Я не могу котлеты есть
И слышать слово «мясорубка».
Больничный белый потолок,
Назад заломленные руки.
И тот, кому уже не жить,
Лежит… Внизу… И смешан с кровью
В эмалированном тазу,
Рожденный нашею любовью,
Убитый мною и тобой.
Медсёстры тихо моют руки,
Привычно говорят о доме,
А у меня в дому такое,
Что никому не рассказать…
…
А в памяти лишь блики кожи,
Взлёт рук, кудрей, «О, Джоджи»
И джинсы, стёртые в гипюр.
Земля нам не могла служить опорой,
И мы летели птицей адской
На солнца крик из темноты дворовой
В тоннелях улиц ленинградских.
А ослепительная кожа
Слепила праведных прохожих,
Под скрип трамваев и старух ты пел…
Пространства было мало для крыльев двух!
Ты – крыло, и я – крыло.
Вместе нам дано небо.
Порознь – только ты.
Порознь – только я.
Порознь – два крыла.
Порознь – нету нас.
Вместе мы птицею счастия синею
Над Невой летим под трамвайный гром:
Ты – крыло, и я – крыло…
Мы так бессовестно красивы,
Нахально счастливы, чисты!
Мы разрешенья не просили
Любить и жить, любить и быть…
Трамвай смеётся, ты – «О, Джоджи!» –
И я ловлю свой смех в ладони,
Ты будишь криком всех прохожих
И вечно спящих по вагонам.
Тебе цветы старушки дарят,
Ты тут же их бросаешь мне,
А восхищенные их взгляды,
Я знаю, нравятся тебе.
Мы просто… просто человечны –
Два одиночества земли.
Мы просто молоды, беспечны,
Эгоистичны, влюблены.
Всё. В памяти лишь блики кожи,
Взлёт рук, кудрей, «О Джоджи»
И джинсы, стёртые в гипюр.
…
Я у подъезда. У театра.
Это – ты. Глаза не прячь!
Я вижу: ты узнал.
Но ты меня вдруг оттолкнул рукой.
Так, невзначай.
И это «не» так больно!
А лошади, яблоки – губами…
Но умирающий от жажды всё твердил:
«Я вижу озеро. Прекрасное…»
Ленинград… Расплескалась сиренью
по паркам весна –
Ленинград… А трамваи пролётками нынче стучат –
Ленинград… У распахнутых окон бессонны глаза –
Ленинград!
Только я не приду, в дом, где ждали меня – Никогда…
Не нужно, но неизбежно
Всё это, всё для нас.
Юный скрипач смеющийся
Души скрипкину спас.
Снова мне снится музыка,
Сжатая в кулачках.
Мне не нужно моё мужество:
Я не хочу забывать.
Мне надоели акварели,
мне хочется боярыни Морозовой!
Земля поплыла, закачалась
Под метроном кадил,
Саванно-белый мрамор
Шею мне охладил.
Тягостное видение
Душу изводит мою –
Милостыней прощения
Вины я не искуплю.
…
Есть в тишине печальное: прости!
Есть детский крик и есть раскаты грома.
Есть в тишине безумное: пусти!
На свет прийти…
Или на крышу дома.
Есть в тишине печальное: прости.
И есть в молчании начало новой жизни,
Как будто хиромант
С твоей рукой запутался
Средь параллельных линий.
