– Бедлам у них творится. И вообще, теперь у тебя есть лучший друг Д`Амарьяк, вот пусть он тебе все и докладывает. А у меня – выходной. Два выходных! Имей уже совесть, Герман!
– Кого?
Людвиг длинно выругался и понял, что ему внезапно полегчало. Родной, привычный и понятный Герман и родными, привычными и понятными служебными проблемами. Мир не рухнул.
– Ладно, доклад подождет до вечера, – от внезапной покладистости Германа Людвиг насторожился. И оказался прав. – Ты не забыл? Сегодня к пяти вы с супругой должны быть у нас. Эмилия затеяла прием в честь герцогини.
Людвиг выругался еще раз.
Герман, мученически вздохнув, повторил:
– К пяти, Людвиг. И не вздумай не явиться! Эмилия обидится.
Настала очередь Людвига тяжко вздыхать. Эмилия – голубка небесная, но если она обидится… нет, лучше не рисковать.
– Ладно, понял я.
– То есть на сегодняшний вечер ты не принял больше никаких приглашений?
Людвиг зажмурился и с тоской вспомнил Черного Карлика и шебутное умертвие. И зачем он рвался домой? Лучше три дохлых императора, чем один великосветский прием!
– Нет, я же обещал.
– То есть ты забыл, а на необходимость представить герцогиню свету наплевал. Людвиг, Людвиг! Ты и из этого брака собираешься сотворить непотребство с печальным концом?
– Нет, папочка, – опять разозлился Людвиг. – Я собираюсь жить долго и спокойно, а эти ваши жены…
– Ну и дурак. Пойди, извинись. И подари что-нибудь. Цветочек там, украшение. Ты вообще знаешь, что любит твоя жена? Между прочим, прекрасная женщина! Умна, красива, образованна.
– Знаю, – оборвал его Людвиг. – Хватит меня воспитывать, папочка!
Вместо ответа Герман отвратительно довольно рассмеялся и повесил трубку.
А фониль в руках Людвига задымился, и Людвиг едва успел отбросить раскаленный эбонит прочь. На паркет. И, заложив руки за спину, пошел прочь из столовой – принципиально не слушая ворчание Рихарда о совершенно пустых тратах на новые фонили, новый паркет, новую посуду и сплошное разорение от дурного характера молодого хозяина.
Старый пень. Давно пора завести дворецкого помоложе, лет не более ста!
Следующие два часа Людвиг маялся. Ему не спалось, не читалось, не гулялось в саду и вообще ничего не хотелось. А ноги почему-то сами приносили его к дверям апартаментов супруги. Обнаружив себя держащимся за ручку ее двери в пятый раз, Людвиг велел себе собраться и подумать головой: что он, разрази его Баргот, делает?
Идет просить прощения? И какого демона в его руках мятые астры, явно только что сорванные в саду? О чем он вообще думал, когда их рвал?
Следовало признаться честно, что думал он опять о жене. И о том, что понятия не имеет, что она любит. То есть он помнил, что все женщины любят украшения и цветы, но какие украшения и какие цветы? А еще она покупала микроскоп.
Уронив астры на пол, Людвиг пощупал собственный лоб. У него жар? А если не жар – то откуда бред?
Про себя помянув Баргота и весь женский род, Людвиг отошел от покоев жены подальше и позвал. Тихо позвал:
– Рихард!
Умертвие тут же возникло рядом.
– Какие цветы любит ее светлость?
– Розы и фиалки, герр Людвиг.
– Давай фиалки, что ли… что стоишь? Неси!
Молча поклонившись, дворецкий испарился. А Людвиг отправился в свою спальню, радуясь, что стребовал с Черного Карлика какую-то блестящую побрякушку. То ли топазы, то ли алмазы, Баргот их разберет. Главное, дорогие, красивые и вообще из сокровищ короны.
Еще через пять минут Людвиг снова стоял у дверей Рины, и ему почему-то очень хотелось посмотреть в зеркало, поправить прическу и проверить, ровно ли завязан шейный платок.
Тьфу.
Вот что с ним, а? Заболел, не иначе как заболел!
Разлохматив волосы и содрав шейный платок к демонам собачьим – он дома, между прочим, дома! – Людвиг… постучался.
Тут же послышался топот каблучков, дверь отворилась, и невесть чему радующаяся камеристка присела перед ним в книксене.
– Ее… кхм… светлость у себя?
