Ватсон выглядел безмятежно, но один бог знает, каких усилий ему это стоило. Внутри у доктора всё переворачивалось от волнения. Что же станет с их дружбой? Сможет ли он потом смотреть в глаза детективу? Вдруг всё пойдёт прахом? Но Джон обязан помочь Шерлоку выкарабкаться из лабиринта отравленного рассудка. Это и будет доказательством его истинной дружбы.

– Дионис! – воскликнул полубезумный сыщик, сразу принимая гостя за своего собрата.

Шерлок, раскинув руки, кинулся к доктору и, обняв за плечи, увлёк вглубь своих покоев. Джон по дороге чуть не налетел на Ионическую колонну с Акрополя и аккуратно обогнул драгоценную витрину с Портлендской вазой[9].

– Моё исследование дало удивительные результаты! – повествовал Шерлок, - Исполнение адажио[10] на арфе и лире значительно увеличивает скорость прорастания зёрен пшеницы, а также стимулирует рост молодых всходов. Однако случайный набор струнных звуков никак не отражается на всхожести семян!

Ватсон посмотрел на ящик с землёй, из которого весело торчали молодые ростки пшеницы.

– Это очень интересно, - словно с помешанным, согласился с другом Джон, - Может быть, мы отметим успешное завершение эксперимента? – доктор криво улыбнулся и извлёк из холщовой сумки оплетённую бутылку дорогого красного вина.

Холмс глянул на спиртное с неодобрением, но всё же пригласил гостя за стол. Они уселись на массивные табуреты, ножки которых формой напоминали рога критских быков. Столешница ломилась от всевозможных яств: гранатов, винограда, апельсинов, миндаля, хурмы и маслин. Кто-то (вероятнее всего, Майкрофт) очень заботился о здоровом питании детектива.

Джон откупорил бутылку и плеснул немного им в чашки. Шерлок в свою, перед тем как пить, добавил воды из глиняного кувшина.

– За Зевса!!! – гаркнул сыщик на весь музей.

Ватсон, уже успевший пригубить вино, звучно поперхнулся.

– За Зевса!

Джон сделал глоток и потянулся к блюду с миндалём, по дороге наткнувшись взглядом на пузатую амфору посреди стола. Медно-оранжевые фигурки, изображенные на чёрном сосуде, сплелись в весьма недвусмысленной динамичной позе. Парень с девушкой предавались бурной страсти посреди рощи. Покраснев, Джон отвернулся. Неудивительно, что в такой обстановке у детектива проснулись сексуальные желания.

Несколько минут «два бога» просто молча лакомились пищей. Ватсон потягивал ароматный рубиновый напиток и исподтишка разглядывал Шерлока. Напиваться он не собирался, но немного вина помогло ему расслабиться. Для мужчины Холмс был весьма привлекателен. Породистые скулы арабского скакуна, по-кошачьи раскосые глаза, грациозные движения белых рук; сочные губы, парой лепестков магнолии притаившиеся на бледном лице.

И вдруг для Джона всё происходящее стало казаться не таким уж диким. Доктор подумал, будь он другой ориентации, посчитал бы, что ему очень повезло. На дне души Джона шевельнулась заинтересованность. И, вообще, ему было грех жаловаться! Бедному Шерлоку предстояло быть трахнутым со всей силы, а он, Ватсон, получит лишь удовольствие.

Отставной капитан вновь обратил взор на Холмса. Тот, подцепив перламутровым ногтем маслину, поднёс её ко рту, катнул иссиня-чёрный плод по губам и увлёк в рот кончиком вёрткого языка. Джон решил, что пора приступать к делу. Он воровато протянул руку к груди Шерлока и коснулся вышитого бортика гиматиона.

– Какой изысканный орнамент, - протянул горе-соблазнитель. Орнамент и вправду был красивый и замысловатый, исполненный в виде крючковидных стилизованных волн.

Шерлок застыл, уставившись на пальцы доктора. Через тонкую льняную ткань он почувствовал исходящее от них тепло. Джон долго не отнимал руки, а когда, наконец, отвёл, ощутил, удивляясь самому себе, лёгкое разочарование и желание снова прикоснуться. Холмс вскинул голову и устремил пытливый взгляд на искусителя. Ватсон старательно отводил взор. Ему вдруг сделалось жарко, и, расстегнув золотую булавку, он сбросил на пол короткий плащ.

