«Это точно буду не я!» – рассмеялась Ринка, и пошатнувшийся мир в семействе Хаас-Бастельеро-Ланских был восстановлен.
Впрочем, увлеченный беседой с доктором Куртом отец угрозы мировому равновесию все равно не заметил. Он даже на приветствие главе госбезопасности едва отвлекся, ведь у них с Петером слишком много идей и слишком мало времени!
Поглядев на диспут едва ли не с битьем тарелок, предваряющий рождение научного открытия, Ринка подумала, что если фрау Эмме и придется ревновать герра Ланского, то исключительно к науке. Для актрисок кордебалета тут определенно не будет места.
Впрочем, ради своих прекрасных дам ученые даже временно отложили диспут. Ненадолго!
Доктор Курт с такой нежностью смотрел на свою супругу, что Ринка не могла не умиляться. А папа с такой страстью целовал руки ее высочества Эммы Бастельеро-Хаас, что Ринка даже поспорила с Фаби: сделает он ей предложение прямо сегодня или растянет удовольствие на недельку.
– Ты счастлива, любовь моя? – шепот Людвига и прикосновение его губ к ушку вывели Рину из приятных воспоминаний.
– Счастливее всех на свете, – Ринка сжала руку мужа.
– Гельмут говорит, сегодняшняя прима великолепна. Ни разу еще не слышал мефрау Лорелей. Я в предвкушении!
– Я тоже, – ответила Ринка, и тут ее ушей коснулся шепот. Такой тихий, что она невольно насторожилась.
– …и тут черная-черная рука… – «страшным» голосом рассказывал Фаби.
Ринка хмыкнула, а сидящая рядом с ней Эмилия Энн недовольно покосилась на группу ангелочков, занимающую левый край ложи. Трое мальчишек в черных фраках и одна девчонка в белых кружевах, с мордашками повышенной невинности делились друг с другом фольклорными находками и дружно хихикали, нарушая к Барготовым подштанникам всю серьезность мероприятия.
Правда, сам король не обращал внимания на мелких шалунов. Его взгляд был прикован к паре, прогуливающейся по партеру близ сцены. Высокий брюнет в алом и почти такая же высокая платиновая блондинка в черном (и в черной полумаске) рассматривали сцену, а его величество рассматривал их. Особенно блондинку. Видимо, его взгляд привлекло единственное яркое пятно в ее образе: заколка в высокой прическе. Весьма необычная заколка, череп из черненного серебра с глазами-рубинами такого размера, что сделали бы честь императорской короне.
– Герман, кто это? – не выдержал король, когда пара отошла от сцены и направилась к выходу из партера.
– Как видит ваше величество, герр Ашшас.
– Герман!.. – почти прошипел король.
– Незнакомка инкогнито, ваше величество, – Герман улыбнулся. – Прикажете пригласить ее в вашу ложу?
– Хм. Пригласи. И вели поставить еще одно кресло рядом со мной. Инкогнито, значит…
– Как прикажет ваше величество.
Аш с русской княжной вошли в ложу за минуту до третьего звонка.
– Мефрау Чайка, прибыла в Виен инкогнито, – представил ее Герман.
Княжна присела в изящном реверансе и одарила короля насмешливым взглядом. Никакого пиетета перед напыщенной коронованной особой она явно не испытывала.
– Несказанно рад, что столь прекрасная птица залетела в наш скромный город. Надеюсь, опера вам понравится. Прошу вас, – король указал княжне место рядом с собой.
– Слишком большая честь для обычной птицы, – усмехнулась княжна.
– Никогда раньше не встречал черных чаек, – парировал Гельмут. – Садитесь, дорогая, все равно все остальные места заняты.
Вот тут Ринка чуть не испортила королю и княжне романтическую игру. Так захотелось процитировать Чехова с его «трауром по загубленной жизни», что пришлось прикусить губу и прикрыться веером. По счастью, прозвенел третий звонок, и заиграла увертюра.
– Необыкновенная музыка, вы не находите, дорогая? – продолжил охмурение будущей жены Гельмут.
– Необыкновенная, вы правы. Может быть, ваше величество знакомы с композитором?
– С композитором знаком мой кузен, Людвиг. Да, тот самый, что рассматривает вашу оригинальную заколку.
