***

Смерть скоро постигнет того, кто осмелиться нарушить могилу правителя. Лорд Карнарвон не знал древнеегипетского языка и не верил в проклятья жрецов, создавших лженауку, основывающуюся на своих же верованиях. Фараон – живой бог! Лорд смотрел на найденные мумии этих богов, пролежавшие тысячи лет под слоями камня и пыли, и ничего не находил в них божественного. Это больше походило на издевательство над трупами. Даже в те далёкие времена существовали люди, вымещавшие зло на мёртвого правителя таким образом: выпотрошившим его, как селёдку и набив тело всякой гадостью, заменявшей древним холодильник. Карнарвон не хотел для себя такой смерти, он даже в завещании запретил патологоанатомам прикасаться к его телу. Надпись перевели, лорд, как от мухи, отмахнулся от назойливых археологов. Студенты отбирали артефакты, заворачивая каждую находку в слои бумаги, предварительно протирая каждое изделие мягкой ветошью. Находки в пирамиде Тутанхамона поражали своим богатством. Археологи, как сороки накинулись на то, что блестит, не обратив внимание на примитивные таблички из обожжённой глины. Ночью, кто-то проник в усыпальницу фараона, гипнозом обезвредив охрану. Он не взял ничего, оставив свои многочисленные следы. Археологи, даже полицию не стали привлекать, отнеся это происшествие к разряду курьёзных, мало ли кому на мумии хотелось посмотреть. Никто из них не обратил внимание, что пропало самое ценное из этого склепа, что едва вмещалось в спичечный коробок. Специалисту, обратившему внимание на этот факт, произошедший в далёком 1922 году, было ясно – кто-то пытается изменить историю. К власти во всех государствах лезли сомнительные революционеры, националисты и авантюристы всех мастей. Таблицы неделимости, похищенные из Египта, пересекли границы Европы и были хорошим товаром в это мутное время. Прошло десять лет и, никому не известный, профессор истории Дрезденского университета нашёл покупателя на свой, выросший в цене товар. Профессор в молодости увлекался анархией, как и все молодые люди того времени. Особых побед на поприще революции за ним не наблюдалось, но попав в паутину событий, ему с трудом удалось выскользнуть из лап воинственных анархистов, считающим его, чуть ли, не миллиардером. Профессор дважды поменял фамилию, купил немецкий паспорт, на австрийские инициалы, и уже более 10 лет преподавал в Дрездене, время от времени посещая археологические выставки в музеях и пропадая в библиотеках. Раз в три года профессор ездил в Рим. Друзей у него не было, как он жил – никто не знал. На вид ему было лет 40. По прибытию в вечный город, незнакомец снимал квартиру в беднейшем районе, одевал облачение священника фиолетового цвета, с колораткой на вороте, плотно облагающей шею монаха. К колоратке, кроме символов священнослужителя, положенному носить хранителю Ватиканской апостольской библиотеки, был подвешен ключ, открывающий доступы к святая– святых – к колодцу тайных знаний всей католической церкви. Один только архив документов инквизиции чего стоил!

Поезд медленно подъезжал к Дрездену. Фридрих Хильшер, как заклинание повторял адрес, написанный симпатическими чернилами на его предложение: выкупить за хорошие деньги, утерянные оккультные секреты цивилизаций. На этот раз, охранка даже не приставила филлеров к скандальному колдуну. Рядовые члены тайной полиции, с рвением выполняющие приказы начальства, зачастую игнорировали слежку за Хильшером. Он, применяя свои тайные знания, оставлял филлеров в дураках, ославляя на весь город. Иной раз стыдно даже домой было возвращаться, узнав, что стал героем очередного городского анекдота. Филлеров, приставленных следить за колдуном, находили в самых не предназначенных для слежки местах: одного даже нашли в постели супруги генерал-губернатора в отставке. Когда на вопрос вызванной полиции и, пронюхавших про скандал, журналистов: – Что он здесь делает? Молодой парень честно ответил – наблюдаю за господином Хильшером. Весь Берлин не мог отойти от смеха, при виде молодой генерал-губернаторши. К родовому гербу барона, автоматически добавились рога, а Фридрих Хильшер, кроме славы начинающего, но удачного оккультиста, приобрёл авторитет неуловимого любовника. Хильшер, когда впервые услышал этот анекдот, сам очень долго смеялся. Нанять ассистента для проведения опытов, это было дорого даже для него, не смотря увеличивающуюся клиентуру в принадлежавшем ему оккультном салоне. А, полиция, бесплатно снабжала его клиентами для испытания чар индийских галлюцинаций и египетского гипноза. Фридрих только учился, постигал азы этой древней науки. Встреча с Национал-социалистами, с этими революционерами, ещё не имеющей никакого влияния в этом мире, в корне изменила жизнь будущему вдохновителю организации, следы которой теряются в новейшей истории. Фридриху из партийной казны были выделены огромные средства для этой операции. Гесс лично вручил ему деньги. Фридрих заметил, что руководитель партии нервничал, у него тряслись руки, но дело стоило того и эта покупка могла перевернуть мир.

