Дзынь: 19 850 евро.

Однако на борту международных атеистических автобусов, которые тогда ездили по моим соцсетям, не только не красовались крутые лозунги, но и не приводились нелицеприятные факты. За несколько дней меня захлестнул настоящий информационный поток и унес с собой все то, что я до сих пор думал о религии и вере.

Моя дипломная работа только что была представлена, и я подал заявку в поисковике вакансий, пока ожидал отзыва о своей работе и ее оценки. Поэтому я почти все время сидел перед компьютером, читал критикующие религию статьи в газетах и дискуссии на форумах, смотрел видео и пожирал книги и журналы – все время качая головой и раскрыв рот. Больше всего мне вспоминаются высказывания одного до тех пор неизвестного политолога, который несколькими фразами отвадил меня от веры:

«Протестантская и Католическая Церкви вместе ежегодно собирают около 10 млрд церковного налога, но также получают более 19 млрд евро в виде прямых и косвенных субсидий – из общих денег налогоплательщиков»³.

«Что-что? – подумал я тогда. – Но они же вкладываются в социальную работу церквей, разве нет?»

«И они вкладываются не в социальные службы, – продолжил дружелюбный человек с серебряными волосами и в твитовом жакете, – а только во внутрицерковные дела, например – в зарплату пасторов и священников и на их обучение».

«Но как же тогда церкви финансируют свои больницы и дома престарелых?» – спросил я себя, а человек ответил:

«Эти социальные учреждения стоят около 42 миллиардов евро в год и на 98,2 процента финансируются за счет государственных средств, церкви же дают оставшиеся 1,8 процента»⁴.

Как соляной столб сидел я перед своим компьютером, смотрел разные его выступления на YouTube и надеялся, что этот доктор Карстен Фрерк, возможно, ошибся в своих расследованиях.

Однако в одном из постов можно было видеть Петера Беера, генерал-викария епархии Фрайзинга, который сидел с белой ленточкой в воротничке в офисе, отделанном деревянными панелями, и не только не оспаривал эти факты, но просто ошеломляющим образом оправдал субсидии, которые дает церкви государство:

«Да ведь вы платите даже за депутата, которого вы не выбирали»⁵.

«О светском государстве, в котором религия и государство отделены друг от друга, здесь не может быть и речи! – окончательно подтвердил Фрерк мое новое впечатление. – Мы живем в «Церковной республике Германия».

Я расхохотался, а потом побежал, как сумасшедший, по нашему общежитию и всем рассказал то, о чем только что узнал, затем погуглил по поводу этого политолога и нашел массу других фактов, еще более бессмысленных, вопиющих, но забавных и одновременно весьма серьезных фактов из сферы богов и папства, пастухов и овец, нечестивого альянса выборных народных представителей и самозваного наземного персонала, обслуживающего какого-то якобы всемогущего Бога Творца.

Схватив телефон, я позвонил своему отцу. Насколько я понимаю, он служит церковным музыкантом в одной из католических общин в мелкобуржуазном Западном Берлине, но при этом он – вовсе не уперто-набожный, а в первую очередь музыкант.

«Ну, Филипп, насколько я люблю церковную музыку и… – мой отец сделал длинную паузу, – …и насколько я верю в высшую силу, которую можно было бы назвать Богом, – настолько же важно критически относиться к институту церкви. Вот почему мы всегда придавали большое значение тому, чтобы вы, дети, позднее могли сами решить, как вам относиться к религии». Он тихо рассмеялся себе в нос. «Это решение начало назревать в тебе довольно рано, а теперь ты, похоже, принял его окончательно».

Ну, приехали! Фактически вера в Бога никогда целенаправленно не преподавалась ни мне, ни моим братьям и сестрам, но в эти дни моя размытая вера в идеологически нейтральное государство и в церковь как социальный институт стала стремительно распадаться.

Дзынь: 19 855 евро.

Разумеется, я не делал тайны из тех фактов, о которых узнал, а также из своей позиции, связанной с ними: религиозному высокомерию следует дать отпор, а интеграцию государства и церкви – ликвидировать!

В своей среде я далеко не один был убежден в этом – наоборот! Но только я один считал, что данный вопрос достаточно важен, чтобы за громкими словами следовали политические действия. Поэтому сначала я связался через интернет с людьми, которые именно этим и занимались в различных сообществах, и первым делом договорился о встрече с профессиональными атеистами.

И если бы понадобилось, чтобы перед этой встречей известная капля переполнила чашу моего терпения, то, пожалуй, это и произошло, когда я вошел на станцию метро и оказался перед большим рекламным щитом, где на линованной школьной доске было написано белым рукописным шрифтом:

Ценности нуждаются в Боге!

Извините, что?! Сначала я нашел эту фразу не такой ужасной, как ее британские соответствия, ведь тут, в конце концов, не угрожают испепеляющим адом. Но чем больше я размышлял об этом в следующей поездке на метро, тем более ужасной начинала мне казаться немецкая версия религиозного высокомерия – она предполагает, что люди сами по себе не способны к развитию ценностей, а значит – у неверующих, таких как я, никаких ценностей нет вообще. И, как будто эта фраза сама по себе была недостаточно бесцеремонной, она исходила от организации, которая оставила кроваво-красный след террора в наших книгах по истории и до сих пор заправляет чрезвычайно успешным видом бизнеса:

Сначала церковь внушает людям свою веру, а потом бесстыдно ее использует.

В шоке от того, что я, как пассажир общественного транспорта в своем родном городе, столкнулся со столь безграничной наглостью, дома я навел справки о том, что это за кампания: Ценности нуждаются в Боге, – и чуть не упал со стула.

Дзынь: 19 860 евро.

Примерно спустя два года после того, как Хатун Сюрюджю за свой «западный образ жизни» была заколота собственным братом прямо на улице и там истекла кровью, правительство Берлина приняло решение ввести в средних школах этого культурного и столь мировоззренчески многообразного города курс государственной этики. Этот курс должен быть стать дополнением к конфессионально раздельному и добровольному в Берлине религиозному образованию. Задача курса состояла в том, чтобы позволить детям, чьи родители верят в разных богов, скорее общаться друг с другом, чем говорить друг о друге. Здесь они должны были узнать, что существуют разные мировоззрения и религии, требующие от своих последователей различных правил, но также и то, что небесные правила не стоят над мирским законом, даже если на чисто языковом уровне возникает естественным образом подобное впечатление.

Церковным лобби и партиям это явно не понравилось, а именно из-за того, что религиозное образование в Берлине, по их мнению, и без того не воспринималось бы всерьез. Поэтому они основали инициативу Pro Reli[5], нашли влиятельных сторонников в политической сфере и в СМИ и бесцеремонно заявили, что Берлинский Сенат решил (обратите внимание!) отменить религиозное образование!

Конечно, это было совсем не так, но этой виртуозной ложью церковное лобби хотело не только помешать внедрению обязательных внеконфессиональных уроков этики, но и одновременно ввести в школьную программу обязательное конфессиональное религиозное обучение. В Берлине его нет до сих пор: участие в нем является добровольным, отметки заносятся в отдельный аттестат и никак не влияют на переход в следующие классы. Поэтому вместо того, чтобы вводить общий класс этики, представители Pro Reli теперь требуют, чтобы учащиеся выбирали между религией и этикой, – и в то же время религия должна стать стандартным предметом, то есть оцениваться и влиять на перевод в следующий класс так же, как математика, немецкий или английский.