Взрослый, спортивный сын Иван, шестнадцати лет от роду, вечно разъезжающий по спортивным соревнованиям огромного, северного региона России, по более твердому характеру и утонченной внешности, которая так не вязалась с талантами успешного дзюдоиста, более походил на мать.

Однако маленькая, стройная как плакучая ива над водой, звонкая, бойкая девочка Арина была, как говориться «папиной дочкой» и в своем детском поведении практически полностью переняла повадки отца. Она только недавно перешла в пятый класс, и являлась уменьшенной и более красивой копией своего родителя, неизменно радуя любящего отца хорошими отметками и успехами в игре на скрипке.

Не щадя себя в гонке к успеху, часто забывая собственные потребности и начинания, Денис, обеспечив полноценно финансовые потребности любимой семьи в кои-то веки решил реализовать собственную мечту о тихом и укромном гнездышке, надежно сокрытом от глаз надоедливых и любопытных соседей.

Не являясь любителем охоты или рыбалки, но посвятив огромную часть свободного времени терпеливому поиску удачного кадра, Копылов истово жаждал найти в запустении и тиши новый виток творческой деятельности, не раз попробовав увидеть достойную натуру в красотах Сибирского края.

Окрестности Братска, Иркутска, великий и грозный Байкал, Красноярские столпы были излазаны вдоль и поперёк и зафиксированы на жёстком диске фотографа, но не этих общепризнанных красот жаждало контрастное, часто противоречивое в творческих потребностях, сердце.

С развитием собственного стиля у Копылова выделилась и развилась еще одна замечательная черта. Видеть красоту в незримом, неказистом, зачастую мёртвом, заброшенном, увядшем и холодном – вот в чем действительно раскрылось его творческое предназначение к моменту начала повествования.

Сюжеты фотографий плавно, естественно изменились к возрасту зрелости, став комплексными, глубокими, наполненными.

Покосившиеся заборы на фоне туманных холмов. Замёрзшая, покрытая снегом, не примечательная для обывателя ветка ссохшейся рябины. Сгорбившийся рыбак, мирно дремлющий на коробе над лункой на пустынном берегу Братского ВДРХ. Потрёпанный, видавший жизнь чёрный кот, спрыгивающий с мусорного бака с неказистой добычей в зубах.

Эти моменты и многое, многое другое, сопутствовавшее часто сиюминутному настроению Копылова, являлись именно теми сюжетами, которые действительно трогали внутреннюю натуру творца, превращая его изыскания и личность в довольно самобытное явление на поприще фотографического искусства.

Стоит ли говорить, почему его душу всегда тянуло в деревенскую глубинку, выискивать забытые Богом места?

Идеальным местом, соответствующим запросам, в его воображении всегда оставался дом дедушки и бабушки, стоящий на отшибе небольшого населенного пункта, со странным, древним названием Бамбуй, которое брало свое начало, видимо еще со времен непокоренной, дикой Сибирской земли.

В этом месте Денис с наслаждением проводил летние каникулы, избирая его местом своего неизменного, безальтернативного отдыха до достижения «солидного», как казалось через призму юношеского максимализма, шестнадцатилетнего возраста, выискав в соседней деревеньке множество добрых друзей и первую, но несчастную любовь.

Только с истечением времени Копылов понял, почему родители столь рьяно выпроваживали его в захолустье, предоставив на летние месяцы фактически самому себе.

Большой огород подле дома, несколько коров и легкая доступность дешёвых, деревенских продуктов в девяностые годы казались житейским раем и именно поэтому работящие, жизнелюбивые, неусыпно следящие за хозяйством дедушка и бабушка сохраняли хоть какую-то видимость достатка.

Дед Дениса, передав по природному обыкновению, через поколения гены своему внуку, был также черноволос, крепок и крупен телом, видом своей деятельности избрав сельское хозяйство.

Самое смешное, что в прошлом, прожжённый работяга и ярый комсомолец, Константин Георгиевич Копылов, по его собственным словам, пробовал себя на поприще священнослужителя в далекой Владимирской области, в момент «оттепели», когда к порицаемой религии стали относиться чуть проще.

