— Перебирай ножками, уже близко, — мужчина недовольно обернулся и поднял брови, коря Тэхена за медлительность.

Новые двери явили Тэхену длинный коридор, в котором было множество дверей. Зайдя в первую, незнакомец затащил Тэ внутрь и заставил его стать перед старшим омегой, который тут же принялся оглядывать Тэхена.

— Это новенький? — мужчина сидел на стуле за столом и отложил ручку, натягивая очки и разглядывая Тэ.

— Нет, я не уверен, — спутник Тэ проговорил растерянно, словно пребывал в раздумьях.

— Твой? — не унимался омега, а Тэхен поморщился.

— Не важно, просто проведи осмотр, я еще ничего не решил, — мужчина вмиг покинул кабинет, оставив за собой лишь шлейф бергамота.

— Ладно, давай осмотрим тебя? — голос омеги был приятен и Тэхен было даже расслабился, пока явных угроз нет — нечего паниковать.

***

— Прости, мне жаль, — Джунки отставил телефон в карман и выбросил бумажный стаканчик в урну, повернулся к Чонгуку, не ожидая увидеть в его глазах целый океан печали.

— Никакой инфы? — Чон выдохнул, но тут же встрепенулся, когда увидел отрицательное качание головы своего друга.

— Тот парень, — Джунки было сложно подобрать правильные слова. — Один мой знакомый был ночью в парке и видел, как твоего друга похитили.

— Что, блять? — Чонгук ухватился за голову, — мы в дораме? Какое нахрен «похитили»?

— Мне жаль, но это сделал мужчина, который работает на одного из владельцев местных борделей, — Джун подошел к другу и ободряюще сжал его руку. — Они похищают молодых омег, а потом продают их. Вот только они проворачивают такое с сиротами и бедными, которых искать никто не станет. Кажется, твой друг ошибка и владелец попытается от него избавиться, если еще этого не сделал.

— Где? — тихо спросил Чонгук, боясь взорваться от переполняющих чувств.

— Они прикрываются ночным клубом, я тебе покажу.

========== 7. ==========

Дивный сад раскинулся пред взором, так захотелось пройтись по мягкой траве босиком, собрать всю росу, провести пальцами по воздуху, цепляя колоски и травинки, дать теплому ветру щекотать, ласкать кожу, любить и нежить омегу. Вишневые деревья цветут, а значит, все будет хорошо — они распустились, дадут плоды. Можно будет испечь вишневый пирог, угостить Тэхена его любимым лакомством, папа наверняка обрадуется, если Чимин сам что-то приготовит, отец довольно улыбнется и в сотый раз скажет, что сын весь в Хэджина, так же любит выпечку и все, что с ней связано.

Пчелки довольно кружили вокруг цветущих деревьев, все так красиво, что все воспоминания о зиме стерлись. Чимин больше не хотел помнить заледеневшие лужи, холод, отмерзшие пальцы и лед голоса Хосока. Хотел навсегда остаться в саду, не просыпаться и не чувствовать вину. Может он и неопытен, но точно не глуп: реакция Хо на другого мужчину сказала все за себя, его въедливый голос и шипение отдавались в черепной коробке, но Чимин делал вид, что он не слышит, лишь только сильнее вдыхал аромат весеннего сада и сделал первый шаг. Роса намочила ноги, но Чимин не почувствовал, он только увидел капельки, которые спокойно скатывались по ногам, стекали по аккуратным пальчикам. Они должны были холодить кожу, но ничего, кроме легкости, Чимин не чувствовал.

Вишня. Так пах тот, ради кого затевалась вся поездка, ради кого Чимин был готов не только три часа в Тэгу ехать, а и на край света пешком идти. Лучший друг, родственная душа и человек, который всегда примет в любом случае, поддержит, не отвергнет. Где он? Где Тэхени? Противный и липкий страх закрался в подсознание, он душил и мешал втянуть лишний глоток воздуха. Что, если Тэ не поехал к дедушке? Что, если он в беде?

— Тэхени… — Чимин вздрогнул от звука собственного голоса, посмотрел на то, как картинка с садом раскалывалась, рассыпалась на части, являя перед омегой красно-бордовые тона, а капельки на ногах — это не роса, это бурая кровь. Только чья?

Визг шин и крики Чимина разрывали голову, но они заглушались отчетливым голосом Хосока, который укоризненно спрашивал почему Чимин не хочет идти с ним на каток, не хочет дать шанс, не хочет потерять друга, но обрести любовь.

