На все просьбы надеть парки и штаны они говорили, что привыкли к холодной и мокрой погоде еще там, на побережье, в своей позапрошлой жизни, когда Тюлени были обычным племенем охотников на морских животных. А охота – она бывает не только летом, когда теплая вода, ласковое солнце и голубое небо, но и зимой, когда море становится серым, злым, сплошь покрытым белыми барашками, под таким низким серым небом с холодным пронизывающим ветром. И в такую погоду зачастую приходилось садиться в кожаные лодки, и, отчаянно гребя короткими веслами, выходить в такое неласковое море, чтобы добраться до лежбища тюленей или птичьего базара, до которых нельзя дойти по берегу. Такой дождь, как сейчас – это еще благо, потому что вода в нем не соленая, и кожа после нее совсем не чешется. Лучше потом, после работы, скинув промокшую летнюю одежду, голышом влезть в сухие и теплые парку и штаны, сразу обсохнув и согревшись. Потом сытный горячий ужин, где много мяса, жира, картошки и прочих прелестей, от которого в животе становится очень хорошо, после чего крепкий сон в жарко натопленной казарме, а с утра все сначала. Вот вам, товарищи, и полуафриканки – вроде бы южные и теплолюбивые существа…

Тут же, совсем рядом с подвалодолбильщиками, в обжигательную печь загружалась новая партия известняка, а в кипелке шипела и бесновалась гасящаяся известь, плотно прикрытая деревянной крышкой, не допускающей ни разлета жгучих брызг, ни доступа воздуха с таким вредным для процесса газом СО2. Дня через три погашенную влажную известь можно будет перебрасывать в ванну для отстоя, откуда ее потом будут брать в бетономешалку и, смешав с песком, готовить известковое тесто.

14 сентября 1-го года Миссии. Четверг. Пристань Дома на Холме

С утра дождь утих и небо даже немного развеялось, но все равно даже в районе полудня температура воздуха не поднималась выше двенадцати-тринадцати градусов тепла. Весь день Сергей Петрович работал со своей столярно-плотницкой бригадой. Перегородки в общежитии были уже установлены и дело дошло уже до сколачивания лежанок. Очаги понемногу топились, кан был теплым и внутри общежития было тепло, и вкусно пахло обструганным смолистым деревом. И хоть спешка хороша только для ловли блох, но Сергей Петрович решил во что бы то ни стало закончить сегодня все работы, чтобы завтра прямо с утра учинить праздник новоселья.

А то как-то нехорошо получается – рядовые члены клана живут в теплой и уютной казарме, а вожди ютятся по летним халупам, которым по ночам откровенно уже не хватает отопительных возможностей. То есть местные, разумеется, были бы рады и тем шалашам-вигвамам с канами (у них самих, в жилищах с центральным костром-очагом условия были гораздо хуже), но ни Марина Витальевна, ни Антон Игоревич, ни Сергей Петрович, ни Андрей Викторович, ни Ляля, Лиза, Катя, Сергей-младший и Валера никак не являлись местными. Они и сами хотели жить по-человечески в своем понимании, и всему своему новому клану привить правильный вкус к жизни. Потому-то так и торопился Сергей Петрович с общежитием, ведь в этот шалаш-вигвам даже электричество не проведешь, да и с понижением по ночам температуры до нуля и ниже, вылезать утром из-под одеяла становится мало-мало неприятно. Нет, вопрос общежития назрел и перезрел, вот и работает над ним Сергей Петрович как проклятый.

