Высказал то, что хотел, не задумываясь о последствиях, слава Богу, не при коммунистах живем, критиковать теперь можно всех без разбора, начиная с президента… Еще раз повторил, что подробнее об ошибках нынешней краевой (и не только краевой) власти они поговорят уже в новом году.

На следующий день раздался неожиданный звонок. Заведующая кафедрой Ольга Семеновна Шепелева голосом, полным скорби и участия, с паузами и громкими вздохами, сообщила, что по сложившимся обстоятельствам университет вынужден прервать с ним деловые отношения.

– Вы разрываете контракт? – уточнил Жовнер, уже смутно догадываясь о причинах столь неожиданного известия. Еще вчера Шепелева говорила ему о том, что студенты души в нем не чают, и обещала сама заглянуть на лекцию. – И по какой причине?

– Ваш курс не соответствует утвержденной программе…

– Не темните, Ольга Семеновна, вы недавно восторгались им…

– Да, действительно, – осмелилась сказать правду та, – студентам ваши лекции нравятся. Но зачем вы, Александр Иванович, критикуете краевое правительство?

– Ах, вот в чем дело. – Жовнер даже развеселился. – А мы что, уже не в демократической стране живем?..

– Александр Иванович, вы же и так все хорошо понимаете… Мы ведь с вами еще не забыли, как было при коммунистах…

– Ну да, те же коммунисты, только перекрашенные, и сейчас во власти, – закончил он то, что не осмелилась произнести Шепелева.

– Но, правда, пока я правительство наше не критиковал, только Духину, значит, это ее пожелание… Точнее, приказ… «Позвоночное» право, никак мы без него… Только вот неясно, кто ей донес?

– А вы разве не знаете, что в каждой группе обязательно есть осведомитель?

– Признаться, как-то запамятовал.

– Напрасно.

– А вы знаете, кто?

Она молчала.

– Знаете, – утвердительно произнес он. – Ну, так подскажите, я догадаюсь…

– Тот, кто вам вопрос задал…

– Значит, у вас тоже есть свои осведомители, – констатировал Жовнер. – Господи, а я по наивности думал, все осталось в прошлом…

– Человек консервативен… Я пыталась вас отстоять у ректора, но там такие круги пошли…

– А я по собственному желанию не уйду. Предам гласности все, включая и позицию вашего начальства…

– Вы серьезно?

– Да, – твердо произнес он. – Так и передайте… кому там, декану, ректору, самой Духиной… Слава богу, пресса у нас свободная еще есть…

– Хорошо, я передам, – пообещала она. – Только вы не торопитесь.

Я вам перезвоню…

Василий Всеволодович Балдин своей жизнью был доволен. К сорока годам он в своей профессии достиг той ступени, которая для многих оставалась так и не осуществленной мечтой. Когда-то, радуясь своему выделению из армейской среды посредством сержантских нашивок, он полагал, что дальше его карьера будет складываться традиционно прямолинейно, и настроился на этот неторопливый, размеренный подъем вверх, понимая, что главное в этом подъеме не только правильно распределить собственные силы, но и овладеть умением сохранять равновесие, дабы ни с кем из подобно ему устремленных к верхним ступеням карьерной лестницы не соприкасаться слишком плотно. Но размеренность жизни сломалась, когда его профессиональный рост еще только начинался. И тогда, единственный раз в жизни, он усомнился в правильности личного намеченного плана и вместе со страной устремился к переменам.

Покинув пост заместителя редактора главной партийной газеты края по собственному желанию, он открыл свою фирму, начал выпускать газету, занялся строительством, понимая, что именно за этой отраслью с ее сумасшедшим дефицитом будущее экономики новой страны, а значит, и материальное благополучие тех, кто освоит этот бизнес в числе первых. Но газета скоро перестала приносить прибыль, со строительством не складывалось, покупатели строящихся квартир не торопились приносить свои капиталы, банковские кредиты вели скорее к нищете, чем к преуспеванию. Стало понятно, что хищный оскал капитализма – это все-таки не метафора, как думалось совсем недавно. Похоже, это лучше, чем подавляющее большинство населения страны, понимали именно те, кто совсем недавно призывал усиленно строить коммунизм, а теперь, сдав партбилеты, занял места в кабинетах демократического крайкома-правительства и исполкома-думы. И он прислушался к советам старших, более опытных товарищей, закрыл свою фирму и стал помощником председателя краевой думы.

