- Это ужасно глупо, но я почему-то так и не жалею, что мы с ним не успели уехать...

  - Я жалею об этом за вас обоих, - резко оборвал ее Наклз. - А теперь слушай. И запоминай, второго шанса тебя увидеть мне не дадут. Охранник и так лапал меня полчаса в поисках напильника или что там еще в романах проносят в камеры друзьям. Дольше чем на двадцать минут он нас не оставит. Слушаешь?

  - Да.

  Голос Наклза упал до едва различимого шепота:

  - К середине осени кесарь умрет. Его сын несовершеннолетний, так что править будет регент. Эдельберт. При нем тебя станут судить.

  - Меня не проще убить?

  - Проще, потому мне и пришлось спутаться со шлюхой, что убить тебя куда как проще. Так что слушай меня и хоть раз в жизни изволь не пропустить то, что я скажу, мимо ушей.

  - Я тебя всегда слушаю, между прочим.

  - И делаешь по-своему. А теперь сделаешь по-моему. Один раз, в виде исключения. Тебя будут судить за нападение на гражданское население в Рэде. Вы там не конфетки сиротам раздавали, так что лучше это обвинение, чем какое-то другое.

  - Но это же ложь...

  - Дэмонра, очнись! - зашипел Наклз. - Здесь все одна сплошная ложь, и эта не хуже любой другой. Даже лучше - она похожа на правду.

  - Они начали стрелять по нам из засады, Рыжик, да как ты можешь думать...

  - Как я могу думать - я тебе потом объясню. Как ты можешь вообще не думать, вот что ты мне лучше скажи? Не важно. Замолчи и слушай. Вас смешают с грязью. С самой отвратительной грязью, с какой только можно. Тебя, Зондэр, Магду - вас всех. Поняла?

  - Поняла, - на самом деле, Дэмонра не поняла ровно ничего сверх того факта, что Наклз взвинчен, расстроен, зол и пытается донести до нее какую-то на его взгляд простую вещь, но переспрашивать не рискнула.

  - Твоя задача - им не мешать. Не сомневаюсь, ты станешь героически спасать Зондэр и компанию - то есть топить себя, но в вашем нордэнском понимании эти разные вещи почему-то считаются одним и тем же, так что неважно. Топи на здоровье. Ты должна пообещать мне одну вещь. Не так пообещать, как обычно, а пообещать и сделать.

  Наклз вцепился в пальцы Дэмонры с такой силой, что у нее кости затрещали.

  - Это чтобы ты меня гарантированно слышала и понимала. Меня, а не свою бесову белую метель, которая потом придет и всех рассудит.

  - Мне больно.

  - Замечательно, мне тоже. Теперь слушай. Ты мне веришь?

  "У меня это спрашивает человек с шизофренией. И, что самое поразительное, я ему верю. Скорее всего, у меня не шизофрения - это болезнь для умных - но что-то похожее".

  - Верю, - сипло сказала Дэмонра.

  - Ты сделаешь все возможное, чтобы тебя не посадили, а повесили, - медленно и отчетливо произнес Наклз. - Поняла?

  - Да.

  - Повтори.

  - Рыжик...

  - Повтори слово в слово.

  - Я сделаю все возможное, чтобы меня не посадили, а повесили, - механически проговорила Дэмонра. Фраза была простая, но смысл как-то не доходил до ее сознания.

  За дверью послышались шаги. Наклз быстро поднялся. Дэмонру снова обдало запахом дождя.

  - Я тоже сделаю для этого все возможное. Ничего не бойся.

  5

  Солнце заливало сдавшийся на милость осени город. Вода каналов отражала ярко-синее небо и чуть тронутые желтизной деревья. Холодный утренний ветер трепал многочисленные флаги. Эфэлская столица давно не видела столько изумрудных королевских штандартов в одном месте. Правящий дом отмечал начало четвертого столетия на престоле.

  На идеально вычищенную мостовую уже стягивалась толпа, хотя до проезда кортежа оставалось не меньше двух часов. Через оптический прицел Каниан видел даже разноцветные перышки, цветы и ленты на дамских шляпках.

