И потащил-потащил Викентьича, Митю и Топоя за собой не слушая ни просьб их, ни вопросов.

Обедала наша троица не спеша и в одиночестве. Громов, сославшись на неотложные дела, скорострельно удалился. Обед особенно не отличался от вчерашнего ужина. В дополнение на столе оказался большой чугунок, из-под крышки которого по всей избе сочился насыщенный туман мясного аромата. Как впоследствии оказалось, это был суп-лапша с разваренным прямо в чугунке здоровенным петушком. Чистый воздух сибирской тайги положительно повлиял на аппетит гостей Града Сварога. Наелись, как говорится, от пуза. И тут же всех потянуло в сон.

Когда вернулся Громов, Викентьич и Митя в унисон похрапывали в углу избы. Топой, прижавшись спиной к печи, что-то вырезал ножом из лучины.

Громов откашлялся, глотнул из кадушки, стоявшей рядом у входа, родниковой воды и громко произнёс:

– Друзья! Богопочтенный сегодня очень занят. Мы сейчас пройдём с вами в храм. А встречу с Варфоломеем постараюсь устроить после.

Друзья наши собрались быстро. После обеда и небольшого сна хотя и чувствовали себя расслабленно, но терять зря время, валяясь в избушке Громова, не хотелось.

Проходя мимо дома Варфоломея, Митя заметил, что снегохода на месте нет. Значит, бородач покинул град. Он взглядом и кивком головы показал на место, где стоял снегоход, Викентьичу. Тот всё понял и кивнул в ответ.

Громов не рассчитывал проводить экскурсию в храме самостоятельно, но встречаться с журналистами Варфоломей пока не спешил. Громову показалось, что эта встреча сознательно пока откладывалась. И откладывалась из-за визита Цыганка. И возникшего интереса Викентьича и Мити к бородатой персоне. А интерес этот необходимо было срочно переключить. И сделать это мог только Храм.

Именно так это и случилось. Сказать, что Храм покорил Викентьича и Митю, было бы неправдой. Храм Сварога заставил Митю и Викентьича поразиться его необычностью. Освещаемый через цветные окна в центральном куполе шестиметровый Сварог, казалось, на мгновенье замер, опершись на меч, и прижав руку к груди, задумался, чтобы принять сложное решение. Возникало ощущение, что скоро – вот-вот уже сейчас – он закончит свои размышления, и перенесёт свой тяжёлый взгляд на пришедших иноверцев. От этого становилось страшновато. Величественным и божественным казался Сварог. Словно невидимая молния, идущая от статуи, волнительно прожигала их насквозь.

Сварог, по мнению некоторых историков и исследователей древнеславянского мира, был главным, то есть Верховным богом всех славянских богов. Считалось, что он был отцом другого известного славянского бога плодородия и солнечного света Дажьбога. Собственное имя Сварога, как считали славяноведы, произошло из языка древних индоариев от слова «небесный». Некоторые исследователи считали, что имя Сварог также сопоставимо со славянским словом «свара», что могло означать, как «спорящий» или «наказующий».

Викентьич узнал об этом накануне от Громова. И, глядя сегодня в полусвете на деревянно-богатырского Сварога, дрожью в коленах и камнем в кишечнике отчего-то ощущал наказующий его взгляд. Вспомнились сразу последние слова пушкинского Дон Гуана: «О, тяжело пожатье каменной его десницы».

Громов, правда, недоговорил, что не все исследователи считают, что бог Сварог был в действительности у древних славян. И что, вполне вероятно, в «Повести временных лет» он появился совсем ошибочно, по вине переписчика.

Викентьич и Митя уже в который раз обходили деревянного Сварога. Шаги их были неспешными, взгляд – сосредоточенный и одновременно несколько отрешённый. Громов отметил, что патетическая мелодика, которую создавал в храме Сварог, захлестнула своим напором и Викентьича, и Митю. Топой уселся вприсядку недалеко от входа и внимательно рассматривал небольшую фигурку, которую вырезал недавно из обычной лучины. Он был здесь не в первый раз, и волнение, которое охватило его спутников, пролетало мимо него. «Толстокожий потому что», – как заметит потом про него Шевчена.

Перед статуей была небольшая в виде подиума площадка с невысокой трибуной, за которой, видимо, и читал свои проповеди Варфоломей. Справа и слева от статуи находились ещё две площадки. Громов объяснил, что здесь по большим праздникам размещается хор. На одной из стен храма были размещены детские рисунки. Викентьич разглядел в них виды храма, самого Сварога, пейзажи Града и, судя по всему, самого Богопочтенного Варфоломея. Позади статуи находились две небольшие двери, открыть которые Громов не разрешил.

