– Вот, – сказал он Марине Витальевне, – принимай, жена, пополнение. Отпарить и помыть по полной программе, чтоб все скрипело и трещало по швам.

Вот так Марина Витальевна записалась в банные инструкторы, показав женщинам, как правильно и со вкусом предаваться настоящей забаве вождей. Тем в основном понравилось. Жительницы холодных по нынешним меркам краев, они смогли по достоинству оценить весь тот жар и пар, который дает настоящая, пусть и самодельная, русская баня, особенно если плеснуть на раскаленную каменку ковшик воды. А березовые и дубовые веники, а лыковое мочало и пенистое, пусть и жидкое мыло? Ух ты! Человек по сути своей существо чистоплотное, и исключения, вроде монголов, тут только подтверждают правило.

После семьи и сотрудниц Антона Игоревича в баню по очереди пошли все те женщины, что не имели еще своих семей и в то же время не были заняты на картошке. Потом их место занял боевой отряд Антона-младшего, которого ради такого дела пораньше отпустили с буртовки. Вроде там все обошлось без эксцессов, но девки вышли из бани чрезвычайно довольные, чувствовалось, что им понравился как банный процесс, так и то, что они наконец рассмотрели у своего будущего господина и повелителя.

Потом одна за другой через баню быстро проскочили «молодые» семьи Сергея-младшего, Валеры и Гуга, причем последнему на пальцах пришлось довольно долго объяснять, что можно, а чего нельзя делать, пойдя в баню. Но в результате процесс понравился всем. И самому Гугу, который обнаружил в себе талант париться до потери пульса, и его молодым женам, несмотря на то, что тем несколько раз пришлось с писком выбегать в предбанник, спасаясь от чересчур уж горячего пара. Впрочем, и все остальное им тоже понравилось. Вышли они из бани все шестеро в обнимку: сам Гуг, три его жены и две невесты, распаренные и умиротворенные и сразу было видно, что через девять месяцев в этой семье появится как минимум одно пополнение, начало которому было положено во время этого похода в баню.

После молодых настала очередь вождей, и хоть было уже достаточно поздно, но решили сделать так – сперва Лиза заходит в баню и наскоро показывает совсем молодым незамужним девкам своей и лялиной бригады, как надо правильно мыться. Это потому, что картошка дело грязное, а девки свое все же заслужили ударным трудом. Потом девки уходят спать, и на их место к уже готовой Лизе приходит Андрей Викторович с семейством и парится до потери пульса. И только потом, уже поздно, часов девять или полдесятого в баню идет Сергей Петрович со всеми своими, но зато их оттуда уже никто не будет гнать – сиди хоть до полуночи.

Вот так оно и вышло, но с небольшими поправками, внесенными пятью молодыми авантюристками. Сергей Петрович, усталый, грязный, но в общем довольный собой, (потому что сегодня были завершены сразу два этапных дела – баня и картошка), зашел не спеша в предбанник, разделся, подкинул в топку сухих горбылей, да так, что пламя яростно загудело, нагоняя пар до нормы, потом дождался, пока полностью разденутся его две невесты, жены, и дочери Фэры, а потом они все вместе прошли в парилку. Пока Илин с помощью Ляли готовила в шайке побольше тепленькую воду для купания своей годовалой дочки Мули, Фэра, с помощью Сергея Петровича, Алохэ-Анны и крепких слов, мочалкой, мылом и горячей водой намывала своих семилетних дочерей Сипу и Коту. Девочки визжали, вертелись и протестовали как могли, но мать была неумолима. Пусть мыло отчаянно щиплет глаза, но голову, как и все остальные места, надо мыть тщательно-тщательно – и никаких гвоздей.

Тем временем Мани и Ваулэ-Валя, присутствующие на этом празднике жизни на правах гостей, сели на лавку поближе к двери и смотрели на то, как шаман Петрович в бане руководит своим голым женским коллективом. Но долго ли, коротко ли, Мули была искупана, вытерта и завернута в меховые пеленки, Сипа и Кота надраены до блеска, одеты и вместе с Мули отправлены домой с распоряжением подкинуть дров в очаг кана и, не дожидаясь взрослых, ложиться спать, после чего эти самые взрослые остались наедине с баней и друг другом.

– Ну, моя дорогая, – сказал шаман Петрович, обращаясь к Алохэ-Анне, как только в предбаннике хлопнула тяжелая дверь, – помнишь, как я тебе обещал, что буду мучить тебя в этой бани при помощи пара, горячей воды и березовых веников?