  "Слишком солнечный день. Много бликов. Да еще ветер", - Каниан обернулся и посмотрел на свою винтовку, аккуратно лежащую в углу, у самой стенки. Верхняя площадка колокольни - та, где, собственно, и висели колокола - продувалась всеми ветрами и, как казалось Каниану, даже несколько покачивалась. Последнее, разумеется, являлось не более чем оптическим обманом. Иргендвинд просто не любил высоту. Для снайпера это являлось большим недостатком.

  Но иначе, чем забравшись на высокую точку, с шестисот метров снять цель не представлялось возможным. Даже с самой замечательной на все королевство винтовкой и новомодным оптическим прицелом, дающим четырехкратное увеличение. В свое время отец никак не мог понять, зачем Каниан отвалил за это чудо техники чуть ли не половину оставленных ему на сезон денег, и долго пенял ему за расточительство.

  В любом случае, граф Иргендвинд был уже бесконечно выше всех скорбей и печалей.

  Каниан подышал на заледеневшие руки. Больше всего на свете ему хотелось курить, но курить сейчас было никак нельзя. Да и сигареты у него кончились еще с час назад.

   "Бесы дери, как холодно!", - Иргендвинд нервно взглянул на часы. Стрелка издевательски медленно ползла к десяти утра.

  Снайпер Его Величества залег на позицию с полчаса назад. Со своего места Каниан, при желании, даже мог видеть дуло его винтовки, смотрящее в сторону толпы, а также нижнюю часть туловища. Асвельд Второй не имел достаточно глупости, чтобы полагаться на народную любовь и волю рока. Его снайпера всегда заблаговременно занимали все возможные площадки для стрельбы на тот случай, если их вздумает занять кто-нибудь другой.

  Колокольня не являлась оптимальной позицией. Каниан мог назвать как минимум три дома, из окон которых попасть в кортеж оказалось бы куда как проще. Но колокольня была самым высоким зданием в округе. Снайпера, залегшего на колокольне, не видели его товарищи.

  Поэтому жить ему оставалось не более двух минут.

  Каниан напряженно следил, как секундная стрелка делает полный оборот. У него пересохло в горле и начала кружиться голова. Это было плохо. Позволить себе нервничать сейчас он не мог.

  "Жаль, нет сигарет. Хоть покурил бы напоследок. Спасибо отцу Бенедикту, умираю не на пустой желудок. Хотя я бы не назвал кофе ту бурду, которую они здесь пьют".

  При мысли о кофе Каниану захотелось потянуться к фляге, где еще оставалось несколько глотков, но он не рискнул шуметь. Залегший на три метра ниже снайпер мог его услышать.

  В принципе, королевский стрелок все делал правильно. Будь у Каниана хоть малейший вариант выбора, он тоже занял бы площадку под звонницей, а не прятался бы под самими колоколами, рискуя получить если не оглушение, то сильнейшую мигрень при первых же ударах, а били бы они сначала десять, а потом одиннадцать раз. Да и огромная дыра по центру комнаты, оставлявшая ему всего полметра на то, чтобы хоть как-то спрятаться, комфорта не добавляла. Каниану было холодно и не то чтобы страшно, а скорее странно. Последние три дня ему упорно казалось, что все это какой-то дикий сон, а если не сон - то он сидит в комнате с мягкими стенами и диагноз у него самый печальный.

  Снизу донеслись шаги и шуршание ткани. Поднимался звонарь.

  "Создатель, я тебя никогда ни о чем не просил, а позавчера ты сделал так, что просить мне тебя больше не о чем", - подумал Каниан, вжавшись в стену. "Помогать мне не надо. Просто не мешай".

  Каниан нервно усмехнулся. А он всю жизнь думал, что умрет атеистом.

  Звонарь, судя по звукам, никак не отреагировал на королевского снайпера и стал что-то делать с веревками.

  "Если Бенедикт солгал, это конец". Иргендвинд поднял пистолет и с удивлением осознал, что у него дрожит рука.

  "Я успею выстрелить прежде, чем он вскрикнет. Но мне нельзя стрелять, пока не зазвонят колокола".

  Каниан каждую секунду ждал, что звонарь скажет: "Наверху убийца". Но ничего такого не происходило. Только веревки мягко шелестели.

  Иргендвинд окончательно понял, что напрасно он методично дерзил отцу Бенедикту, пытавшемуся вбить в его голову основы закона божьего. На всю столицу тот оказался единственным человеком, не поверившим в вину Каниана. Вернее, решивший, что верить в нее хоть и удобно, но неправильно.