понял, он был в плаще?

– В плаще, и рукава задрались. Это не Артур. Ворсик у него на коленях сидит. Если бы Ворсик его оцарапал, он бы нипочем к нему на колени не пошел.

Здесь Мария Ивановна лукавила, хоть и не хотела себе в этом признаться. Когда Ворсик избороздил ногу своей обидчице Анне Васильевне, он хоть и не сидел у нее на коленях, та вообще кошек никогда на руки не брала, но, выгнув дугой длинное тело и вздыбив хвост, с удовольствием терся о ее ногу и нагло мурлыкал от удовольствия.

Но Марья Ивановна не хотела, чтобы потенциальной убийцей, чудовищем, замахнувшимся на любимого племянника, был ближайший его человек. Столь очевидная подлость и так близко – непереносимо! Так нагло влезть в их спокойный, сытый и ухоженный мир! Да и страшно, между прочим. Пусть убийцей будет кто-то из чужих.

– Почему вы думаете, что кот должен оцарапать именно руку? А почему не щеку?

– Мог, конечно, и щеку. Но не в этом дело. Здесь вопрос в психологии. Если бы Артур был убийцей, то есть у него в запасе было два пистолета, один в виде зажигалки, а другой настоящий, он бы утром непременно рассказал все, как было, только обратил бы ночное происшествие в шутку. Именно так, как придумал потом Левушка. Вы следите за моей мыслью?

– И очень внимательно.

– А Артур зачем-то рассказал байку про Лидию, которая оцарапала ему щеку. Это ведь стыдно друзьям говорить. Что такое он должен был сделать с этой женщиной в ночи, чтобы она царапаться начала?

– И о чем это говорит?

– Это говорит о том, что Артур вообще не знал, что у меня ночью в комнате был злоумышленник.

И так по кругу… Ах, как трудно было Никсову разговаривать с пенсионеркой! Она высказывала несколько догадок и каждой тут же активно противоречила, размышляя сама с собой. При всем этом старая дама вызывала у него уважение. Она была на удивление спокойна и рассудительна. Разве можно ее сравнить с этой психопаткой Инной?

А самообладание Марьи Ивановны объяснялось просто. Она настолько перенервничала в роковую грозовую ночь, что все последующие события были для нее как бы размыты. Страх шел по нисходящей. С одной стороны, она была уверена, что если какие-то негодяи вознамерились в Леву выстрелить, они бы все равно это сделали. А теперь ужасные ожидания кончились, рана, слава богу, легкая, племянник жив, и одно это вселяло надежды. Хирурги определенно сказали – повезло. Как это хорошо, что создатель дал человеку шанс, сделав в грудной клетке это самое средостение.

– Я не понимаю вашей логики, – упорствовал следователь. – Насколько я понял, Артур человек неглупый. И у него в запасе было две истории, чтобы потом использовать ту, которая подойдет. Лев Леонидович сам подсказал ему, как выпутаться из ситуации.

– Ах, здесь все не так… Если он умный человек, то почему он не испугался, что я его узнаю?

– Испугался и уехал.

– Но он вернулся.

– Потому что обдумал все спокойно, вспомнил, что вы тогда со страху закрыли глаза. Может, он затем и вернулся, чтобы объяснить все в юмористических тонах, а Лев Леонидович его опередил, сам навязал версию с зажигалкой. Теперь он в обоих случаях чист. Даже если врач его осмотрит и точно скажет, что это кошачьи царапины, Артур заявит, что просто хотел досадить Лидии. Мало ли какие там у них отношения. И все, и не будем спорить. Вернемся к началу. В конце концов, нам гораздо важнее узнать того, кто стрелял, а не того, кого оцарапали. Попытайтесь восстановить картину вчерашнего вечера.

– А что ее восстанавливать? В момент выстрела Артура не было на террасе. Я это точно помню, потому что столкнулась с ним в дверях. Все так орали. Я побежала на кухню к аптечке. Конечно, я плохо соображала. Жгут ведь на такую рану не наложишь. Но в любом случае нужны перекись и бинт. Уж что-что, а тугую повязку, пока врача не привезут, я наложить сумею. Так вот, я кинулась в дом, а Артур – мне навстречу.

– Как он выглядел?

– Взволнованным. Запыхался.

– Вот именно, запыхался. В окно в сад прыгать, а потом опять в дом, чтоб войти на террасу через дверь, – запыхаешься.

– А может, он на втором этаже был. Артур, между прочим, как раз повязку Левушке наложил. И еще утешал всех. Говорил: «Сердце не задето. Если бы сердце было задето, Левы бы уже не было».

– Все, все… Не будем больше спорить. Каждый останется при своем мнении. Для меня главное – истина.

– А для меня, думаете, главное, воздух поколыхать? – с вызовом спросила Марья Ивановна.

Никсов сам себе дивился. Он и не предполагал, что допросы вести так сложно. Он умел быть сдержанным и точно знал, что ни при каких обстоятельствах не стоит вступать в пререкания со свидетелями.

– У меня к вам еще очень важный вопрос, – сказал он вежливо, но беспрекословным тоном, чтоб никакого амикошонства. – Когда прозвучал выстрел? Хотя бы приблизительно.

– Зачем приблизительно. Выстрел прозвучал без двадцати трех минут первого.

– Откуда такая точность? – удивился Никсов.

– А надоели они мне все. Сколько нормальный человек может влить в себя пива? Я когда чашки собирала, думала – когда же они наконец уйдут? Понесла поднос и глянула на часы. Ужас! Без двадцати минут час. А с чашками до террасы мне идти как раз три минуты.

– У вас здесь мобильник есть? Замечательно. Значит, в случае необходимости я могу вам позвонить?

Дверь приоткрылась, и в кухню деликатно заглянул Хазарский..

– Как мои грибочки? Пожарили? – увидев Никсова, он сделал постное лицо. – Вынужден вас огорчить. Я не мог задержать Артура. Когда я вернулся из лесу, Инна и Артур уже уехали, каждый на своей машине. Так что возвращаться в Москву будете в моем обществе. Грибков поедим и поедем. Правда, я хотел бы напоследок обкупнуться. Вода теплая?

«Черт! – мысленно выругался Никсов. – Я же у Артура гильзу не забрал! Побеседовать можно и в Москве, но какого лешего предполагаемый убийца увез с собой вещественное доказательство?»