- Ну и что? - сказал он.
Соселия помолчал секунду-другую и вдруг выложил: - Жена у меня тяжело больна, вот что. Сложный порок сердца. Операцию делать надо, а шансов на удачный исход мало.
- И вы хотите, чтобы мы изготовили для нее дубликат сердца?
- Да, - сказал Соселия, глядя Володе прямо в глаза.
Володя сразу посерьезнел. Он сложил на груди руки и, опустив голову, задумался. В комнате стало так тихо, что было слышно, как на кухне капает вода из крана.
У Лидочки все замерло внутри. Она видела, что Володя застигнут врасплох неожиданной просьбой, и понимала, в каком трудном положении он сейчас оказался. "Хоть бы схитрил, что ли, пообещал..." - подумала она в тревоге.
- Вас, простите, как зовут? Я что-то забыл, - сказал наконец Володя.
- Сергей Иосифович.
Володя покачал головой.
- Задали вы мне задачу, Сергей Иосифович...
- Не хотите идти против своих принципов? - осторожно спросил Соселия.
Володя поморщился.
- Да нет, не то.
- Что, ванну восстановить трудно? Все расходы беру на себя.
- Не в этом дело, Сергей Иосифович, - мягко сказал Володя. - Дело в возможностях метода. Копия получится с больным сердцем. Копия есть копия, понимаете.
- Понимаю, - помрачнев, сказал Соселия.
- Вот если бы у вашей жены была сестра-двойняшка со здоровым сердцем...
- Сестры нет.
Наступило тягостное молчание. Лидочке показалось, что следователь не поверил в искренность Володн.
- Он правду говорит, Сергей Иосифович, - волнуясь, сказала она.
Ей было жалкo и следователя, и его жену, и Володю, которому приходилось решать столь сложную проблему.
Но что тут можно было поделать?
- Знаю, что правду, - сказал Соселия и печально улыбнулся. - Ладно, забудем этот разговор. Я услышал то, что и ожидал услышать.
Он поднялся.
- Пойду тогда. Только не подумайте, что я пришел торговаться и ставить какие-то условия. Никаких условий я не ставлю. Консилиум в любом случае придется собирать, потому что отсутствие у него ауры, вообще говоря, еще не доказывает, что он гомункулус. Всегда можно возразить, что исключение не отрицает правила.
Володя и Лидочка тоже встали.
- Может быть, чаю попьем? - запоздало предложила Лидочка.
- Спасибо, как-нибудь в другой раз, а сейчас некогда.
Они проводили его до подъезда, и здесь Соселия сказал, щелкнув пальцами: - Да, чуть не забыл. Сегодня весь вечер сидеть на месте. Вам должны позвонить.
- Кто? - спросил Володя.
- Один человек.
Соселия ушел, а Лидочка и Володя еще некоторое время стояли в подъезде, озадаченные его последними словами.
- Кто там еще собирается звонить? - пробормотал Володя.
- Может быть, этот профессор?
- Может быть...
Вторая неожиданность оказалась приятнее первой.
В двенадцатом часу ночи, когда Лидочка и Володя уже собрались укладываться спать, действительно зазвонил телефон.
Володя снял трубку, и Лидочка увидела на его лице растерянно-радостную улыбку.
- Да, это я... Как вы узнали?.. Извините... не хотел вас беспокоить...
- Гончаров, - шепнул он в сторону Лидочки, но она уже сама догадалась. У нее гора свалилась с плеч. Слава богу, теперь они не одни! Это, конечно, Соселия его разыскал. Какой молодец!
...Разговор продолжался недолго. Володя коротко рассказал Гончарову о случившемся, покивал с постным лицом, извиняясь за свою излишнюю щепетильность, сказал, что основательно подготовился к выступлению на консилиуме, но на успех не очень рассчитывает, поэтому приезд Гончарова был бы весьма полезен.
- Завтра в семнадцать ноль-ноль прилетает на самолете, - сказал он, кладя трубку и улыбаясь. Уселся на диван, раскинув по спинке руки, и, продолжая улыбаться, сказал: - Знаешь что, а у меня есть идея насчет жены Соселии. Надо попросить Дмитрия Александровича, чтобы он сделал ей операцию.
- Прекрасная идея! - сказала Лидочка. - Я думаю, он не откажется.
- Уверен, что не откажется. Ему удавалось спасать совершенно безнадежных людей. Только надо подумать, как его завтра встретить. Наверное, тебе придется, и оттуда прямо в политехнический...
На следующий день после обеда они позвонили в аэропорт и узнали огорчительную новость - самолет, на котором летел Гончаров, задерживался в Москве на два часа по метеоусловиям. Посовещавшись, решили, что поедут вместе на консилиум, чтобы Лидочка знала, где он будет проходить. Она посидит там немного и поедет в аэропорт за Гончаровым. Может быть, он успеет к концу консилиума. А может быть, Володя сам разберется без его помощи...
...В половине шестого зазвонил телефон. Незнакомый мужской голос сказал, что машина выслана, и велел ждать ее на улице напротив подъезда. Лидочка и Володя быстро оделись и спустились вниз. Постояв немного, они увидели милицейскую "Волгу" с синей мигалкой, которая неторопливо ехала по дороге. "Вот и началось", - с тревогой подумала Лидочка, а Володя помахал поднятой рукой. "Волга", вильнув в их сторону, остановилась. В кабине, кроме шофера, никого не было.
- А где Сергей Иосифович? - спросила Лидочка, усаживаясь рядом с Володей на заднее сиденье.
- На месте, - сказал шофер, не оборачиваясь.
Лидочке показалось, что он чем-то недоволен. У нее тревожно кольнуло под сердцем. Она посмотрела сбоку на Володю, и тот улыбнулся, подмигнув ей. Не волнуйся!
А минут через десять, когда машина въезжала в ворота институтского городка, шофер, все время молчавший, вдруг сказал: - Я вас буду ждать у корпуса, Лидия Ивановна. Попозже съездим в аэропорт.
- Однако! - засмеялся Володя.
"Какой молодец Соселия!" - с благодарностью к следователю подумала Лидочка. Они вышли из машины.
...Учебный день закончился. Было тихо и пусто. Мерзли на ветру голые деревья. Откуда-то из подвала, как из преисподней, доносился кошачий вой. Только вдалеке, на баскетбольной площадке, огороженной металлической сеткой, несколько молодых людей в спортивных костюмах гоняли футбольный мяч.
- Третий этаж, комната триста четырнадцать, - сказал шофер.
- А когда мне выйти? - спросила Лидочка.
- Я сам за вами зайду.
...В коридорах тоже было пусто. Одинокая уборщица мыла пол тряпкой, насаженной на щетку. Мокро поблескивал линолеум в тусклом свете зимнего дня. Триста четырнадцатая комната находилась в самом начале длинного коридора. Лидочка и Володя вошли в небольшую приемную со столом у окна, пишущей машинкой на столе, укрытой чехлом, и металлической вращающейся вешалкой у двери, на которой висело несколько пальто.
