Но вот настал момент, когда его целительская помощь понадобилась всерьез, причем угадать, как именно следует помочь, было затруднительно, по крайней мере, для человека.
Я тогда переболела гриппом, по обыкновению, не укладываясь в постель. Как это нередко бывает, болезнь оставила по себе затяжной "хвост". Температура, и без того у меня всегда пониженная, не дотягивала до тридцати пяти, кровяное давление устойчиво держалось ниже нормы, слабость была поразительная. Не то, что работа, хотя бы нетрудные домашние обязанности, а и нормальный отдых был для меня солидной нагрузкой. Стыдно сознаться, но в таком состоянии я едва-едва высиживаю у телевизора в течение фильма, тянет лечь и не двигаться. Тогда, устав от вынужденного безделья и решив действовать наперекор болезни, я уговорила своих мужчин съездить на машине на праздник в честь дня рождения города. Немного покатавшись, мы приехали на Стрелку, как раз к началу всеобщего гулянья. Что за действо там разыгрывалось, я, ей-Богу, не помню. Не до того было. Опершись о гранитный парапет, я выстояла минут двадцать, и в глазах потемнело. Пришлось попроситься домой и улечься отдыхать.
На кровать мужа, рядом со мной, кряхтя и ворочаясь по обыкновению, взгромоздился Рольф. Он очень любил так поваляться, подставляя для ласкового почесывания то живот, то грудь, вылизывая меня в порядке ответной нежности. А у меня не было сил даже на то, чтобы принять его ласки. Я, даже не пошевелив губами, взмолилась: "Милый, ты же видишь, как мне нехорошо!". А он лежит рядом спокойно, растянувшись на боку. Гораздо позже, сопоставив наблюдения, я поняла, что это - его "рабочая позиция", она у каждой собаки своя. И вдруг меня осенило: "Мальчик мой, я тебе столько сил отдала! Дай же и ты мне хоть немного!". Подчеркиваю: все это я проговорила мысленно, без единого звука вслух.
В следующее же мгновение я почувствовала, как в моей груди, чуть повыше солнечного сплетения, точно заслонка открылась. Даже звук мне почудился. От Черного ко мне протянулся словно бы невидимый гофрированный шланг, плотно присосавшийся к отворившемуся "лючку", и по нему, бурля, хлынул мощный поток энергии. Ни дать, ни взять дозаправка самолета в воздухе, мне однажды случилось это видеть. Несколько минут мы лежали так, не шевелясь, и он качал, качал, качал...
Возможно, он чуточку не рассчитал, торопясь поставить меня на ноги, сам захлебываясь своей энергией и щедро делясь ею со мной. Закружилась голова, поплыло все вокруг меня и внутри - точно ураган, состоящий их отдельных, переплетающихся между собой цветных вихрей. Сейчас, когда я осознанно делаю такое сама, я предпочитаю поосторожничать, боясь перегрузить реципиента и внимательно следя за тем, как "переваривается" моя энергия. А он, видно, качнул мне чисто по-собачьи.
Почувствовав мою перегрузку, Черный моментально отключился, давая мне возможность усвоить огромной силы энергетическое воздействие. Потом попробовал подкачать еще немного, убедился, что больше мне не требуется, и спокойненько ушел. Минут через пятнадцать я встала совершенно здоровой. Больше слабость не возвращалась.
Должна вас заверить, что все эти красочные подробности мною совсем не выдуманы. Как я убедилась, для биополевого воздействия любого рода вообще очень характерно это яркое восприятие мельчайших деталей, запоминающихся гораздо сильнее обстоятельств реальной жизни, остающихся в эмоциональной памяти очень надолго, если не навсегда.
Еще один очень показательный случай такого рода с моим участием в качестве исцеляемого произошел пару лет спустя. К этому времени я и сама уже научилась снимать у себя разнообразные острые состояния, блокировать развитие заболеваний и вообще нормализовать собственную биополевую структуру. И все-таки - и на старуху бывает проруха! В тот раз я оплошала, позволив неприятностям захватить меня врасплох. Неожиданно и очень резко сдавило сердце. Боль разрасталась, мне даже говорить было трудно. Я едва прошептала: "Рольфушку!". Мои мужчины, разволновавшись, тем не менее сообразили, что я имею в виду. Они уложили меня на кровать и скоренько позвали Черного, который в момент происшествия был занят чем-то своим на кухне. И тут мой мальчик повторил свой сеанс биокоррекции! Растянулся на боку, лежа совершенно неподвижно, даже не попытавшись приласкаться, как сделал бы в любом другом случае. Не прошло и минуты, как спазм начал отступать, клещи, сдавившие мое сердце, потихоньку разжали свое железное объятие, боль улеглась. Но было еще очень неспокойно. Я давно знаю это состояние алертности, когда нервная система еще не решается отменить сигнал боевой тревоги, посланный органам, чтобы привести их в экстренную готовность к борьбе. Достигнутое равновесие было еще слишком хрупким и неустойчивым. Тут бы мне Бамби, она-то как раз и выравнивает, как бы разглаживает биополе, окончательно приводя его в порядок.
