***
Мужчина наклонился над раковиной и, зачерпнув пригоршню теплой воды, плеснул себе в лицо, смывая мыльную пену. Фыркнув и тряхнув головой, он промокнул мягким пушистым полотенцем посвежевшую после бриться кожу и с удовольствием посмотрел на себя в зеркало. В запотевшем стекле отражался обнаженный по пояс розовощекий пятидесятилетний крепыш, улыбавшийся двумя рядами безупречных зубов. Мужчина провел ладонью по шее, подбородку. Его пальцы ощутили у мочки уха легкое покалывание крошечных, но жестких волосков.
«Непорядок», – пробормотал он и взял в руку лезвие опасной бритвы. Он всегда пользовался именно опасной бритвой. «Это инструмент для настоящих мужчин», – таково было его твердое убеждение, которому он никогда не изменял.
Любимая бритва стала его первым трофеем, конфискованным у матерого рецидивиста. Тридцать лет назад, тогда еще совсем зеленому младшему оперуполномоченному уголовного розыска Сашке Красникову довелось принимать участие в задержании преступника, хладнокровно вырезавшего всю семью известного ювелира и похитившего из его квартиры ценностей на несколько десятков тысяч «советских» рублей. В ту холодную ноябрьскую ночь Сашка едва не получил этим самым лезвием по горлу. Его спас меховой воротник куртки…
Быстро пролетели годы, подполковник Красников вышел в отставку, однако бритва, едва не лишившая Сашку жизни, всегда оставалась с ним – в командировках, на даче, в отпуске…
Мужчина с любовью взглянул на поблескивавшее в неярком свете лампы остро отточенное лезвие, оттянул пальцами кожу у основания уха и поднес бритву. Уверенное, отработанное годами движение и… В первые секунды Красников ничего не почувствовал. И лишь когда он увидел в зеркале сочно-красную полосу, прочертившую наискосок его скулу, дала знать о себе тупая пульсирующая боль. Теплая торопливая струйка ринулась вниз по шее, груди, застревая в рыжеватых колечках волос и оставляя на них гранатовые росинки.
В соседней комнате зазвонил телефон. Красников сдернул с крючка мокрое полотенце, бросил окровавленное лезвие в фаянсовую чашу умывальника и, чертыхаясь, поспешил к аппарату.
–Александр Павлович! Как жизнь? Как внучка? Что на личном фронте? – загромыхали в трубке раскаты бодрого уверенного голоса.
В звонившем Красников сразу узнал майора Лепова – своего ученика, в неполные тридцать пять лет уже руководившего одним из отделов областного УВД.
–Привет, Витек! – с плохо скрываемым раздражением ответил Красников, прижимая к щеке напитавшееся кровью полотенце.
В трубке повисло недоуменное молчание, а затем голос, теперь уже серьезно спросил:
–Что-то случилось, Палыч?
–Да, понимаешь, какая незадача! Четвертый десяток бреюсь одной и той же бритвой, а сегодня вдруг порезался! – прорвало Красникова. – В первый раз, да еще в такой день, черт побери! Внучке Лизочке сегодня два годика. На день рождения идти с таким лицом!..
В трубке с облегчением вздохнули:
–Александр Павлович, шрамы украшают мужчину! Да и женщины сильнее любить будут…
–Как вшивый про баню, так ты все о женщинах!
–Куда же от них деться, Палыч!
–Действительно, тебе от них никуда не деться. Я забыл, ты женат во второй или в третий раз?
–Обижаете, Александр Павлович! – самодовольно запел Лепов. – Маринка у меня четвертая!
Красников удивленно крякнул:
–Это сколько же у тебя на алименты уходит?
–Ровно половину от своих кровных отстегиваю.
–Да, не густо остается.
–Нам хватает. Жена то у меня в банке работает… Палыч, я вот по какому вопросу тебя беспокою, – соскочил со щекотливой темы Лепов. – Сегодня же у твоей внучки день варенья? Я хотел для нее подарок сделать.
–Спасибо, Витек, что не забыл!
–Не стоит благодарностей. Могу я к тебе заехать через часок?
Красников взглянул на часы, задумался, потрогал все еще кровоточащую рану, с досады причмокнув губами.
–Давай сделаем так, – наконец ответил он. – Сейчас я себя приведу в порядок и сделаю вылазку в город за покупками. В двенадцать ноль-ноль я у тебя в кабинете. Идет?
