– Иди, дальше руби.

Манерно, двумя пальцами, запихал дрова в топку.

Публика снова заржала, принялась комментировать:

– Вот индюк! Да не, это она овца!

Через пять минут доктор уже знал формат и суть шоу. Встал с кресла, строго сказал медсестре:

– Никого сюда не сажай. Сейчас приду.

Василий Васильевич сладко храпел. Психиатр потряс его за плечо. Когда мутные глаза распахнулись, шепнул:

– Пойдем. Покажу кое-что.

Больной взглянул опасливо:

– Током бить будешь?

– Дурак.

И привел Василя к телевизору. Снова согнал с кресла медсестру. Усадил на ее место буйного. Теперь сам примостился на ручке кресла. Сообщил:

– Вот. Селютино. Ты этих людей видел?

Первую минуту сумасшедший только хлопал глазами.

Но дальше действие переместилось в другой дом. Здесь наводила уют еще одна пара – классически красивый мужчина лет сорока и милая женщина несколько младше.

Василий нахмурился. Подался вперед, вцепился в подлокотники.

Оба персонажа на экране действовали умело. Он ловко водил утюгом по простыне. Она надевала на подушки наволочки. Только лица у обоих – совсем не радостные. Не то что не разговаривают – даже не смотрят друг на друга.

Молодая ведущая в платье под пейзанку и резиновых сапожках попыталась расшевелить пару. Подошла к мужчине, спросила:

– Анатолий! Вам дома часто приходится гладить?

Тот пожал плечами:

– Я постельное вообще не глажу. Но Алла сказала – надо.

Ведущая переместилась к женщине:

– Алла, Анатолий может приготовить омлет?

Девушка отчего-то смутилась.

– Ну… наверно.

– Тоже мне. Супруги! – с нескрываемым презрением произнесла медсестра.

А Василий Васильевич ткнул мясистым пальцем в экран и завопил:

– Вот оно! Зло! Вот! Вот!!!

– Где? – быстро спросил доктор.

– От него беда пойдет! Смерть! От него!

– Ты про что? Объясни!

Однако ответа врач не добился. Прорицатель заблажил, начал рвать волосы, колотить по полу ногами. Санитары неохотно оторвались от экрана, поволокли больного в палату. Медсестра с крайне недовольным лицом поспешила набирать в шприц лекарство. Когда Василь успокоился, по телевизору уже шли новости.

– Вечно вы все испортите! – проворчала сестричка.

И санитары с молчаливыми недовольными лицами ее поддержали.

Ходить друг к другу в гости по условиям шоу не разрешалось. Однако бродить по окрестностям никто не запрещал. Но Надя и по хорошей погоде гулять не большая любительница, а в сырость, тем паче в дождь, ее никакими калачами не выманишь. Потому Полуянов гулял в одиночестве и нисколько от этого не страдал. Ему всегда был нужен час, а лучше два наедине с собой. В суетной Москве достигать искомого оказалось, что удивительно, легче, нежели в деревенской глуши: на работе – свой кабинет, плюс в пробках – ты в машине, собственной ракушке, никто не мешает мечтать и думать. А здесь, хотя плотность населения не больше чем один человек на километр, ты постоянно на людях. Вечная Надя под боком. Шеф-редактор Анастасия не скрывала: в обязанности ее помощников входит постоянно общаться с героями. Наблюдать, как те ведут себя вне съемок, в обычной жизни, в быту. Соперники-соратники тоже жаждали пообщаться. Прощупать, выведать слабые места. Или просто поболтать от скуки. Да еще неизвестность утомляла. Конкурс на хозяйственность сняли – и все, тишина. Чего ждать? К чему готовиться? Чем заняться?

Анастасия сказала:

– В Интернет свои впечатления выкладывайте.

Вопрос – о чем? Что дождь целый день? И что он собственноручно целую поленницу дров наколол?

В общем, Дима с первого дня принялся бродить по окрестным лескам.

Решительно ничего интересного или красивого в них не было. Наполовину обглоданные елки, кривоватые дубки, печальные осины. Грибы – исключительно свинушки. Надя к ним относилась с подозрением, жарить отказывалась.

Зато однажды Диме попалась шальная, оставшаяся от лета малина – до сих пор кислая и зеленая, хотя поздний октябрь на дворе. Лося встретил, абсолютно непуганого. Вороны на него злились, каркали. Белки нахально подходили вплотную, вставали на задние лапы, передними моляще царапали джинсы. Орехов у Полуянова не имелось, но местное зверье оказалось не слишком требовательным – и хлеб принимали со счастливыми мордами.