– Ее светлость гулять изволят!
– Где гулять?
– В саду гулять!
Глаза у камеристки были такие честные, что Людвиг заподозрил неладное. Хотя что может быть неладного в жене, гуляющей в саду?
Хмуро кивнув камеристке и подавив глупое желание спрятать букет фиалок за спину, Людвиг отправился в сад… хотя зачем сразу в сад?
– Рихард! Где моя жена?
– Где-то здесь, герр Людвиг! Позвать? – в невозмутимой физиономии Рихарда почему-то чудилась издевка.
Явно заболел. То бред, то видения, подумал Людвиг, выходя из дома в сад. Еще немного, и драконы на лужайке мерещиться начнут.
Словно в насмешку, над головой послышалось хлопанье крыльев, порывом ветра сдуло ворох желтых листьев – и прямо над головой пролетел дракон. Так низко, что можно было пересчитать не только перья в хвосте, но и чешуйки на пузе. И что им в их горах не сидится? Двадцать лет не появлялись над Виен, и еще столько же их бы не видеть!
Стряхнув с волос сухие листья, Людвиг пошел искать жену. Сад при вилле был небольшим, спрятаться особо негде. Правда, следящий артефакт почему-то упорно не желал показывать ее точное местонахождение, выдавая нечто расплывчатое – в пределах сада. Надо будет отдать его Гольцмееру, пусть починит. Наверняка опять аура Людвига пагубно влияет на маготехнику.
Он обошел сад три раза. Весь. Заглянул во все три беседки, в заброшенный павильон и в заросли старых яблонь. Вышел на кладбище – но там супруга в последний раз появлялась позавчера, уж такую малость мертвые всегда готовы были ему сказать. Задумался о том, чтобы завести немертвых собак, а то и вовсе горгулий, как на Брийонском соборе. Сделать их из собачьих костей, выдержать в крови, и не будет тварей вернее и надежнее.
Рины нигде не было. Садовник ее не видел. Артефакт по-прежнему показывал, что она где-то рядом.
Барготовы подштанники!
– Рихард! Где моя супруга?.. хотя нет. Проводи-ка меня к моей супруге. Сейчас же.
– Как прикажете, герр Людвиг, – поклонился старый пень… и проводил Людвига в ее покои.
Как?!
– Рихард, моя супруга сегодня покидала дом?
– Выходила в сад, герр Людвиг, но не за его пределы, – невозмутимо отчитался Рихард.
– Дери тебя…
– Вы что-то сказали, герр Людвиг?
– Ничего. Исчезни! Хотя нет. Скажи фрау Рине, чтобы ожидала меня в будуаре. Через пять минут. И не вздумай говорить, что я искал ее в саду!
– Слушаюсь, герр Людвиг.
Виен, Астурия. Вилла «Альбатрос», чуть раньше
Рина
И только захлопнув за собой дверь спальни, упав на кровать и поколотив подушку кулаками, Ринка поняла, что с ней что-то не так. Сильно не так! Людвиг, конечно же, гад чешуйчатый и дурак, но…
Но она сама – еще большая дура. Ведь по большому счету Людвиг ничего ужасного не сказал. И все его «измены» в самом деле были по долгу службы. А она… а она ведет себя как пятиклассница, которая впервые влюбилась в самого красивого парня из 7 «а»!
Влюбилась?! Она – и влюбилась в Людвига?! Нет, сто раз нет! Потому что этого не может быть никогда! Она с ним знакома без году неделю, а что у них уже два раза случился жаркий секс, ну так и что? Постель – не повод… да, не повод для любви!
Сердито утерев слезы уголком пострадавшей подушки, Ринка отбросила ее в угол, словно вместе с подушкой можно было отбросить и дурацкие, нелогичные и никому не нужные чувства. Да не чувства! Просто – секс. Она взрослая женщина с естественными потребностями, которые Петечка… Ладно, с Петечкой тоже было неплохо, но все познается в сравнении.
При воспоминании о сегодняшнем утре жар залил ее всю, от кончиков ушей и, кажется, до самых пяток. Даже пальцы на ногах поджались и в животе разлилась истома.
– Дура, не вздумай! – громко велела себе Ринка и вскочила с кровати. – Размечталась!
Пнув ни в чем не повинную кровать, она отправилась умываться холодной водой. И уже в ванной поймала себя на том, что торопится. Куда? Зачем?