Перед глазами выпускной вечер, в который Чимин был один, он так и не смог позвать никого. Но упертый хён и тогда решил все за него, он примчался за десять минут до начала, взял Чимина под руку и протанцевал с ним весь вечер, глядя лишь на него одного, даря свои самые яркие улыбки и шепча, что он самый красивый. Хосок умеет очаровывать, всегда умел. Чимин любил его, но он понимает, что это не та любовь, поэтому не хотел делать больно, не хотел соглашаться на свидания, искренне желал найти свою судьбу и полюбить. Он искренне не понимал, что старший Чон еще в тринадцать лет положил свое сердце перед ним на блюдечке. У Чимина же в голове была только мята. Чарующий аромат, бледная кожа, белые волосы и имя, которое затмевает все на свете. Мин Юнги. Именно так и находят истинных?

Ответ не нужен, слова лишние.

Чимина вырвали из сладкого сна, глаза сами по себе открылись, но на ресницы капала кровь, застилая взор. Опустив взгляд вниз, он увидел свои же руки, пытающиеся выщелкнуть ремень безопасности, а слева доносились тихие стоны. Повернуть голову было тяжело, проверить состояние Хосока важнее. Кое-как отстегнув ремень, Чимин протянул руки к альфе. Оценив ситуацию, омега понял, что основная сила удара пришлась на сторону водителя, левым боком они влетели в отбойник, и теперь металл был искорежен, а тело альфы зажато. Подавив всхлип, Чимин ощупал свои ноги и попытался открыть двери. Вывалившись на дорогу, он принялся рыться по карманам, искать телефон и молиться, чтобы с Хо ничего не случилось.

— Подожди, сейчас, — омега прошептал Хосоку, думая, что тот услышит. Всегда слышал.

Голос в трубке, просящий уточнить детали, фары подъехавшей машины, собственный шепот и спокойствие. Чимин сообщил. Теперь Хосок будет в порядке. Теперь их спасут. А перед глазами опять сад, кажется, это Эдем.

***

Противное пиканье побуждало открыть глаза, поинтересоваться, что происходит. В голове на повторе был писк омежки, понимание того, что не справился с управлением, последние секунды и надежда на то, что смог вывернуть и уберечь самое ценное.

— Приняли, направляемся в сеульскую городскую, — голос мужчины доносился сверху, а у Хосока и сил не было, чтобы спросить, что с ними случилось.

Перед глазами были лишь задние двери машины скорой помощи и собственное тело, покрытое темными пятнами крови.

— Минни… — удалось прохрипеть, но никто не отозвался, никто не сказал, что с омегой, где он, выжил ли.

— Пациент, — опять голос сверху, — вы слышите меня? — Хосоку было тяжело концентрироваться на словах, единственное, что его держало в сознание — беспокойство. Он не сомкнет глаз, пока не услышит, что с его Минни все в порядке.

— Мой Минни… — горло саднит, говорить невыносимо больно, но нужно спросить, узнать, выяснить, стоит ли ему бороться за жизнь. Есть ради кого?

Вот только тело предало его, а глаза закрываются сами по себе. Хосок провалился в пучину неизвестности и молил всех богов, чтобы с Минни все было в порядке.

***

— Хоть одна причина, — Чонгук глядел на вход в фешенебельный клуб, осматривал яркую вывеску, которая теперь не горела, днем не привлекала и не манила мотыльков на свой свет. Альфа яростно сжимал кулаки и косился на Джунки, который прислонился к стене и смотрел на свои кроссовки, думая, как бы помягче сказать все Чонгуку.

— Я тебе даже несколько скажу, — он смотрел прямо в глаза, оттолкнулся от стены и начал пересчитывать, загибая пальцы:

— Раз — охрана, два — тебе девятнадцать, три — ты заставишь их нервничать и поскорее избавиться от парня.

— Полиция?

Джунки рассмеялся наивности своего друга, потер затылок.

— Как думаешь, кто их крышует? — он любопытно уставился на Чонгука, — даже если и так, то ордер на обыск не так просто получить, а перевезти омег можно в два счета.

— Что мне делать? Там мой омега, — Чонгук привычным движением придавил пальцы к вискам и зажмурился, не понимая, как выпутаться из всего. Почему его Тэ? Его не волнует никто, заберите хоть всех омег города, но верните одного мальчишку. Психованного, наивного, милого, самоуверенного мальчишку, который забрал сердце Чонгука еще три года назад, до сих пор держит в своих хрупких руках. Если сломается Тэхен, то сломается Чон.