После сложных многочисленных задач, которые приходилось решать в бизнесе, где после первостепенных финансовых проблем стояли кадровые, потом отношения с госструктурами, надзорными органами, заказчиками, подрядчиками, новую должность можно было сравнить с времяпрепровождением на курорте. В коридорах бывшего крайкома исполкома стояла такая же, как и прежде, благостно-спокойная атмосфера, в которой самое главное было исправно соблюдать режим и ни с кем не портить отношений. Только при выполнении этого условия была полная гарантия получения зарплаты и всякого рода надбавок за не очень напрягающий труд. На первых порах он проявлял усердие, хотя не очень-то и старался, просто само собой получалось, что задания шефа он выполнял быстро и качественно. Через пару недель тот задержал Балдина вечером и, налив себе и ему по рюмочке коньяка (была пятница, можно расслабиться), изложил главную заповедь чиновника: не спешить.

– Торопиться вообще в жизни вредно, – говорил он, краснея от выпитого круглым лицом и добрея глазами. – Ну а в нашем бумажном деле – тем более… Да, конечно, у вас тоже дело бумажное, – вспомнил он профессию Балдина. – Но газета – это конвейер, каждое утро, хочешь не хочешь, выдай ее читателю, порадуй новостью или, как нынче, сенсацией. Понятно, журналисту, как гончему псу (председатель был страстный охотник), бегать надо, а в политике торопиться вредно. В ней ничего нового: воеводы с дружинами, князья с боярами, царь с дворянами или политбюро с коммунистами, а теперь вот мы, все во все времена одну задачу выполняем: в узде держим человеческое стадо, чтобы друг дружку не побили… Так что суть нашей службы – старое за новое выдавать… Какое ни есть устройство государства – поддерживать его. А народу все одно, красный ты или белый, или как наш элдэпээровец, который юрист, сын юриста, хамелеонистый…

Это роли не играет: законы, на которых государство держится, одни и те же… Кнут и пряник. Главное, правильно их сочетать и своевременно использовать то одно, то другое…

– В бизнесе те же рычаги…

– И в производстве… Главное, не перепутать, что в какое время и на какого зверя вытащить… Коммунисты вот ошиблись… – Он задумался и после паузы, во время которой Балдин всем своим видом выражал терпеливое ожидание, продолжил: – Нет, мы не ошиблись, у нас просто очередного пряника не оказалось… Ну а кнут не к месту подвернулся…

Одним словом, в нашем чиновничьем деле шустрить не надо. Я вот тебе дал бумажку сочинить, сказал, неделю занимайся, вот ты неделю и занимайся. Сумел быстро сделать, не торопись докладывать, делай вид, что

трудишься как пчелка… Если начальник сказал: пойди и принеси вот то и оттуда, значит, труд твой с гулькин нос ценится. А вот ежели отправит не знаю куда да велит принести не знаю что, а ты догадаешься и самого удивишь, вот это подвиг, за такой труд и в герои… Даже если ты только за угол завернул и безделицу какую притащил…

И Балдин молча согласился, вспоминая анекдот-побасенку о том, как корпели над каждым докладом первого секретаря крайкома его помощники, сочиняя вариант за вариантом, и как в конечном итоге он одобрял самый первый…

Шеф, прошедший все положенные ступеньки партийной карьерной лестницы и быстро сориентировавшийся при новом строе, явно Балдина выделял. И тот догадывался, почему: рано или поздно каждому неглупому человеку хочется иметь своего ученика. И редко такими учениками становятся собственные дети. У шефа дети были практичными людьми и, в отличие от сверстников, устремившихся на экономические и юридические факультеты, выбрали профессии, необходимые при любом строе, закончив медицинский институт, и жизненную науку родителя не признавали.