Дмитрий засмеялся. Выковыривая мокрый снег, он смеялся, как дитя, и вместе с тем приговаривал низким неестественным голосом, точно в детском саду играл роль Карабаса:
– Куда идти? Ту-да. Куда-куда? Да, ту-да. Иди ту-да.
Настроение улучшилось и страшно захотелось кушать. И тут на стене того же дома, чуть ниже нацарапанных слов, он прочитал другие: «Да иди уже быстрее, Дай…»
Последняя буква (сомнений в том, что именно одна буква не возникло) была неразборчива, но Знакову доказательства и не требовались – обращались к нему.
Улыбка испарилась, вынудив принять всю возможную серьёзность лица, но внутри не угасал задор:
– Хорошо, доктор! Иду! Уже иду!
«Не смешно»
Он пялился на текст и перечитывал его снова и снова, как школьник, который не в состоянии вникнуть в смысл и понять, что читает: «Да иди уже быстрее, Дай…»
Не обращая внимание на мокрый с каждым шагом сползающий всё глубже снег, Дима пробрался ближе к стене. Глаза прочитали ещё раз – всё верно и ему не показалось, только на этот раз внизу под коротким словом «Дай…» он обнаружил: «Скорее, Дима»
Мурашки осыпали кожу, и голова пошла кругом.
– Чёрт, что за … – отстранился он в испуге. Вот теперь действительно было не смешно, и образ доктора, уступив место холодному волнению, моментально покинул мозг. Это обращение именно к нему и сомнений, конечно, нет. Без лишних колебаний и с твёрдой уверенностью, послания направлены в его адрес. В голове раздался выстрел:
«Скорее, Дима» «Скорее, Дима»
Его вновь охватила тревога, и мозг погрузился в кипящий поток мыслительных процессов. Выстрел отразился эхом и застрял:
«Скорее, Дима» «Скорее, Дима»
«Может на сегодня хватит с меня?» – обратился он неизвестно к кому и направил взор в ту сторону, куда указывала стрелка:
– Хорошо, – принял Знаков, – надо, значит надо. Пойду здесь.
«Скорее, Дима»
Словно загипнотизированный он направился через дворы по направлению волшебной стрелки.
«Скорее, Дима»
Пробирался по улочкам, по которым, как ему казалось, ранее не проходил.
«Скорее, Дима»
– Я схожу с ума, – постарался перебить навязчивое эхо Дайм.
«Скорее, Дима»
Прошёл ещё квартал, прежде чем понял, что всё дальше отдаляется от дома, правда это ничуть не смутило его, скорее только закрепило чувство необходимости движения именно по этому пути. С каждым шагом назойливая твердыня «истинной» надобности с присущей только ей бесспорной безукоризненностью вынуждала идти быстрее, и Знаков, даже не задумываясь, почему подчиняется ей, ускорял темп, который сейчас уже больше напоминал тренинг спринтера. Он миновал очередной квартал, свернул за угол старого деревянного дома и остановился. Впоследствии, когда Дайм вспоминал этот странный эпизод затмения рассудка, то не мог объяснить себе, что всё-таки произошло с ним. Впрочем, в будущем многие вещи для молодого человека приобретут совершенно иное содержание.
Перед ним вырос высокий красный дом, кирпичи которого больше походили на жухлую чешую, а кислые выцветшие балконы слабо напоминали, что когда-то были зелёными. Жилые застеклённые лоджии, пластиковые и не пластиковые окна, обычные подъезды. Таких домов в России хоть пруд пруди, но из десятка-сотни домов вокруг этот был не прост. Прост или не прост, наверняка знать Дмитрий конечно же не мог, да и нужда в этом отсутствовала: он чувствовал и этого было достаточно (для чего?). Что заставило заострить внимание именно на нём, понять, что цель достигнута?
«Я пришёл»
Он стоял и не спускал глаз с зелёных балконов, серых окон: дом словно сковал его. Обычный дом, каких в городе десятки, но этот выглядел немного не так, а что не так, Знаков понять не мог. Дом и страх, страх и дом – Знаков чувствовал это. Причём колючий трепет возник столь внезапно, что Дмитрий на миг принял его за свой собственный.
«Чёрный свет» – подумал Дайм и будто даже не обратил внимания на свои мысли, только двинулся вперед.
«Я здесь» – смотрел Дима.
«Я пришёл» – вглядывался он.