– Сюда могут входить только по личному разрешению Варфоломея.

– Это что-то типа алтаря? – спросил Митя.

– Не совсем… В этой комнате Варфоломей обычно принимает исповедь, – Громов не очень охотно отвечал на вопросы. – Как таковой исповеди, как вы знаете, у язычников нет. Но у нас иногда появляется потребность поделиться своими сомнениями, рассказать Варфоломею о своих мыслях, поразмышлять о бытие, в том числе и о жизни своей в частной беседе. Как говорится, конфиденциально. Варфоломей не отказывает.

– А за другой дверью что будет? – не унимался Митя.

– В этой комнате Варфоломей готовится к служению. Это личная келья Богопочтенного и туда, обычно, никто не входит.

Фотографировать внутри храма Викентьичу и Мите не разрешили, хотя никаких ограничений для фотосъёмок до этого не возникало. Громов заявил, что это не его и даже не Варфоломея прихоть, а желание жителей общины. Они боялись, что их языческого бога могут сглазить другие иноверческие боги. И не хотели, чтобы фото Сварога разлетелось тысячами копий по всему миру на радость колдунам, шаманам, ведьмам и прочим проповедникам нечистой силы. Варфоломей, судя по всему, в этом свою паству не переубеждал. А может быть, это предубеждение и взращивал. Митя и Викентьич погоревали, конечно, от того, что не удастся сделать снимок такой величественной статуи, но смирились и послушно последовали за Громовым, когда тот отчего-то быстро закончил экскурсию.

Когда знакомство с храмом закончилось, на улице уже было совсем темно. Зимой всё-таки темнеет быстро. Громов на минуту зашёл в дом к Варфоломею, и, выйдя обратно, повёл наших друзей к себе в избушку. На вопрос Мити, «когда же всё-таки мы встретимся с Богопочтенным?», ответил неопределённо и неуверенно:

– Может завтра.

В избе Громова опять был накрыт стол. Митя, покопавшись в рюкзаке, достал небольшой фонарь на батарейках, и, схватившись за живот, с усердием громко промычал:

– Пардоньтесе, по нужде мне нужно.

Удобства, как и в любой деревне, здесь были во дворе. Правда, дворов здесь как таковых не было, потому что не было и заборов. Но здание-скворечник стоял невдалеке у каждой избы.

Митя, проходя мимо Викентьича, и изображая боль в кишечнике, негромко и быстро отрубил:

– Я задержусь. Не давай Громову выйти, займи его.

И, усердно пыхтя, выскочил.

Викентьич не знал, что задумал Митя. Но друга всё-таки решил подстраховать и завёл разговор с Громовым о язычестве.

Митя Шевченко в это время в темноте улочки перебежками добрался до Храма Сварога. Потянул за ручку, дверь была открыта. Нырнув быстро в храм, прижался к стене. В зале никого не было. Горевшие лампочки (видимо от электричества солнечных батарей) неярко освещали статую. Этого света вполне хватало, чтобы сделать фотографию Сварога. Митя вытащил из кармана мыльницу и несколько раз нажал на кнопку камеры. Сменив несколько раз расположение, Митя сделал уже более десятка снимков. Плёнка в фотоаппарате была им заряжена утром, в течение дня Митя мыльницей не пользовался, поэтому кадров для фотосъёмки оставалось ещё достаточно. Митя сделал ещё пару кадров и засобирался быстро вернуться к Громову, чтобы никто не заметил его отлучку. Но проходя мимо кельи Варфоломея не удержался, и потянул за ручку двери. Дверь поддалась. Митя на секунду задумался, а потом мгновенно нырнул внутрь.

В келье Варфоломея было несколько темновато. Митя оставил дверь приоткрытой. Он заметил небольшой шкаф, большой стол, дощатый диван, полки с книгами, чан с водой, и макет… Большой макет Саяно-Шушенской ГЭС, находившийся в углу стола, и высотой с полметра. Рядом на стене висела карта, в центре которой была опять же ГЭС, Саяно-Шушенское водохранилище и множество ромбиков разного цвета, разбросанных по всей карте. Митя автоматически нажал на пусковую кнопку камеры, наведя объектив на карту. Комнату озарила фотовспышка. А на плечо его легла тяжёлая рука и сзади кто-то властно произнёс: