Алексей А. Шепелёв (р. 1978) – писатель, поэт, лидер группы «Общество Зрелища» (сайт nasos-oz.narod.ru). Автор романов «Echo» (СПб.: Амфора, 2003; шорт-лист премии «Дебют») и «Maxximum Exxtremum» (М.: Кислород, 2011; http://www.ozon.ru/context/detail/id/5650508/; по версии журнала «Соль» роман вошёл в рейтинг «Самых обсуждаемых книг года»), а также книги стихов «Novokain Ovo» (Тамбов, 2001).

Лауреат Международной отметины им. Д. Бурлюка (2003). Кандидат филологич. наук (дисс. о теме нимфолепсии у Набокова как рецепции темы «ставрогинского греха» Достоевского, 2004). Финалист премии «Нонконформизм-2010» («НГ – Ex Libris»), лауреат конкурса журнала «Север» в номинации «Проза» (2009).

Публиковался в альманахах «Черновик» (Нью-Джерси), «Reflection» (Чикаго), «Вавилон», «Футурум-арт», «Дети Ра», «Арион», «Журнале ПОэтов», журнале «Дружба народов», газете «НГ – Ex Libris», антологиях «Нестоличная литература», «Анатомия ангела», «Братская колыбель», «То самое электричество», в «Альманахе Академии Зауми», на сайтах «TextOnly», «Другое полушарие», «Мегалит» и др.

Поколение, рожденное в 70-х, формировалось совершенно в других условиях, нежели поколение их отцов. Идеологические основы общества были сняты и осмеяны еще до них.

Им достался распад и ошметки предыдущей формации, плюс неуверенное становление чего-то нового. Именно совершенно неопределенного.

С одной стороны компьютерная эра, с другой – дикий капитализм. С одной стороны – поток всевозможной художественной информации, с другой – засилие масскульта, проще говоря – попсы.

Переломное время, легко ломающее людей, невзирая на возраст.

Так или иначе, признаём мы это или не признаём, эта ломка отражается в творчестве. У Алексея Шепелёва просто буквально – и в прозе и в поэзии. Он как-то двигался параллельно – в прозаическом, поэтическом и музыкальном мирах, а также научном: после Тамбовского университета он заканчивает аспирантуру и защищает довольно сложную диссертацию, где соединяет в одной теме Достоевского с его оппонентом Набоковым. Вполне возможно, что в дальнейшем он мог бы стать хорошим литературоведом, но эти его потенции оказались невостребованными. В результате ему пришлось уйти в журналистику (хотя и эту профессию поэт-нонконформист не жалует, как, впрочем, и она его: газета с шепелевским названием «Себе и сильно» закончила свое существование).

С прозой, казалось бы, дело обстояло несколько лучше. Роман «Echo» был отмечен в «Дебюте» и издан таким ярким издательством как питерская «Амфора». Но… Несмотря на натуралистические картинки романа, его довольно изощрённая, достоевско-набоковская, да ещё осложнённая аванагардными приправами, стилистика, разумеется, не могла рекрутировать ему большого количества читателей и даже профессиональных критиков. Тут, я думаю, дело времени. Возможно, что после выхода следующей книги вспомнят и о предыдущей. В любом случае его дарование прозаика уже получает признание, а главное, он сам проходит здесь довольно сложный путь становления, эксперементируя на самом себе, подобно многим деятелям мировой контркультуры (ближайший пример Чарльз Буковски, хотя вовсе не для сравнения, Шепелёв круче).

Что же с поэзией?

Здесь я бы выделил две линии, на мой взгляд, определяющие для Алексея как художника: социальное реагирование и поиск выразительности. Социально Алексей Шепелёв реагирует как «пролетарий умственного труда», оказавшийся в пролете. Его позиция здесь близка контркультурным, анархистским, левацким интенциям, которые усилились в России в 90-е годы (Эдуард Лимонов, Алексей Цветков-младший, Егор Летов и «Гражданская оборона», в приближении к поэзии – группа «ОСУМБЕЗ» и особенно саркастические тексты Всеволода Емелина и Андрея Родионова). Фиксация происходящего, брутальный протест, чаще всего традиционными средствами: спиртосодержащие напитки, хорошо поставленный матерный язык, радикализация сексуальных проблем.

Однако перед нами не маргинал с окраины, а подготовленный филолог, хорошо осведомленный в звучащем хаосе современного мира, побывавший в студии Академии Зауми и образовавший вместе с Александром Фроловым и компанией собственную музыкально-поэтическую хеппенинговую группу в духе панк-авангарда «ОЗ» (в скобках замечу, что все мои определения здесь не претендуют на исчерпывающую точность). Поиск особой выразительности для него как бы запрограммирован, потому что «книжки умные читал»!

Ну и видел некоторые примеры, выходящие за рамки простого реагирования привычными «поэтическими» средствами. По всему поэтому его тексты, конечно, не могли попасть в хитпарады стихотворного майнстрима, а попали в журналы, представляющие в той или иной степени авангардную парадигму (см. биобиб справку), хотя в молодежные антологии тоже.

Это всё-таки довольно неудобоваримый продукт. Попробуйте почитать девушке или послать ей на мобильник хотя бы вот это:

Впрочем, скорее всего я ошибаюсь, вполне возможно существуют девушки, способные так сказать акцептировать этот текст, рожденный в том числе множеством современных визуальных практик, от блокбастеров до компьютерных игр. Что касается инвективной лексики (в других текстах), то с ней, при современном равенстве полов, вообще никаких проблем не возникает. Следовательно эпатаж возможен только при соприкосновении с текстами интеллигентных дам старших поколений. О чем я и говорил автору еще более десяти лет назад, ссылаясь на Маяковского, который свое «Нате!» писал в лексически другой стране.

Но автор настаивает на своем и, стало быть, дело совсем не в эпатаже, а в чем-то ином. А именно, на мой взгляд, в поиске некоторого адеквата собственных мысле-чувств. И тут, мне кажется, Алексей Шепелёв вполне на уровне «поставленных задач». В его стихотекстах мы находим массу всего: социальную лирику, философскую, любовную, даже политологическую (например, яркая «Радуга Евразии») и эсхатологическую (энигматическая «Ре-флексия»). Но все это написано иначе, даже не то что другими словами, хотя и другими тоже, а другими синтакто-синтагмо-парадигматическими средствами, которые, не сказать, чтобы принадлежали одному Шепелёву, но им наиболее «себе и сильно» завинчены.

В целом книга, при всем ее часто очень апозитивном пафосе, производит сильное впечатление как слепок взвихренных стихий, остановленных и даже по-своему упорядоченных (!) всё-таки словом.

Каждая книга – констатация некоторого этапа. На сей раз – этап – целое десятилетие.

Немало, чтобы вчитаться-врубиться.

Чувствую, что читателю(льнице) уже не терпится перейти к самой книге, так уж его заинтриговало предисловие! Пожаста, пожаста, я не задерживаю, вперед к далеко не фиктивному тексту…