Четверка встала. Один из них шепнул на ухо другому что-то о возможном отчислении за неподобающее поведение в учебном заведении и порчу школьного имущества, однако учительница явно услышала эти слова, поэтому сказала, что отчислить в последней четверти выпускного класса, когда до экзаменов и последнего звонка остались считанные дни, нельзя. Учительский состав и директор не такие уж изверги.

— А что произошло? — наконец-то подала голос Нэлли, когда четверо ее одноклассников уже ушли на ковер.

— А произошло то, юная леди, — Ирина Федоровна несколько секунд раздумывала над тем, рассказывать ли ученикам правду. — Что ваши не слишком умные одноклассники решили снова украсть классный журнал, — голос классного руководителя на время затих, и со всех сторон послышались ахи да вздохи. — Украли, а потом подожгли на пороге моей квартиры, — едва ли не со слезящимися от горя глазами произнесла та. Одиннадцатиклассники замолчали, осознавая, что ничем помочь в этой ситуации не могут. Журнала уже нет, и его никак не вернуть.

Учительница прикрыла глаза руками и со вздохом упала на кожаный стул. За что ей такое горе? Вроде бы был хороший класс, детки — умненькие, воспитанные, а за несколько недель до конца…

Урок алгебры так и не начался. Все сорок пять минут одиннадцатиклассники наблюдали за плачущей классной руководительницей, но не смели сказать ей ни слова. Да и разве слова способны что-то сделать?

— Какими это сволочами нужно быть, чтобы довести до слез нашу Ирину Федоровну! — возмущалась Лебедева уже на перемене в столовой. — Она же такая милая, хорошая, добрая женщина! Даже мухи не обидит! — Севастьян, Лейла и Влас прыснули в кулак, вспомнив, как эта милая, хорошая и добрая учительница поставила всему классу двойки только потому, что в тот день у нее было не очень хорошее настроение. — Не смейтесь, — громко возмутилась девушка.

Дэй сидел возле Майер и одной рукой приобнимал ее. Уже прозвенел, успевший за одиннадцать лет поднадоесть, звонок на урок, но блондин и его друзья совершенно не спешили на урок. Физкультура, как никак. Максимум, что Михаил Никитич сделает: заставит десять раз отжаться. А это наказание вытерпеть проще простого. Достаточно только сказать, что не умеешь отжиматься. Тогда физрук накричит на весь класс, что за одиннадцать лет эти оболтусы ничему не научились, и можно будет спокойно ждать звонка на следующий урок, потому что физкультуры не будет с вероятностью в девяносто девять целых и девять десятых процентов.

Севастьян, Лейла, Влас и Ева медленно передвигались по абсолютно пустому школьному коридору (все ученики давным-давно были в кабинетах на уроках), когда большая упаковка бубликов выпала из рук последней, и еда разлетелась по всему видимому и невидимому пространству.

— Нужно убрать, — запричитала виновница. — Баба Нина будет ругаться, — баба Нина — уборщица. Самая прекрасная женщина в этом заведении. Не считая бабы Вали, конечно же — поварихи.

Все вчетвером сразу кинулись убирать, как в не слишком умную голову Севастьяна пришла не слишком умная идея.

С его стороны послышалось не слишком громкое покашливание, но его друзья и девушка обернулись на звук. Парень стоял на одном колене, а в руке держал бублик, будто это помолвочное кольцо.

— Уважаемая Лейла Муратовна, — наконец-то начал блондин. — Согласна ли ты взять в незаконные и вымышленные мужья твоего вечного раба — Севастьяна Андреевича? — сдерживая смех, говорил он.

— Мм, да, я согласна, — приняла игру Майер.

Девушка засмеялась, отчего засмеялся и ее парень, и наблюдавшие за ними друзья. Блондин поднялся с колен и отряхнулся. Похоже, сегодня баба Нина еще не убирала. Лейла наблюдала за улыбающимся Севастьяном, и, как только он подошел к ней, сразу же впилась ему в губы. Этот невероятно нежный и мягкий поцелую не предназначался для чужих глаз, поэтому Влас и Ева были вынуждены отвернуться в другую сторону, однако тут как тут прозвучал чей-то громовой голос.

— Дэй, Майер! — орала завуч, приближаясь к паре.