– Я помнить, о великий шаман, – ответила Алохэ-Анна, потянувшись как большая кошка, – и я снова повторить, что ты очень приятно меня мучить и я всегда этому рад. Я готов, говори что надо делать?

– Да, – с улыбкой добавила Фэра, – ты наш муж и начальник и мы хотеть чтобы ты наказать нас тоже. Мы ждать твой приказ, шаман Петрович.

– И мы тоже, – сказала Илин, хрупкая как тростиночка, – просит наказать я, плохо себя вести. Пожалуйста.

– Так-с, Лялечка, – сказал шаман Петрович, посмотрев на свою самую первую и самую главную жену, – кажется у нас имеет место бунт на корабле. Ну что – накажем негодяек?

– Накажем, мой добрый господин, – кивнула Ляля, взяв в руки мочалку и пластиковую бутылку из-под масла, в которую было налито мыло, – Но только сперва их всех нужно хорошенько вымыть, особенно вон ту, которая перемазалась с ног до головы.

– Да, моя добрая госпожа, – ответил Сергей Петрович, вооружившись тем же самым что и Ляля, – вы как всегда правы, Мыть, мыть и еще раз мыть, именно для этого мы сюда и пришли. А ну, грязнуля Анна, немедленно ложись на средний полок и мы с Лялей будем отдраивать тебя до скрипа, до блеска.

– Моя ложиться! – сверкнула белыми зубами Алохе-Анна и вытянулась на полке, высоко оттопырив высокую шоколадную попку.

– И так, – сказал Сергей Петрович, – цели определены, средства в наличии – за работу товарищи. И вы, две лентяйки, берите мочалки и тоже подключайтесь к работе, взаимопомощь наше все.

Не прошло и пяти минут, как смуглая пантера, крепко зажмурившая глаза, оказалась скрыта под плотным белым сугробом пахнущей сосновой хвоей крепкой мыльной пены, взбитой сразу четырьмя мочалками. Потом, когда Алохе-Анна перевернулась на спину, чтобы подставить под мытье вторую половину своего тела, то Ляля, Фэра и Илин, продолжили надраивать ее своими мочалками, а Сергей Петрович отошел в сторону и в большой шайке стал готовить воду для покатушек, смешивая побулькивающий кипяток из ванны с холодной водой из-под крана. По замыслу, вода должна была быть такой горячей, чтобы едва терпела рука. Впрочем, совсем рядом стояла вторая шайка, в которой была набрана чистая вода прямо из скважины имевшая среднегодовую для данной местности температуру в пять с половиной градусов Цельсия.

И вот, Алохэ-Анну поднимают с полка, ставят вертикально, говорят вытянуть руки по швам и Сергей Петрович, с натугой поднимает нее шайку с горячей водой вверх и без предупреждения (глаза-то от мыла зажмурены) выливает на голову Алохэ-Анны. Отчаянный вопль, больше от неожиданности, чем от боли, поскольку вода не настолько горячая, чтобы обжигать. Не успевает женщина перевести дух, как на нее обрушивается теперь уже поток ледяной воды и снова отчаянный крик и тишина.

– Ну вот и готово, – сказал Петрович, оглядывая дело своих рук, – вроде стало посветлее. Аннушка-то у нас, оказывается, настоящая королева.

– Не королева, – прищурившись ответила Ляля, – а великолепная богиня. Уитни Хьюстон нервно курит в сторонке.

– Уитни Хьюстон, – ответил шаман Петрович, – по сравнению с Аннушкой просто старушка, ей уже было под пятьдесят, а она все хорохорилась. Нет, моя жена куда лучше.

– А я и говорю, – сказала Ляля, – что лучше.

– Да, шаман Петрович, хорошо. – сказала Алохэ-Анна, разведя руки в стороны, – Я два раза умирать и все равно живой, а теперь моя как птица – летать и летать. Даже очень хорошо.

– Ну вот и хорошо, Аннушка, – сказал Сергей Петрович, – но только ты не расслабляйся, это было еще не наказание, а подготовка.

– Я готов наказание, – сказала Алохэ-Анна, – Что делать дальше?

– А дальше, – сказал Сергей Петрович, – мы будем готовить к наказанию Фэру и ты Аннушка будешь нам помогать. А ну ложись, негодница, и только посмей мне пошевелиться.