А на второй день, когда начало смеркаться, Дима встретил в лесу практически лешего – мужика в рваном ватнике, с лапами, обросшими шерстью, и клочковатой щетиной.

Дядька – не старый еще – сидел на бревне, обсасывал беззубым ртом куриную ножку (точно такие им с Надей доставили в пластиковых контейнерах на обед).

На Полуянова взглянул строго. Спросил:

– Ты работаешь? Или из клоунов?

Дима понял. Фыркнул:

– Из вторых.

– Вот охота вам? – задумчиво молвил мужик. – Деньги, что ли, хорошие платят?

– Ничего не платят.

– А зачем тогда?

– Слава. И типа отпуск, – поморщился Полуянов. (Шоу – хотя пока только один конкурс прошел – раздражало его все больше.)

– Я бы лучше поработал, чем в могиле лежать, – злорадно изрек абориген.

– Чего?

– Да операторы ваши базарят, а я подслушал, – хитро улыбнулся мужик. – Будут вас живьем закапывать.

– Зачем?

– Конкурс такой. Сможешь ли вылезти. Нет, лучше уж мешки грузить, – поежился мужик и протянул Полуянову волосатую длань. – Петр.

– Дмитрий. Ты здесь живешь?

Полуянов решил сразу на «ты», без лишних церемоний.

– Ну да. Могиканин. Последний, – не без гордости отозвался мужик. – Пока ваши не понаехали, у нас тут ваще необитаемый остров был. Грязь, темнотища, свет на два часа в день давали. Все побегли – в Грибовск, в общаги, кто куда. А я чужим кланяться не люблю. Сидел, ждал, когда и у меня будет праздник. И дождался. Теперь король. Телевизор смотрю, телефон мобильный купил!

– А много народу в деревне было?

– Когда-то колхоз имелся. Коров триста голов. Поля. Картошку, свеклу садили. Как кончился коммунизм – все и зачахло. Хорошо, я инвалид, пенсия есть. И корова. А щаз, – приосанился гордо, – мне и зарплату назначили.

– За что?

– Написано – охранник. На деле – тяжести таскаю. Ну, и снимают меня. Для колорита.

– А что в лесу делаешь?

– Расследование веду, – приосанился Петр.

– Как ты сказал? – усмехнулся Дима.

Абориген понизил голос:

– Да вчера я тут, на поляне, двух лихих людей видел.

– Лихих?

– Джигиты. Куртки черные, глаза злющие. Меня увидели – залопотали по-своему. И бежать! Я бы по ним пальнул, – вздохнул печально, – так не из чего. Не выдали мне табельного оружия.

– Ты начальству доложил? – спросил Полуянов.

– Да. Анастасия испугалась. Сказала, что решетки на окна закажет. А пока велела операторам обязательно дежурного оставлять.

«Восточные люди крадутся через лес, чтобы стащить телекамеру? Вряд ли, – подумал Полуянов. – Может, просто на съемки хотели поглазеть?»

– А вообще народ-то интересуется? – спросил Петра. – Все-таки телевидение. Наверняка ведь приезжают. Из Шибаева, из Грибовска?

– Та, может, и хотели бы, – хмыкнул Петр. – Но сюда только «уазик» пройдет. И то не факт – дожди каждый день, на дороге грязи по самые яйца. Так что, Дима, – шутливо погрозил пальцем, – захочешь сбежать, а не выйдет. Завязнешь.

– Зачем мне бежать? – улыбнулся Полуянов. – Мы сюда побеждать приехали.

Полуянов пришел домой, когда начало смеркаться.

Надя встретила в сенях – глаза горят, новости рвутся с губ:

– Ой, Дим! Я все узнала! Завтра новые конкурсы будут! Боюсь ужасно!

Он немедленно вспомнил страшилки Петра про кладбище, но в лице не изменился. Спокойно спросил:

– Мы участвуем?

– Не знаю, – вздохнула досадливо. – Сказали, опять возьмут четверых. Кого именно – страшная тайна.

– А что надо делать?

Полуянов снял изгвазданные кроссовки. Митрофанова мигом подхватила обувку, переставила на газетку (на чердаке обнаружилась целая стопка макулатуры).