– Я бы хотела…
– Конечно, дорогая. Думаю, вам будет весьма интересно…
Ринку снова потянуло на хи-хи. Интересно, как Гельмут будет представлять своей невесте трехсотлетнее умертвие? И не придется ли ему страдать от ревности в компании тетушки Эммы? Русская княжна явно интересуется умертвиями, драконами и порталами куда больше, чем арийским красавцем, распускающим перед ней хвост. Похоже, в семье Хаас любовь к ученым заложена в генах.
Впрочем, от хи-хи ее отвлекла музыка. Ринка искренне наслаждалась постановкой ровно до того момента, как на сцене явилась прима. Нет, до того момента, как прима открыла рот и запела.
– Барготовы подтяжки, – страдальчески шепнул Людвиг.
– Думаешь, ее пытались ими удавить? – так же тихо поинтересовалась Ринка.
– Очень на то похоже. Я всегда догадывался, что музыкальный слух не относится к достоинствам нашего монарха, но чтобы настолько…
– Великолепно, вы не находите? – словно не слыша кузена, обратился Гельмут к своей княжне.
– О да, выдающийся вокал, – с ледяной вежливостью ответила та.
Вот и первая размолвка, подумала Ринка. Недолго ждать пришлось. Ну а что ты хотел, арийская бестия? Восхищаться любовницей при будущей жене – глупость, достойная истинного мужчины! Пфе!
– Не фыркай так громко, радость моя, – шепнул, давя смех, Людвиг. – Гельмут не виноват, что…
Договорить Людвиг не успел, потому что со сцены донесся задушенный хрип, оркестр замолк, и на зал упала пораженная тишина. Ринка тут же посмотрела на сцену – и чуть не… то есть очень даже выругалась вслух.
Примадонна стояла в картинной позе, схватившись за горло и тараща густо накрашенные глаза. И не могла издать ни звука!
– Кто?.. Да пришлите же к ней врача! Герр Мессен! – первым отмер Гельмут.
На сцене засуетились, занавес упал. Зал встревоженно загудел.
– Людвиг, что с ней?
– Магическое воздействие. Учитывая, что театр защищен… Фаби, сын мой!
– Фаби? – Ринка почувствовала, как заливается жаром стыда.
– Что, папа? – отозвался юный дракон.
– Что ты с ней сделал?
– Почему сразу я?
– Фаби! – вмешалась Ринка, краснея еще сильнее и подавляя желание прямо здесь надрать паршивцу уши.
– Она фальшивила! А у Рихарда абсолютный слух! И тетушке Ольге не нравится, как она поет, и тебе, и маме, и мне тоже не нравится!
О боже, эти дети… лишь бы Людвиг сумел удержать себя в руках и не тронул мелкого хулигана!
– Простите, ваше величество, – вскочила Ринка. – Дети… он посчитал это хорошей шуткой, мне жаль…
– Что ж, значит мы дослушаем оперу с другой примой, не так ли, прекрасная Чайка?
– Не думаю, – встрял Герман. – По вашему распоряжению франкская прима сегодня покинула Виен.
Гельмут сжал губы и начал наливаться опасной краснотой. Как бы его удар не хватил, подумала Ринка. Конечно, если что – без короля Астурия не останется, Людвиг его поднимет… ох, и о чем я думаю?
– Мама знает партию, – как ни в чем не бывало влез Фаби. – Пусть мама споет! Ну мам!
– Я не… – Ринка схватилась за пылающие щеки.
– Почему бы и нет, – Людвиг обнял ее за плечи и подмигнул Гельмуту. – Мы же хотим дослушать оперу. К тому же не хотелось бы расстраивать Рихарда, все же не чужой человек.
– Но… – Ринка с отчаянием воззрилась на мужа.
– Идем, радость моя, я провожу тебя на сцену.
– Да, идите, – краснота на щеках Гельмута поблекла, кризис миновал, и теперь король явно собирался извлечь из неприятности с фавориткой (бывшей фавориткой) максимум пользы. – И будьте уверены, я прослежу, чтобы с вами ничего такого не случилось, дорогая кузина.
Через два часа усталая и счастливая Ринка стояла на сцене под градом цветов и оваций, и улыбалась своему счастью. Нежданному. Негаданному.
А из королевской ложи, поверх голов, ей улыбался синеглазый красавец в старинном лазурном дублете.
– Добро пожаловать в семью Бастельеро, девочка. Я знал, что тебе понравится, – сказал Маркус Бастельеро, и Ринка его услышала, несмотря на оглушительный гомон толпы и гром аплодисментов. – Не скучайте тут без меня.