Темнеет... Стоп! Как темнеет - утро ведь! А, черт, стою на самом краю обрыва, наверное, голова закружилась. Но ведь никогда раньше... я не...
Я спустился, подошел к кромке прибоя. Волны с силой бьют в мокрый песок; осколки раковин, щепки, рыбешки - чего толко не вынесет за ночь. Эй, волна, помнишь меня? Помнишь, как мы вместе лежали и смотрели на небо, выискивая звезды - каждый свою, счастливую, под которой родился? Помнишь...
Волна окатила мои ноги, мокрый холод забрался в ботинки.
А ты и впрямь мертва... Или я чем обидел тебя, волна? Чем? И в мыслях не было. Нет, ты меня не слышишь, ты всего лишь мертвая вода... Ну что ж, будем ждать весны.
Волна ударила в камни; что-то звякнуло и упало на песок. Браслет - тусклый белый металл, немного похоже на серебро, но скорее какой-то легкий сплав. Да и камешки ненастоящие - вон, даже трещинка на одном. На внутренней стороне, той, что прилегает к руке, несколько бурых пятен. Что это?
Это кровь.
Кровь?.. Убрав ладонью слизкий налет, я вижу выгравированные на браслете слова: "Дорога начинается здесь". Здесь? Но передо мной только море...
Да, дорога началась только сейчас. Не тогда, в джунглях, и не тогда, в горном ущелье - а только сейчас. Сколько же времени прошло даром? И все для того, чтобы подготовить к началу пути...
И я шагнул вперед.
Я шел все дальше; холодная, серая вода дошла до колен, до пояса, до шеи... Захлестнула меня с головой, наверное, сыто чавкнув. Преодолев страх и внутреннее оцепенение я открыл глаза - вокруг плавала сизая дымка - и с силой втянул воду...
Сизая дымка стала багровым туманом...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТАНЕЦ ПЛОТИ И ДУШИ.
...Не имеет значения, что кто-либо говорит
или делает... Ты сам должен быть безупречным
человеком...
...Нам требуются все наши силы и вся наша
энергия, чтобы победить идиотизм в себе. Это
и есть то, что имеет значение. Остальное не
имеет никакой важности...
Дон Хуан
(К.Кастанеда, Второе кольцо силы)
Мы нуждаемся в проклятых...
Пирс Энтони
ГЛАВА 1.
Что-то родилось во мне.
Я спал, но ведь сон - состояние тела, а не сознания. Я почувствовал, я понял, что это случилось. Стены в темных глубинах личности покачнулись и пошли трещинами, грозя рухнуть в любой момент.
Что-то родилось во мне.
И это что-то было дьявольски ярким, ослепительно ярким и прекрасным! Я, опять же, чувствовал это, потому что видеть не было никакой возможности.
Да и нечего видеть!
Разве обязательно видеть бога? Достаточно верить в его существование.
Я верил, более того, я знал, что теперь я не один, что-то отныне живет внутри меня. Дух.
Оно проснулось, открыло глаза и засияло...
* * *
Тело прикрыли белой простыней - как всегда, неаккуратно и неряшливо. Но хорошо, что накрыли, спрятали лицо; иначе и не оторвешь взгляда от стеклянных, полных ужаса глаз мертвеца.
Разве Небеса так уж чисты? Разве они не замараны кровью? Где хрустальные дворцы и потоки света, в которых купаются ангелы - их нет; стоит только посмотреть на этих людей, бесцельно бродящих по коридорам.
Если бы Бог существовал на свете, он бы знал, какие мысли роятся в их безумных головах.
Двое подняли носилки и унесли тело.
Тишина отступила. Из палат опять понеслись звуки голосов и шуршание больничных тапочек.
Почему вид крови и смерти так сильно будоражит меня? Сейчас в моей душе борятся отвращение и страх - одинаковые как по силе, так и по яркости.
Редко, очень редко какое-либо событие так сильно западает...
И опять накатывается волна воспоминаний. Душная и тяжелая, но в то же время холодная, как лед или металл. В этих воспоминаниях непременно присутствуют море, осень и женщина. Реже - горы, снега, маленький сморщенный старец. Что-то очень хорошее, теплое, радостное связано с морем... Образ женщины - волнистые темно-русые волосы, шутливое выражение, никогда не покидающее ее глаз - причиняет мне боль. Все остальное - безразлично: и горы, и старик в выцвевшей накидке.
Стук в дверь... Зачем? Неужели я не могу побыть в одиночестве, неужели они не понимают?..
- Что?
- Андрей Михайлович, можно войти?
Ах, да, это Галя - медсестра, я ведь сам вызывал...
- Да.
Входит, осторожно прикрывает за собой дверь, садится. Прячет глаза, то опуская их, то рыская взглядом по кабинету. Ей неловко понимаю. Совсем еще девушка, еще даже не закончила институт - а тут такое. Вот, кому, наверное, по-настоящему не по себе - щеки горят, в глазах колышутся маленькие озерца, готовые в любой момент рвануть наружу потоками слез...
- Ночь была тяжелой... - мне не с чего начать, я не знаю, для чего позвал сюда эту девушку - чтобы отчитывать? Это по меньшей мере глупо. Чтобы расспрашивать? Нет - это значит заставить ее заново пережить все... - Что случилось ночью?
- Я не знаю. Не знаю... Я услышала шум... из... по-моему, двадцать третьей. Пошла посмотреть, а там... там...
Галя уронила голову на ладони - то, что было там, лучше не описывать.
- Хорошо, идите домой, вам нужно отдохнуть... и мне тоже...
До позднего вечера я сидел в кабинете, оперевшись локтями о стол, и не было ни малейшего желания двигаться, думать и вообще существовать. Мною овладела полная апатия и равнодушие.
Я сидел, рассматривая портрет Фрейда, повешенный на стену моим предшественником - наверное, он был фанатом своей професии. Долго не выдержал... А ведь мне так и не сказали, что с ним случилось! Знаю только имя - Михаил Валерьевич Вершаков. Помню, примерно через неделю после моего вселения в кабинет, я нашел в столе толстую записную книжку - дневник. Совесть шевельнулась, но затихла после первых же страниц - видимо, ей тоже было интересно. Но как ни пытался я разобрать прыгающий почерк, как ни пробовал связать воедино разрозненные с первого (да и со второго тоже) взгляда записи удача повернулась спиной...
Пальцев коснулся жар, когда я раздавил в пепельнице окурок. Несколько хлопьев пепла упало на стол - пепельница была уже переполнена.
Шипели спички, падали искры с кончика сигареты - но напряжение не уходило. Будто тяжелая свинцовая капля засела в груди; комок в горле - как ни старайся, не проглотишь.
Да!..
Раздвинуть стулья, оттолкнуть к стене кресло, чтобы вырвать хоть чуточку свободы из рабочей атмосферы. Ограничить круг на полу невидимая, но очень прочная черта. За ней будут метаться призраки городской грязи, а внутри буду только я, защищенный и отделенный от остального мира. Теперь расслабиться... отдаться воле небесных течений...