Позвать Бамби, кликнуть ее хотя бы мысленно я не успела. Деятельность мозга, приходится признать, была в тот момент не на высоте. Я только услышала за спиной мягкий, легонький прыжочек, и к коленям моим сзади прильнуло маленькое теплое тельце. Умница моя Бамби, словно бы спать устроилась, но на самом деле пришла работать. Она - моя валерьяночка. И вот уже разливается внутри спокойное, ненавязчивое тепло, вот уже совсем хорошо. Отлегло. Тревога миновала окончательно.
Но не валяться же так, в блаженном оцепенении. Джинка - вот кто активизирует все биополевые процессы, пополняет запас сиюминутной, легко усваиваемой энергии. И она, тоже без всякого зова, уже рядом со мной. Потеснив сделавшую свое благое дело матушку, она принимает свое рабочее положение, распластывается ничком, кладет голову между вытянутыми передними лапами. Бодрость, прилив сил. И через пару минут я встаю, как ни в чем не бывало!
Так они работают. Так они лечили меня и в поездке, когда мы возвращались из Карелии после парочки "холодных ночевок". Тогда на Лижменском озере нас застали заморозки и, проспав пару ночей в тонком спальнике в моментально остывающей с вечера машине, я ухитрилась не на шутку простудиться.
Согреться, раскачав собственную энергетику, я уже умела, но только в бодрствующем состоянии. Разогревшись до легкого пота, я пыталась уснуть, отключалась, потом просыпалась, дрожа от холода, и все начиналось сначала. А утром выходила к замерзшим лужам и чуть схватившемуся ледком краю озера. В день отъезда меня сильно знобило, глухой простудной болью ломило голову, закладывало нос, ощутимо побаливало горло.
Собакам на лечение понадобилось чуть больше часа. Я полулежала, подремывая, на заднем сиденье машины, а они, мои Эскулапы, обложили меня своими телами, как припарками, и прямо в дороге выхаживали окончательно скисшую хозяйку. В Олонец я приехала во вполне приличном здравии.
Нередко мы с собаками лечим вместе. Я помню, как вместе с Джинкой мы выхаживали ее детей, Ларса и Лэйсу, утащивших в укромный уголок и слопавших полиэтиленовый пакет, соблазнительно пахнувший копченой селедкой. Останки растерзанного пакета они запрятали так, что я чисто случайно наткнулась на них только на третьи сутки их болезни.
Четырехмесячным щенкам было совсем плохо - у них уже холодели лапки, закатывались глазки и вытягивалось тельце. Врач твердил про возможную инфекцию, настаивал на скорейшем введении антибиотиков, а мы с собаками, вопреки всякому здравому смыслу, медлили. Мы были твердо уверены, что никакой инфекции не было, ну, не чуяли мы ее, и все тут! А я, честно сказать, не считаю курс антибиотиков такой уж безобидной мерой, тем более в раннем детстве. Мы вводили им глюкозу с аскорбинкой, физраствор, поддерживали камфарой сердечки, но от антибиотиков упорно отказывались. Тем более, что злосчастные обрывки полиэтилена были уже найдены, что и объяснило причину болезни.
Трое суток мы держали их на груди: я - Ларса, Юра - Леську, и отдыхали понемножку, когда мать могла справиться одна. Потом отдыхала Джинечка, а мы брались за дело в полную силу.
Дети тянули энергию, как обезумевшие вампиры. Они пошли на поправку к утру четвертого дня. И видели бы вы благодарные глаза вымотанной, уже отдавшей детям все, что могла, Джинечки! Она понимала, что дело обстоит весьма серьезно, и без нашей биополевой поддержки ей было бы не выдюжить.
