— Хорошо! Только долго не задерживайся, — и, получив от тебя кивок, удовлетворившись этим, малышка, взяв бабушку за ладонь, пошла с ней к столпившейся небольшой группе людей разных возрастов.

В десять пришёл человек, отвечающий за экскурсию, и начал её.

Дождавшись, пока наручные часы покажут ровно десять часов и десять минут, ты, зайдя внутрь учреждения, сел у входа на предложенные для посетителей банкетки, сидя в ожидании. Охранник посматривал в твою сторону, но, в скором потеряв интерес, взял газету, начав её изучать, отгородившись от окружения. Конечно, ты не был преступником и не замышлял каких-либо противодействующих шагов, но и поклонником искусства тоже — встреча, вот что послужило толчком для всего.

Перевалило за тридцать, но затеявшего всё это человека не было и близко. Это начинало нервировать. Что, если он так и не появится или решит показать свой лик к концу экскурсии, — знакомить с ним мать и тем более Лагунью (о которых он хорошо был осведомлён) рвения не было.

Ты ничего о нём не знал: кто он, кем является. Ты и не придал бы значение письму, коих всегда в большом количестве скапливалось на столе, если бы не определённая информация, послужившая не только твоей заинтересованностью, но и некоторому липкому страху — мог ли этот неизвестный навредить вам? Мог! Почему нет? Но вместе с тем хотелось знать, кто же «послужил встрече с Ланой».

Очнувшись год назад, проходя реабилитацию после, как сказали доктора, комы (но необычной — что они имели в виду, так и не удосужились сказать, намекнув о странности её протекания и промежутками ненормальной мозговой активности), не один десяток вопросов буравил каждый вечер голову, а истина не показывалась. День за днём волновало одно и то же: увиденное, «пережитое», — искусственно созданный сюжет, в силу угрожающего жизни состояния, или в самом деле? Но чем больше отрывалось календарных листов, тем быстрее — хотя изначально размеров айсберга — таяла абсурдность, вобравшая в себя мир мертвецов, Лану, и тем могущественнее становилась разумность — требовались объяснения, но не было подтверждающих фактов, потому мирская жизнь, наполненная заботой о ребёнке, работой и свободным временем стала неотъемлемой частью тебя после поправки.

Выпавший случай, выбор, открывать или нет письмо, способствовал тому, что внутренняя стена, воздвигнутая для сокрытия всего связанного с абсурдностью, после девятибалльного землетрясения дала ход разрушениям. Мысленно проанализированы возможные, но не точные последствия, ступил на ледовую поверхность озера; можно и расквасить нос, и равновесие удержать… или провалиться под лёд, но спокойствие, так нужное, окончательное, тогда достигнуто будет, когда финальная линия вычеркнет либо подтверждение (Лана была, чужой мир тоже), либо опровержение.

Постукивая деревянной тростью, в институт заходит человек склонных лет. Оглядывается по сторонам и идёт в твою сторону, молча усаживаясь на вторую свободную у стены банкетку. Вас разделяет искусственная пальма.

— Экскурсия началась, — возвращая трости горизонтальное положение рядом с собой, не столько интересуясь, а скорее утверждая, произносит старик, неотрывно смотря вперёд.

— Да. Как уже сорок пять минут идёт.

— Как жалко.

Скосив взгляд в сторону охранника, приходишь к выводу, что тот даже не заметил старика. Словно его и вовсе нет.

— Вы ещё успеете к ней присоединиться.

— Да нет, дело не в этом.

— Хм. В чём же?

— В вас.

Значит, вон он какой организатор, неспешно подошедший и как ни в чём не бывало разговаривающий. Впрочем, своё не ошибочное осознание никак не проявил ты, но опасения, связанные с возможным вредом кому-либо из близких, поутихли.

— Вы навряд ли сами по доброй воле ещё придёте сюда, в мир искусства.

— Потому надо было встречу назначать тут? — не без упрёка поинтересовался ты.

— Скажем так, нейтральная территория, отличная от заброшенных домов, куда лучше. Безопаснее.

Он прав. Будь это вновь Палмер Авеню, беседа эта не состоялась бы.

— Итак, что вам надо от меня?

Старик усмехнулся.

— Мне ли?

— Что вы хотите этим сказать?

— Лишь то, что не мне нужно подтверждение или опровержение.

Закусив не до крови губу, ты призадумался. Минуты медленно текли. Насколько известно, экскурсия длилась два часа.

— Почему сейчас? — подал наконец ты голос, улавливая постукивание по полу каблуком ботинка. Возможно, пожилой человек заскучал.

— Почему? Может, я так захотел, — не спеша по-старчески начал он, — или вы готовы к предстоящему диалогу, кто его знает. Главное не это.

— А что же тогда? — нахмурившись.

— Ваша реакция.

— Думаете, я налечу на вас с кулаками? Это вас пугает? — поднявшись, ты подошёл к нему, остановившись в двух шагах, изучающе смотря на него. И в мыслях не было причинять вред этому гражданину, если только припугнуть.