«Чёрный свет… я здесь» – немым помешательством приветствовал Знаков, а чешуйчатая обитель страха только смотрела на непрошеного гостя пустыми глазницами серых окон и молчала. Он приблизился к подъезду, и теперь страх пробежал и по его телу, оставляя холодный след гусиной кожи. Довольно-таки неприятное ощущение преследования охватило его с головы до ног, захотелось развернуться и помчаться прочь. В какой-то миг вся ненависть мира обратила копьё злобы на молодого человека и в нервном ожидании знака или, может быть, предчувствия чего-то устремилась вонзить его. Вот только выключенный радиоприёмник (только сейчас Дима обратил внимание, что радиоголоса больше не беспокоят его) мог означать только одно: он на верном пути и цель достигнута.
Ненависть и страх, страх и ненависть.
Входная дверь, рядом усыпанная множеством объявлений доска, а невольный взгляд падает лишь на жёлтый весьма потрёпанный временем листок с невзрачной расплывчатой надписью «Пятый этаж». Ниже, уже на стене, всё тот же нечаянный подвластный нечто необъяснимому взор находит «Действуй». Словно обезумевший он потянулся к ручке двери, и, опустив голову, на бетонном основании входа прочитал оставленную детским творчеством каракулю «так надо».
«И почему я не удивлён?» – оценил он самого себя, хотя ответ уже крутился на языке: «Меня сегодня ничем не удивишь» – и открыл дверь.
«Что до странностей, то сегодня они буквально вспыхнули фейерверком закономерностей»!
На удивление в подъезде было достаточно чисто, правда сейчас Знакова это заботило меньше всего. Он не обратил внимания на свежеокрашенные стены, новые почтовые ящики и сияющий новым кафелем чистый пол, и даже наполненный запахом растворителя воздух не смог порвать невидимую паутину притяжения, пленившую всё нутро молодого человека. Околдованный небесными велениями Дима поднялся на площадку с лифтом: теперь сомнений, что за ним наблюдают, не было, уж очень явственно ощущалось присутствие. В доме было тихо, и даже вызванный лифт спускался беззвучно, только и это не могло показаться странным для Знакова: шум был в его голове. Или ему лишь кажется, и давящая тишина обостряет и без того напряжённое состояние, принуждая закипающее сознание формировать слова: «Быстрее, Дима» «Быстрее, Дима»
Он вошёл в кабину (и когда это он вызвал лифт?), нажал нужный пятый этаж и, может быть, даже немного успокоился: странно, но железная движущаяся коробка как будто бы разбавила давление. Знаков поднял глаза вверх, ничуть не задумываясь, что нужный этаж сейчас совершенно недоступен взору. Однако, он вполне соображал куда смотрит, интуитивно понимал, правда одна маленькая деталь в этот момент всё же могла поспорить с ним: сейчас он не принадлежал себе.
«Скорее, Дима»
«Скорее, Дима»
«Если мне нужно, значит пусть так и будет».
Наконец, затянувшийся до бесконечности вязнущих в раздавленном сознании секунд путь закончился, и двери лифта распахнулись, как тут же Знакова оглушил пронизывающий до костей звук. Болью и страхом наполнил воздух протяжённый отчаянный крик, и словно предсмертный всхлип животного, звонким эхом промчался по коридору. Растворив в воздухе горечь и просочившись сквозь стены, крик теперь остался лишь в голове Знакова. Напоминая ноющую головную боль, звон застрял внутри и так и продолжал бы измываться, если бы не слабый шелест заплетающихся в муках слов:
– Не надо. Нет, пожалуйста! – голос женщины напоминает мольбу, – не надо.
Дмитрий повернулся: слева, откуда доносились звуки, он увидел приоткрытую дверь. Точно в ожидании непрошенного гостя вытянутый в тонкую полоску бледный свет подрагивал грязными лучами искусственного солнца, называемого лампой, и нашёптывал: «Я ждал тебя, но ты здесь не нужен». И, подмигнув яркой вспышкой разрывающейся спиральки, добавил: «Прочь. Не думай заходить»
Не раздумывая ни секунды, действуя подсознательно, отчасти даже машинально, как запрограммированный, Знаков бросился к двери и у самого порога… онемел. То, что он увидел, не подвергалось никакой логике человеческого сознания. Может быть, сегодня ему слишком много и досталось от судьбы, но это не входило ни в какие рамки. В этот миг холодный душ окатил его тело: кожу исцарапали ледяные коготки ужаса. И в следующую секунду Дима ощутил отрезвляющую ясность мысли, которая в последние часы будто бы дремала. Такое впечатление, щёлкнул тумблер, включив в работу запасную неработающую до сих пор часть мозга. В какой-то момент Знаков понял абсолютно всё, увидел скрытые выражения происходящего, решил формулу всей жизни, разгадал мучающую с самого детства загадку. Странная мысль проскочила в голове, подстрекая на безумие и без того напряжённый мозг:
