Дина всячески уверяла себя в случайной нелепой игре её фантазии. Поначалу у неё даже немного получилось, и внутренние переживания скрылись под покровом усталости и социальных обязательств; но, оказавшись на работе, они вылезли наружу, и её снова охватил страх.

Девушка, во что бы то ни стало, решила поговорить с Димой. В течение вечера она донимала его вопросами «как он себя чувствует» и «не переживает ли он до сих пор разлуку с родителями», но ни слова о «ты сможешь мне объяснить, что, чёрт возьми, вчера произошло». Она спрашивала, интересовалась и наблюдала, старалась найти для себя хоть какие-то объяснения. С каждым словом боязливо заглядывала в его синие глаза, но ничего пугающего в них не находила. И мальчик отвечал ей, как ответил бы любой ребёнок: «всё хорошо», «родители приходили к нему сегодня и, что он по-прежнему хочет домой, очень хочет».

Всё просто и непросто одновременно: нет вопроса – нет и ответа. Ждать каких-то знаков или сигналов, нечаянно выскользнувшего слова глупо, поскольку сомнений в том, что малыш в действительности не понимает, что происходит, нет. Вот только, знает ли он, что всё-таки происходит или нет? Дина не могла оставить всё как есть, в неизвестности. Спустя долгие мучительные часы, она, наконец, решилась и аккуратно, чтобы не спровоцировать детский испуг (на самом деле, в этой ситуации она боялась ещё больше напугать себя), спросила о вчерашней ночи. Вопреки ожиданиям, Дима ответил ей, что ему приснился кошмар и было очень-очень страшно, а она вошла и разбудила его. Вот так. Всё просто и ничего лишнего. Такой ответ, в какой другой раз, может, и удовлетворил бы её, может и разъяснил бы присутствие необычного стона, но только не в этот. Как объяснить эти жуткие чёртовы глаза? Как? Это она не в состоянии понять. И сейчас ей оставалось только ждать и надеяться, что той кошмарной ночи впредь больше не повториться.

– Вот я, например, уже давно… ну, больше трёх лет или около того, работаю в ночь, – рассуждала Света, – и ничего, привыкла. Даже не могу теперь в день, ну вообще никак.

– Да уж… долго. Я бы не смогла, наверное. Всего-то два месяца, а у меня такое впечатление, словно прошли годы. – попытка оправдаться, и опять фальшивая. Не умеет Дина врать. – Устала, наверное.

– Верю, охотно верю, – оживилась Светлана, – и всё-таки после вчерашнего… посещения мальчишки… – она покачала головой и в колдовской гримасе, будто маг и волшебник, развела руками и тихонько проговорила, – …ты стала другой. Кались давай, что случилось?

– Да что могло случиться!? – возмутилась Дина, ничуточки не скрывая, что краем уха прислушивается к звукам из палаты напротив: вроде бы ничего не слышно, никаких стонов и никаких… «никаких чёрных глаз»

– Ладно, ладно, – попыталась обидеться Светка, – не хотишь говорить и не надо! Наверное, видела приведение? – и она скорчила рожу.

– Свет, ты зачем ерунду болтаешь? Ну, что могло там произойти со мной? – стыдливой натянутой улыбкой защищалась девушка. – Какое ещё приведение? Чушь!

– Не знаю, не знаю, – задумалась Света и поспешила нахмурить брови, тем самым, утаив от младшей улов в форме явных недоговорённостей и обеспокоенности, которые предавали Дину.

Светлана была на десять лет старше своего товарища по работе и относилась к той категории людей, кто мог «прочитать» практически любого человека, причём давалось ей это с удивительной интуитивной лёгкостью. Это был её дар от бога. Она улавливала ложь человека, чувствовала его тревоги и печали, и всегда в своих суждениях и мыслях о человеке попадала в точку. Света смотрела на Дину, и читала книгу под названием «уж извини, но я не хочу тебе рассказывать».

– Ничего я не видела, – произнесла девушка и снова бросила тревожный взгляд на палату. Сейчас ей, неожиданно показалось, что она слышит… слышит стоны.

– Ну, что ты опять? Ты даже отвечаешь, как первоклассник, нашкодивший в туалете, – забурчала Светлана, отметив для себя очередные перемены на лице младшей. – Что там?

– Слышишь? Он плачет, – прошептала Дина. Едва уловимый чем-то напоминающий стон звук доносился из той палаты, которая сегодня сконцентрировала всё внимание младшей на себе.

