Последнее сложное слово Дима часто использовал вместо ругательства. Хохленко заметно струсил, вдумываясь в смысл странного словца. То ли фамилию искажает, то ли ругается. Может, оскорбляет? Не понять этого Воронцова.

– Да ладно, Димон, дай пять! – Денис снова протянул руку.

Вытянутая рука подрагивала от неловкости на весу. Воронцов не ответил на дружественное приветствие. Хохленко смутился и схватился рукой за воротник, будто поправлял его.

– Бери все десять, не жалко! – бросил Воронцов на ходу и, убегая, зацепил Хохленко, чуть не сбив с ног, но Денис удержался.

– Череззаборногузадерищенко! – эхом пронеслось по коридору.

Хохленко потёр указательным пальцем переносицу. Сумасшедшие они все! И девица эта на каблуках, и Димон… И начальнички ещё те. Зачем я сюда перевёлся?

В отделе Хохленко появился внезапно, сразу после Нового года. Оперативники его не приняли. Все старательно выговаривали его фамилию, периодически меняя в ней ударения, но Денис мужественно терпел нападки. Потом перестроился. Решил перевести стрелки на Алину Кузину. Хорошая девчонка, но смешная. То каблуком зацепится, то сядет мимо стула. Вечно спешит куда-то, что-то теряет, постоянно краснеет. Её часто тошнит. Тонкая, нервная девушка. Алина Денису нравилась, но он видел, что особенно забавной она становится в присутствии Димы Воронцова.

Между мужчинами возникла неприязнь, скрытая от посторонних глаз, обоими до конца не осознанная, но вместе с тем глухая и жёсткая. Денис слегка трусил: всё-таки новичок в отделе, вдруг придётся вместе с Димой под пули ходить? Тогда уж не побалуешься. А тут ещё фамилия не кондиционная, учитывая новые веяния в политике страны. Хоть срочно женись и бери фамилию жены. Впрочем, жениться Денису не хотелось. По крайней мере в ближайшем будущем женитьба в его далеко идущие планы не входила. Хотя когда он смотрел на длинные, как итальянские макароны, ноги Алины Кузиной, появлялось смутное желание ощутить их на своих коленях. И бёдра у неё, наверное, тугие, как боксёрская груша. Денис вздыхал и отворачивался. Смешно он выглядел бы, если Алинка ни с того ни с сего уселась бы к нему на колени. Больше никого в коридоре не было, и Денис поплёлся в кабинет начальника «угонной» группы. Ночная сходка сонных оперативников не предвещала ничего хорошего. Подняли по «тревоге» в полночь, обязали срочно явиться в отдел. Служба, ничего не попишешь. С этими мыслями Денис вошёл в кабинет начальника.

– Чего опаздываем? – угрюмо бросил Батанов.

Денис решил не откликаться на замечание и скромно притулился на стуле у стены, чтобы не бросаться в глаза. Подальше от глаз начальника – таков был его жизненный девиз.

– А он в коридоре иностранные языки изучает!

Хохленко скривился. Дима Воронцов злорадствует. Сейчас начнётся.

– Какие ещё иностранные языки? – вскинулся Батанов.

– Он афганский учит. Уже одно слово знает, – ехидничал Воронцов.

– Два! – живо поправил Хохленко.

Повисла пауза. Все хотели спать. Ночной подъём по «тревоге» бодрости не прибавил. Оперативники боролись с сонливостью и злостью, нараставшей в каждом с одинаковой прогрессией.

– Бихез! – крикнул Хохленко.

Все вздрогнули и закатили глаза горе.

– Нишин! – поспешил добавить Денис, но почувствовал, что перегнул палку. Шутку не оценили.

– Отставить! – рявкнул Константин Петрович и поморщился.

Он тоже хотел спать. Вновь возникла пауза.

– А где Алинка? – спросил кто-то.

Дима обернулся на голос, но замер. Он боялся, что оперативники узнают, что ему давно нравится девчонка на высоченных каблуках. Тогда насмешек не оберешься.

– Ждёт, пока приглашение выпишут, – раздражённо бросил Слава Дорошенко. – Костян, начинай без неё. Пусть чулки наматывает.

– Она в брючках, – вежливо подсказал Хохленко.

Дима вскинулся, но сник. Совещание грозило перерасти в перепалку.