Ученикам пришлось отлепить свои губы друг от друга, и на щеках обоих заиграл стыдливый румянец.

— Сегодня же я позвоню твоим родителям, — прищурила острый взгляд и с неприязнью уставилась на Севастьяна. — И твоему брату, — покосилась на Лейлу и прошипела. Не успели они ничего ни сказать, ни осмыслить, как женщина уже ушла, кинув напоследок лишь одну фразу. — Это узкопрофильный лицей, а не бордель, — звонко цокнула зубами и, развернувшись на каблуках на сто восемьдесят градусов, оставила одиннадцатиклассников в смятении и смущении.

***

— Матвей Муратович? — говорила завуч в трубку телефона. — Прошу Вас на днях явится в лицей. Дело касается Вашей младшей сестры, — далее следовало молчание. — Хорошо, сегодня в пять часов в приемной, это возле кабинета директора, только слева.

Лейла и Севастьян стояли у объемной деревянной двери и подслушивали разговор. Вот же влетит Майер от брата…

========== Прощальный вальс ==========

Время — удивительная штука. Его так мало, когда опаздываешь и так много, когда ждешь.

Ленни Кравиц

Время бежало, как обезумевшая пантера за последней в мире антилопой. Не успел моргнуть — пролетело еще несколько недель. Ты просишь время остановиться, но оно отчаянно не хочет слушаться.

Лейла проводила над учебниками все свободное время. Она больше не ходила гулять с друзьями, парнем. Не смотрела фильмы и не слушала музыку. Последний запрос в поисковике: «Как отличить ямб от хорея?», а об аудиоплеере и говорить нечего: одиннадцатиклассница скачала туда аудиокниги из школьной программы. По субботам как всегда проходили репетиции вальса.

Действительно, еще совсем немного, и май подойдет к концу. А это значит, что выпускные экзамены вот-вот начнутся. До первого экзамена — по языку и литературе — осталось каких-то три дня. Три дня, за которые уже не одиннадцатиклассники изведут себя в край. Уже в понедельник Майер будет сидеть в кабинете чужой школы и корпеть над ужасающими тестами, которыми пугают всех будущих выпускников.

Девушка уже давно почти ничего не ела и не пила, разве что когда запивала валерьянку проточной водой из-под крана. Нервы были на пределе. Это как раз то чувство, когда чего-то очень сильно боишься, но понимаешь, что без этого никак. Ты каждый день спишь, дышишь, делаешь свои привычные дела, но понимаешь, что еще чуть-чуть, и эта натянутая до невозможности струна порвется, и вся гитара не сможет играть и выполнять свои функции. И чем ближе приближается этот день, тем больше ты хочешь наконец-то оторвать лист календаря, чтобы поскорее закончить со всей этой ерундой и не переживать, не плакать по каждому поводу и не волноваться.

— Можно? — раздался тихий голосок, прежде чем деревянная дверь со скрипом отворилась, и в небольшой щели появилась белокурая голова Мелиссы. Лейла легонько кивнула головой и со вздохом отложила тяжелый учебник по математике. — Матвей на тебя обиделся, — женщина начала неприятный разговор первая. Одиннадцатиклассница конечно же знала, что ее брат не обрадовался, когда строгая завуч позвонила ему как раз во время совещания на работе и рассказала о школьных шалостях младшей сестренки. Поцеловались выпускники, и что же тут такого? Все когда-нибудь начинают встречаться и целоваться. То, что это произошло в стенах узкопрофильного лицея, совершенно ничего не значит. По крайней мере так считала Лейла. Матвей же закатил глаза, узнав, что его сестра состоит в отношениях с его другом. — Он говорит, что раньше вы были очень дружны, ты делилась с ним самым сокровенным, — невестка смахнула волосы с лица рукой так, что карие глаза смотрели на брюнетку в упор. — Почему сейчас все не так?

— С тех пор многое изменилось, — устало ответила и снова вернулась к учебнику. — Синус угла альфа плюс косинус угла дельта, — пробурчала себе под нос. — Что еще? — возмутилась, когда увидела, что Мелисса не вышла из комнаты, а продолжила буравить Лейлу взглядом.

Блондинка грустно взглянула на свою уже родственницу, после чего в безмолвии покинула ее обитель.