–Идет! – охотно согласился Лепов. – Буду ждать…
Красников смыл со щеки запекшуюся кровь, залепил рану пластырем, надел костюм-тройку и, вынув из кармана портмоне, пересчитал купюры. На подарок Лизе должно было хватить. Девчушка давно бредила огромной механической игрушкой – плюшевым медведем-пандой, как-то случайно увиденным ею в одном из магазинов. Сегодня Александр Павлович собирался осуществить мечту своей любимой и единственной внучки.
Впрочем, двухлетняя Лиза не являлась Красникову внучкой в точном значении этого слова. Мама девочки – красавица Анжела – приходилась Александру Павловичу племянницей. Когда Анжеле исполнилось семнадцать, в авиакатастрофе погибли ее родители. Девушка в одночасье осталась круглой сиротой, без средств к существованию, без образования и работы. Бездетные Красников со своей, теперь уже покойной, супругой Екатериной Ивановной взяли на себя все заботы об устройстве дальнейшей судьбы Анжелы. Александр Павлович помог ей поступить в университет на юридический факультет, по окончании которого нашел племяннице работу в престижной адвокатской конторе.
Месяцами Анжела жила у Красниковых и те, всегда принимавшие ее как собственного ребенка, ласково называли девушку «доченька». Красников был весьма строг с Анжелой и одновременно безумно любил это скрашивавшее их одинокую жизнь хрупкое и веселое создание, год от года превращавшееся в прекрасного лебедя.
Настало время и у Анжелы появились поклонники. Александр Павлович злился, требовал от нее полного отчета о проведенном времени: где, когда, с кем – одним словом вел себя, как ревнивый и взбалмошный отец. Хотя в глубине души он оставался спокоен, так как не видел ни в одном из часто менявшихся ухажеров племянницы серьезного претендента на руку и сердце девушки.
И вот в один прекрасный для Анжелы и ужасный для Александра Павловича день все изменилось. Изменилась и сама Анжела. Ее девичья беззаботность куда-то исчезла. Анжела вдруг стала серьезной, в ее глазах появилась радостная грусть, от которой Красникову становилось не по себе. Он понимал, что является свидетелем рождения женщины…
Ни Красников, ни Екатерина Ивановна долгое время не могли увидеть виновника своих волнений. При появлении Александра Павловича что-то лепетавшая возлюбленному в телефонную трубку Анжела быстро умолкала и переходила в соседнюю комнату. Единственное, что сумели разузнать Красниковы за полгода тайных свиданий племянницы, так это имя ее друга – Максим.
–Какое неблагозвучное имя! – восклицал Александр Павлович, сидя в кресле со свежей газетой и озабоченно поглядывая на будильник, показывавший четверть второго ночи.
–Ты прав. Отталкивающее имя! – поддерживала его из кухни Екатерина Ивановна. – Я слышала, что плохие имена портят человеку его судьбу.
–И нервы окружающим, – недовольно бурчал Красников и, отложив газету, озабоченно спрашивал жену: – Ну и где же она в такой час может быть?..
Они ложились спать с тупой головной болью, ноющим сердцем и беспокойной душой, обставленные со всех сторон каплями, таблетками и порошками.
А Анжела приходила под утро. Тихо, как монастырская мышка, проскальзывала она в отведенную ей комнату и отсыпалась до полудня. К обеду она появлялась за столом похорошевшая, отдохнувшая, с неизменной светлой грустью в карих, чуть раскосых глазах. Красниковы наседали на нее с кучей бессмысленных для двадцатичетырехлетней девушки вопросов, на которые та лишь добродушно улыбалась.
Как-то летним воскресным вечером Красниковы, утомленные долгой дорогой и упорным трудом на кровных шести сотках, вернулись домой. Из комнаты Анжелы доносились тихие голоса. В одном из них Александр Павлович без труда узнал голос любимой племянницы. Другой же принадлежал мужчине. Сердце Красникова неприятно екнуло. Они с женой переглянулись, осторожно поставили на пол ведра с первым дачным урожаем и подкрались к неплотно прикрытой двери. Александр Павлович понимал, что подслушивать нехорошо, но в ту минуту он, не задумываясь, перешагнул через все правила хорошего тона и приличий.