Своевольный и сумасбродный дед, однако, долго не выдержав монастырской муштры и «ушёл в мир», встретив в скитаниях по романтичной Сибирской земле свою любовь, куда успешно зазывала молодых людей советская пропаганда за длинным рублем и приключениями.

Полностью тернистый путь своего супруга, не знала даже жена, в шутку называя Константина то «шпионом», то «чекистом» за тотальное нежелание погружаться в собственную историю. Выспросить какой либо факт из его биографии было дело чрезвычайно трудное, неблагодарное, поэтому доподлинно о дедушке Денис знал разве что начальную и конечную часть повествования, где он представлялся довольно набожным и мирным селянином, всецело занятым добычей пропитания и собственными коровами.

Однако стоило Константину Георгиевичу снять футболку и взору открывалось мускулистое, загорелое тело, во множестве покрытое самыми разнообразными шрамами всех сортов и размеров, что неизменно создавало за дедушкой ореол загадочности и геройства.

Жена Константина и бабушка Дениса познакомилась с супругом в середине шестидесятых годов. Молодая медицинская медсестра, а в дальнейшем успешный и уважаемый врач – терапевт районной больницы Валентина Александровна Копылова, разделила все трудности и тягости семейного пути, терпеливо приняв и многие странности супруга, став надежным плечом и крепким тылом для своего мужа.

Дом на отшибе Бамбуя, доставшийся молодой паре по большому блату, был добротен и собран из цельных, лиственничных стволов деревьев еще в годы лагерного раздолья. В столь отдаленных от центра, полудиких и в XX веке, землях, все строилось с размахом, с душой, не жалея сил и ресурсов, поэтому дом напоминал скорее одноэтажный терем, чем стандартную, крестьянскую избу.

Денис не раз слышал от деда, что огромные хоромы в четыре просторные, светлые комнаты о двух печках смотрящих топками друг на друга в широком коридоре, с кухней, кладовкой и пристроенной позже, крупной, солнечной верандой заключенные возвели для начальника одного из местных лагерей ГУЛАГА. Стройка закончилась еще в начале пятидесятых годов, когда печально известный архипелаг только разрастался вдоль железнодорожных путей и дорог, ведущих на Колыму.

За время долгой жизни монументального строения, в четырех стенах на протяжении полувека успели пожить и писатели, и политики, и простые рабочие, пока дом не перешел в собственность предприимчивого и дальновидного деда Дениса, который выкупил его у прежних хозяев за символическую сумму, буквально перед самым началом злополучной перестройки.

По своему расположению дом находился на вершине высокого, покрытого густой травой холма, когда-то служащего обрывистым берегом засохшему руслу древней реки.

Вода давно проложила другую дорогу, выстлав в результате неизвестного катаклизма русло сквозь чернозём и породу в стороне от сохранившихся обрывов древней старицы, поэтому строение занимало наивыгоднейшую позицию с точки зрения фотографа. С солидной вышины холма благодатная местность позволяла вдоволь любоваться окрестными, густыми лесами, за широким полем, менявшимися в угоду каждому из четырёх сезонов, и неторопливым течением недалёкой реки.

Не все было гладко в сим замечательном, дородном месте, где время, словно бы и не заметило, перехода в новые, рыночные отношения целой страны.

Жизнь иногда преподносила и неприятные сюрпризы Копылову – младшему.

Своеобразным напоминанием о временах бурной молодости, проведенной в деревне, на затылке Дениса навсегда остался неровный, изогнутый шрам от страшного удара, о происхождении которого он не помнил совершенно ничего.

Рассекая теменную часть головы, неровный спрут ранения диковинного ранения растекался по коже, прочно впившись своими более мелкими ответвлениями в голову Копылова.

Это напоминание имело некую символическую двоякость в своей сути, как и большинство вещей и событий, окружавших бизнесмена в работе и быту: Денис прекрасно понимал, что получил его уже после того, как голубоокая, крутобёдрая девчонка, махнув толстой косой перед его лицом при развороте, дала понять, что избрала не его объектом любви.