– Теперь слышу. А ты что шепчешь? – удивилась Светка. – Эй, да ты побледнела! Нет, подруга, так не пойдёт, тебе в срочном порядке необходимо успокоиться, причём немедленно.

Старшая выпрямила спину: не сказать, что до этого момента её осанка представляла скрюченный буквой «С» хребет, но сейчас, приняв воспитательную позу учителя, не понаслышке знающего, что нужно делать в подобного рода случаях, она показалась Дине действительно выше, чем обычно.

– Иди-ка, поспи пару часиков, тебе же будет лучше. И не думай, что мне трудно. Какая ерунда! – махнула она рукой и, улыбнувшись, поспешила добавить, – я так уж и быть подежурю пока одна.

Младшая уставилась на сотрудницу и, словно прогнав накатившую на неё дремоту, с неловким возмущением затрясла головой и шёпотом произнесла:

– Не пойду я спать – надо ребёнка успокоить.

– Да, что ты как неродная? Схожу я к нему, и всё будет в норме! Иди уже поспи, отдохни. Глядишь, и нервишки восстановятся.

– Нет, не хочу. Я сама проверю, – настаивала на своём Дина и с какой-то неестественной суетливостью оживилась, видимо окончательно прогнав полусон.

Воцарилось молчание. Ещё несколько секунд Света со всей возможной строгостью, которую только могло произвести лицо матери двух детей, обеспокоенной здоровьем своих отпрысков, смотрела на младшую, стараясь всё же постигнуть смысл странного поведения коллеги, и, наконец, сдалась:

– Ладно, как хочешь. Не желаешь отдохнуть, и не надо, – и тут же добавила, – Тебе нет смысла напрягаться, мы можем сходить вместе. И вообще, что такого в том, что схожу я? Нашла общий язык с малышом – отлично. Но ведь я здесь тоже не просто так нахожусь! – теперь образ воспитателя сменил образ человека, вынужденного отстаивать свои права. – Давай, всё же я схожу к нему?

– Нет, не нужно, я успокою, – бросила Дина и направилась к выходу, – тем более он уже привык ко мне.

– Ну, да, – возмутилась старшая и поспешила вставить, – Когда успел?

Только девушка уже не слышала её. Перебирая налившимися свинцовым страхом ногами, младшая двигалась туда… Где поджидал он… Тот, кого на самом деле нет; тот, чьё существование – лишь плод разбушевавшегося воображения; тот, кто смог подчинить её волю и растоптать равновесие души и тела, оставив ужасный шрам в памяти. Какая-то невидимая рука, казалось, направляла её, клещами тянула туда… к мальчику.

«А ведь ничего этого нет, и не имеет смысла тащить туда свою задницу».

Маленькая робкая надежда загорелась в душе: ничего и не было, всему виной усталость, и… моргающий свет.

Чёрт возьми, почему она, вдруг вспомнила о нём? Почему именно сейчас, в эту самую минуту, когда путь длиной лишь в два десятка шагов превратился в вечность, когда тело не принадлежит себе, когда мир уже не тот что был раньше? Да что происходит?

«Да, что же творится со мной?»

Стук сердца, страдания души, обречённой навечно биться от неведомой болезни, и… его дыхание, источающее запах страха – вот что поглотило девушку. Мысли, одни только мысли вокруг. Они кружатся, вертятся и колотят друг друга. Их бесчисленное множество, их бесконечная бездна. И ни одна не мчится к ней, ни одна не принадлежит ей. Дина впала в кому собственного рассудка: здравый смысл заплутал в беспросветной мгле и так и не смог отыскать дорожку назад.

И ещё этот мерцающий свет, будь он не ладен. Какого чёрта, и так некстати, он возник в её голове? Он сводил с ума (и когда это началось?), его блики обжигали и вынуждали ещё сильнее вздрагивать сердце.

«Ничего страшного. Абсолютно ничего. Правда?»

«Неправда»

«Думаешь?»

«Не думаю – знаю»

Один шаг, ещё один, затем ещё и… приветствуем безумие!

«Ничего страшного. За исключением этого поганого света и этих… глаз»

«Да, иди уже»

Дина взяла себя в руки и пошла (будто бы до этого момента она стояла), и каждый шаг встречал новую порцию тошнотворных мыслей, которые всё глубже и глубже, словно какую-то ненужную тряпицу на теле, стягивали душу вниз в пучину ужаса.