В старом городе, возле сторожевой башни, народу было мало, если и проходил кто, то спешил по своим делам, да стая гусей, вбивая широкими лапами булыжник в брусчатку на площади перед зданием, шла привычным маршрутом, не обращая внимания не на людей, не на автомобили, пытающиеся прошмыгнуть мимо одиноко стоявшего регулировщика. Господин Хильшер? – раздался глуховатый голос. Фридрих развернулся, он до последнего не верил, что эти исчезнувшие чернила с местом встречи, не розыгрыш какого-то шалопая, с начальным университетским образованием. Перед ним стоял невысокий худощавый мужчина, с болезненным лицом, землистого цвета, с жёлтыми щеками и глубоко просевшими глазами, которые с прищуром смотрели на гостя, прибывшего с Берлина. У встречавшего не было малейшего акцента, но он был не ариец. Он был и не еврей, Фридрих даже примерно не знал, к какой нации его отнести, пока житель Дрездена не назвался. В 40 километрах от чешской границы можно было встретить кого хочешь, и Фридрих не удивился, что сюда занесло коренного австрийца. Этот народ, ещё с времён Александра Македонского и постоянных набегов римлян так перемешался, что в Альпах можно было встретить целые поселения, в языке которых, немецкие слова тонули в местных наречиях. В этой горной стране можно было встретить людей, похожих на арабских бедуинов, в горах, отдельными группами жили люди с темпераментом итальянцев и с гордым профилем Грузинов, есть народы, сохранившие древние славянские обычаи и верования. Ещё, будучи студентом, Фридриху довелось участвовать в этнографической экспедиции по Австрии, у него остались противоречивые чувства от этой поездки. Как-то не вписывалась теория Ницше в образование народов этой страны. Все свои сомнения Фридрих оставил на потом, перед ним была цель и не нужно было отвлекаться по спорным вопросам. Он помнил, как осмеяли еврея, руководившего этой экспедицией в ведущих газетах Берлина и Лондона, за статью «О ассимиляции других народов в немецкую культуру.» Фридрих знал, что еврей был прав, он сам придерживался такого же мнения. Австриец завёл его в какие-то руины. Фридрих расположился, опершись о камень, с недоверием наблюдая за шарлатаном, которому, наверное, были необходимы деньги для лечения. Встречающий не спешил, всё делал медленно и основательно – Достал из внутреннего кармана полусгнившую тряпку, развернул и аккуратно положил перед приезжим. – Вот! – Что это? – спросил берлинец. Это – таблицы неделимости – сказал собеседник. Перед Фридрихом лежала куча мусора из каких-то осколков почерневшей керамики. Он уже собрался расстаться с сумасшедшим австрийцем, когда тот, на непонятном языке, похожем на санскрит, хриплым голосом, стал напевать какие – то руны. И перед немцем стала появляться таблица, начерченная в воздухе. Она переливалась голубоватым цветом. Под таблицей лежала палочка. Австриец взял её в руки, повертел и положил на место. – Я могу вам дать попробовать это, чтоб вы знали, что это не обман. Таблица притягивала к себе, горожанин опять взял палочку в руки и дал мне. Я отшатнулся, палочка выскользнула и зависла в воздухе. Австриец усмехнулся, подхватил её и положил на место. Будем продолжать? – спросил горожанин, – Деньги при вас? Я молча показал на кожаный портфель. Австриец притянул его к себе, открыл, достав пачку ассигнаций. Он остался доволен. Я хотел дотронуться до таблицы, она изогнулась под моей рукой… и, тут же боль ожгла мою кисть, от удара тростью. Я даже не заметил, где австриец прятал эту трость. Впервые я услышал акцент из уст горожанина, и только, по истечении десяти лет, я узнал язык, на котором была произнесена эта гневная тирада.