15 сентября 1-го года Миссии. Пятница. Пристань Дома на Холме

Ночью опять случился заморозок, земля под ногами задубела, а лужицы покрылись льдом. Правда, текучая вода, в Ближней и тем более в Гаронне пока сопротивлялась наступлению мороза, и лед там не появился даже в стоячих прибрежных заводях. Наверное, еще не время. Первым делом, сразу после завтрака, состоялось великое переселение народов. Из шалашей-вигвамов вытаскивалось все ценное и неценное имущество, и Антон Игоревич на УАЗе отвозил его на новые квартиры, где в отдельных теплых полукомнатах, еще пахнущих обструганной сосной, на прочных трехъярусных широких лежаках, застеленных сухой травой, уже были расстелены покрышки из шкур. Каждая комната, отделенная от коридора занавесью из шкур, была рассчитана на размещение от шести до двенадцати (если на один лежак шириной в метр двадцать класть сразу двоих) человек и больше напоминала купе плацкартного вагона двойной ширины, чем нормальное жилье. Но как паллиатив пойдет, тем более что решает самую главную задачу – размещение максимального числа народа в минимальном объеме при максимально комфортных условиях, когда тепло, светло, ниоткуда не дует и на голову не каплет. В результате примерно к десяти часам дня береговой лагерь окончательно опустел. С шалашей-вигвамов забрали покрышки из шкур, и эти временные сооружения враз приобрели такой вид, будто были заброшены еще давным-давно.

Сергей Петрович, например, в своей комнате распределил места так. Фэрины близнецы Сипа и Кота – вдвоем на самую верхнюю левую полку, все равно обе лазают по лестнице как молодые обезьянки. Там же их подружка, на год младше, по имени Сила, которая является старшей дочерью Мани. Им там наверху прикольно. Туда же, к девочкам, угнездилась серо-полосатая кошка Мура Петровна, которое все лето и осень провела за изучением окрестностей, питаясь вкусненьким от Марины Витальевны и дикими полевыми грызунами. Как стало холодать и грызуны попрятались, кошка снова вспомнила, что у нее есть хозяин, который не только посадит на колени и погладит, но еще и обогреет и накормит. Правую самую верхнюю полку заняли две молодые полуафриканки – Вауле-Валя и подруга, за которую она очень попросила – Оритэ-Оля. В принципе, Сергей Петрович и так собирался, сдав в эксплуатацию общежитие, распихать по замужествам всех женщин, считающихся взрослыми, чтобы в казарме вместе с подростками их не осталось ни одной – ни полуафриканки, ни бывшей Лани. Средняя левая полка отдана в монопольное пользование Илин, ее годовалой дочери Мули и трехлетней дочери Мани Питы. На средней правой полке будут спать старшая жена Фэра, а также Мани. Внизу слева – любимая и главная жена Ляля и старшая полуафриканская жена Алохэ-Анна, которые странным образом сдружились между собой и оказались не разлей вода – несмотря на то, что ничего общего между этими молодыми женщинами не было, и быть никогда не могло. Внизу справа устроился сам господин и повелитель всего этого гарема, который будет спать с той из жен, какую ему на эту ночь выберет жребий, очередь, его собственное желание или решение бабского коллектива. Хотя очередь все же и справедливей и демократичней, семь жен – семь дней недели, а в случае женского недомогания очередной жены последует переход хода, тем более что раз в неделю будет банный день, где у всех жен будут равные возможности завладеть вниманием своего мужа. Но это будет потом – переселение переселением, а работа работой. Наскоро разложив вещи, все разошлись по своим бригадам, поскольку посвященный этому событию праздник был назначен на вечер.

Сергею Петровичу в этот день наконец предстояло перенести все свое внимание на стройку Большого дома на холме. Рабочая сила освободилась, у Антона Игоревича на складе лежал запас жженого кирпича, необходимый для начала работ, подвал с одной стороны будущего дома был почти полностью выдолблен, дорога на холм окончательно расчищена от пней – и теперь Сергею Петровичу требовалось произвести разметку основания под цоколь будущего дома, пока девочки из Лизиной бригады заняты важнейшим делом – погрузкой и разгрузкой перевозимого с завода кирпича. Ведь пока есть время, надо создать себе фронт работ, чтобы потом не отвлекаться на вспомогательные работы.

– В принципе, – подумал он, – совсем необязательно выдалбливать подвал под обеими половинами дома. Полутора сотен кубов объема погреба вполне достаточно, так что второй подвал того же объема совсем необязателен, тем более что он не выкапывается в глине, или там в песке, а выдалбливается в известняке. И так Андрей Викторович, Сергей-младший и полуафриканки из бригады проделали титанический труд, на который невозможно взглянуть без трепета. Нет уж. Завтра они додолбят подвал по длине и оформят лестницы вместо выездного пандуса для тачки – после чего можно будет приступать к основной части стройки дома.