– Руководство Главка распорядилось создать оперативно-следственную группу по резонансному преступлению, совершённому группой лиц в 22.30 на магазин «24 часа», – начал Батанов, но Дорошенко перебил его, пользуясь дружеским расположением начальника:

– Костян, да у нас каждый день резонансное преступление совершается, и не по одному, а серией идут. Нам с угонами не разобраться. Косяком идут. Теперь ещё грабежи на нас повесят? Нам что – вообще не спать? Я пришёл с суток, только лёг – вызов. Дал отбой, так дежурный разбудил жену по городскому телефону!

– Слава! Отставить! – оборвал его Батанов и продолжил: – Группой неустановленных лиц совершено разбойное нападение на продавцов магазина «24 часа». Потерпевшие в больнице. Следователь скоро подъедет. Предлагаю раскрыть по «горячим следам». Иначе от нас не отстанут. Это третий разбой за двое суток.

– Потерпевшие из больницы отпущены, – вежливо подсказал всезнайка Хохленко.

Дверь скрипнула, и в кабинет робко протиснулась Алина Кузина. Вид у неё был нездоровый. Она стёрла в кровь обе пятки на ногах. Новые ботильоны нещадно жали. Долго не могла найти пластырь, перерыла всю сумочку – ничего не нашла; пришлось спуститься в дежурную часть. Пластырь нашёлся у какой-то задержанной – вконец спившаяся молодуха оказалась милосердной. Спасибо, выручила. Алина чувствовала себя виноватой. Её мучила совесть за проявленную слабость при виде расчленённого и обезглавленного трупа. Многие сотрудники наблюдали, как её выворачивало тогда. Кишечник чуть наружу не вывалился. Сильно рвало. Стыдно до сих пор. Купила красивую обувь, хотела искупить вину и убить весь личный состав отдела своим великолепным видом, а вместо этого захромала на обе ноги. Теперь пятки облеплены пластырем, хоть босиком иди. А ведь всю зарплату потратила.

– Кузина – на патрулирование! Воронцов – в группу разбора!

– А можно мне в группу разбора? – робко поинтересовалась Алина.

– Нет! – отрезал Батанов. – Ты – на патрулирование!

– У меня авария, я ноги стёрла. До крови, – пожаловалась Кузина.

– Меня не интересует твоё физическое состояние. Тридцать три несчастья. То тебя рвёт, то пятки в мозолях, то ПМС, то эсэмэс. Мне без разницы, что у тебя болит. Будешь патрулировать. Итак! Кузина – на патрулирование, Воронцов – в группу разбора, Хохленко на обход жилмассива!

– Константин Петрович! – взвыл Хохленко. – Можно я стажёра возьму с собой?

– Отставить! – рявкнул Батанов. – Повторяю, обход жилмассива – Хохленко. Патрулирование – Кузина. Группа разбора – Воронцов. Отчёт – каждые два часа. Главк ждёт результаты.

– Константин Петрович, мне бы в группу разбора, я же не могу ходить, – Алина с трудом сдерживала слёзы.

– И стоять она не может! Только лежать, – хихикнул Хохленко.

– Константин Петрович, я сейчас ему по репе настучу! – загремел Воронцов.

– Мужики! – крикнул Батанов, но Хохленко, не дав ему договорить, добавил: «И бабы!»

Наступила тишина. Сонное состояние прошло разом. Глаза у всех заблестели в предчувствии крутого разбора сложных производственных отношений. Батанов боролся с вылезающим из него ругательным словом. Всё-таки пересилил себя, сдержался. Не выматерился.

– И девушки, – с трудом выдавил из себя Константин Петрович. – Прошу всех разойтись по местам. Поставленную Главком задачу надо выполнить. Мы обязаны раскрыть преступление по «горячим следам». Это приказ. Точка!

– А почему… – начала Алина, но Батанов усмехнулся и перебил её:

– Потому что в состав следственно-оперативной группы включена следователь Наталья Ивановна. Если она посмотрит на тебя хоть одним глазом, тебе не сдобровать. Заодно и мне. Да что там мне! Всем нам плохо будет. Характер у Натальи Ивановны не сахар. Она на дух не переносит женщин-оперативниц. По этой веской причине, ты пойдёшь патрулировать. Обувь можешь взять у ребят. Есть в группе запасные кроссовки?

Послышались ехидные смешки, кто-то шипел про запасные трусы и прокладки; Хохленко, пригнувшись, чтобы не попасть в поле зрения Батанова, рассказывал анекдоты на злободневную тему: «Приехал один чудак в Париж, его везут по городу и говорят, мол, это Елисейские поля и проститутки, это Эйфелева башня и проститутки, это Лувр и проститутки. И так по всем знаменитым местам. Чудаку надоело всё это, он и спрашивает, мол, а порядочные девушки в Париже есть? А ему на это – есть! Но очень дорого!»