Шерлока чрезвычайно заинтересовал этот светловолосый и светлоокий красавец. Лишь только он увидел того на пороге, в душе сыщика встрепенулось странное, доселе неизведанное чувство, будто вошедший был ему кем-то родным, добрым другом. Сейчас в Холмсе стали просыпаться, вдобавок, менее безобидные чувства. Узнать по отличительным признакам одежды, пальцам, походке и манере держаться о том, что его гость – бог виноделия, а также увлекается врачеванием и участвовал в великой войне с титанами, не составило труда. Гораздо сложнее было проанализировать источник странной тёплой ауры, исходящей от Диониса. И то, что это обаяние в глубине ледяной души, где-то очень глубоко, находило отклик.

Шерлок ещё не до конца разобрался в своих желаниях по отношению к блондину, но отпускать того просто так точно не собирался. Решив для начала пофлиртовать, поиграть с новым интересным субъектом исследования, Шерлок поднялся с места, прихватив миску с оливковым маслом. Прошёл мимо своего Диониса и как бы случайно пролил несколько капель ему на плечо.

– Оу, - детектив изобразил растерянность и ловко поддел указательным пальцем фибулу[11] из слоновой кости, скрепляющей одеяние на плече. Концы голубой материи плавно опали, обнажая загорелую мускулистую левую грудь доктора.

– Чтобы ткань не запачкалась, - пояснил Шерлок на недоумённый возглас Джона.

Длинные ловкие пальцы тем временем заскользили по его торсу, мягкие подушечки ласкали, размазывая масло по мышцам. Джон бы должен испытать облегчение от того, что детектив сам проявил инициативу. Но в его душе буйствовали, сменяя друг друга, совсем другие чувства. Паника, сладострастие и дикий восторг! Ватсон приподнял веки и заглянул прямо в зелёные очи своему безумию.

Одно единственное, но бесконечное мгновение они смотрели в глаза друг другу. Стрела Купидона, длинная, острая, пропитанная лакомым ядом любви, пронзила их сердца насквозь. Насадила на древко, соединив, заключив два существа между наконечником и пушистым оперением. Один миг из миллиардов мгновений жизни Джона и Шерлока стал решающим. Никаких раздумий, метаний, решений, прелюдий. Мгновенное зарождение и ослепительная вспышка. И оба сразу осознали это и в себе, и в партнёре. Осознали, что задохнутся, если немедленно не растворят любимого в своём неистовом желании и не растворятся сами. «Так поражает молния, так поражает финский нож!»[12].

Шерлок провёл пальцами ниже, спускаясь к прессу. Джон нетерпеливо рванул вторую фибулу, оголяя грудь. Холмс опустился на одно колено, правой рукой пытаясь содрать с Джона пояс, а левую не в силах оторвать от желанной плоти. Ватсон старался помочь, но только мешал. Вставший член доктора приподнимал полы хитона, оставляя на ткани мокрое пятнышко. Любовники за время ласк не сказали друг другу ни слова – всё было понятно и так.

Джон нежно проследовал ладонью по затылку брюнета. Холмс приблизил к нему своё лицо, обдал жаром дыхания, но, дразня, не коснулся, а проплыл дальше, оставляя пока пояс в покое и беря в руку гроздь винограда. Ватсон же судорожно шарил голодными пальцами в складках гиматиона, желая добраться до родного тела. Но приостановился, когда Шерлок оторвал один нефритовый шарик от грозди и раздавил его о губы доктора. Сладкий сок потёк по подбородку, и Холмс тут же слизал его. В ответ раздался низкий стон дока. Джон прижался губами к острой скуле и одновременно добрался, в конце концов, до гладкой спины.

Шерлок поднёс ко рту ещё несколько виноградин, и влюблённые вместе раздавили их, терзая с мякотью и губы друг друга, сплетаясь языками, проникая глубже. Джон любовно погладил выступающие рёбра и призывно коснулся пупка. Наградой ему был горловой стон детектива.

Не в силах более терпеть, блондин рванул надоевшее длинное одеяние, но запутался в нём. Тогда Шерлок резко отстранился и в секунду сбросил с себя накидку, демонстрируя сильную эрекцию. Джон вскочил с табурета, опрокидывая его, и оперативно разобрался с поясом и хитоном, зашвырнув их подальше. Подлетел и сгрёб в охапку вожделенного Аполлона. Развернулся к столу с ним в обнимку, резко поставил Холмса спиной к себе и заставил наклониться. Шерлок схватился за края невысокой столешницы и чуть прогнулся. Имея в далёком и совсем недавнем прошлом только гетеросексуальный опыт, он лишь в общих чертах представлял себе, что будет дальше. Но, возможно в первый раз в своей жизни, решил безоговорочно довериться партнёру. Любовь, Аид его побери, сделала из него доверчивого глупца!