— Прошу, — не отреагировав на перемены, спокойно поднял серые глаза, установив контакт с твоими, — обращайтесь ко мне Полиан Лапинский… Нет, я не думаю, что вам нужно будет на меня нападать, — убеждённый в своих словах, он медленно покачал отрицательно головой.

Вот и познакомились. В этот миг, когда представилась возможность разглядеть его, то старик по непонятным причинам показался смутно знакомым, будто… да! Как то препятствие, первое, не позволившее переступить грань.

— Вижу, что не таким уж и чужим кажусь я вам.

— Кто… как так получилось, что… — не зная, как лучше сформулировать, оборвал ты мысль.

— Человеческая память — интересный механизм, способный не только сохранять воспоминания о предмете или человеке, но и спустя время напоминать об этом. Скажу вам «банан», и родится фигура жёлтого цвета, то есть правильная ассоциация, пусть даже фрукт этот вы несколько лет могли не видеть.

— Получается, это не первая наша встреча…

— Верно, она была шесть лет назад. Но тогда вы были не в себе. Потеря Ланы сыграла злую шутку.

— Я… не хочу говорить о ней, — силясь, проговорил ты, отворачиваясь. По-прежнему больно вспоминать о ней. За это время, кроме твоей матери и Лагуньи, возможно, больше никто не посетил её могилу.

Полиан развёл руками в стороны, очень громко вздохнув.

— А о чём нам, как не о ней, говорить?.. Может, тогда для начала о… о Маркусе Лавинском?

— Это животное не заслуживает того, чтобы мы о нём вспоминали! — не сдержавшись, выкрикнул ты, взмахнув резко рукой. Но, осёкшись, повернул голову в сторону охранника — он и бровью не повёл. Почему?

— Не стоит волноваться насчёт третьего лица.

— Что вы сделали? Время остановили? — ужаснувшись этой мысли, ты глянул на часы, показавшие без пяти одиннадцать. Нет, оно по-прежнему шло.

— Маленький фокус, — и поднёс указательный палец к губе, сделав «тс». — Но заботить вас это не должно ни в коем роде. Давайте всё-таки перейдём к делу, так как до конца осталось чуть больше часа, но кто знает — вдруг они раньше освободятся?

Ничего не оставалось кроме согласия. И, сжав сильно зубы, коснуться неприятного во всех отношениях разговора. Однако тому, который уберёт карандашом пририсованный хвостик к точке, не суждено больше быть в главенстве запятой.

— Маркус Лавинский, убийца, совершивший двенадцать из тринадцати злодеяний, вам ведь о нём что-то известно будет? Вырезки из газет не способствовали правде. Точнее, я не мог в них поверить до конца.

Когда ты лично сталкиваешься с чудовищем, когда выпадает возможность побывать в Аде, среди жертв эксперимента, начинаешь понимать, что Идея могла быть не так проста, как многие пытаются её охарактеризовать. Не понимая этого, профессионалы своего дела — детективы — ошибочно больший акцент делают на свой опыт, знания, домыслы, в итоге приходя к неточному результату, ведь он может от счастья соприкасаться с истинным, но и также иметь расхождения. Потому новая зодиакальная схема, включающая тринадцать знаков зодиака, не была по достоинству тобой оценена, — змееносец забрал себе конец ноября и большую половину декабря, оказавшись между скорпионом и стрельцом. В подтверждении этому, убитые женщины были рождены в знак кого-то, не повторяясь. Тогда по логике, маньяк должен был свершать от козерога к стрельцу убиения, но погрешность данного высока, тому пример: Лану, чей день рождения был 3 декабря, он оставил наконец. Ко всему, начал с близнецов, поставив первой жертве, Аннет фон Ильзерберг, цифру «1», вырезав матку без анестезии; и умерла она в муках от потери крови… Какую роль во всей этой схеме играл ты? Почему именно тебе по факту пришлось решать, кому жить, а кому умереть? Именно неторопливость, излишняя подозрительность в итоге обрекла этих женщин на муки. Твоя вина была колоссальной, но кому известны определённые нюансы? Картина перед экспертами такова: любящий муж, получив письмо от потенциального убийцы, не стал сообщать в полицию об этом (в первую очередь на выбор могло повлиять «ограничение»), а отправился к матери (Клэр Смит) в удостоверении сохранности супруги. Не увидев её, но, испытав эмоциональное потрясение, не задумываясь поехал к месту преступления (главная улика, письмо, как считают детективы, могла и нарочно быть не взята из понимания неизбежного финала и вероятной помощи со стороны Клэр Смит, которая и стала инициатором звонка в полицейский участок), попав по пути в аварию. Закончилось всё без смертей и удачным вызовом скорой помощи; прибыв на место, она, к сожалению, посчитала это ложным вызовом, когда как потерпевший ринулся к злополучному дому, где чуть погодя и произошло потрясшее умы событие — пожар, потушить который в итоге удалось. Впоследствии найденная подгоревшая книга позволила продвинуться расследованию, придя (и даже на уровне судебно-медицинской экспертизы, при вызванных из Вашингтона высококлассных специалистов, проведших сравнительное исследование кальцинированных костей женщин) к окончательным выводам.