– А ну-ка поднимайся! Чего уселся? Пошли работать!

Она понимала, что перегибает палку. Нельзя так с мужчиной. Они ласку любят.

– Алина Юрьевна! Идёмте в отдел. Иначе я дежурному позвоню.

В его голосе зазвенел металл. Этот позвонит. И дежурному отдела, и дежурному управления. У него не заржавеет. Кузина решила сменить тактику поведения:

– Коля! У меня всё в порядке. И ноги, и душа, и мысли! Не надо никому звонить. Я прошу тебя!

Николай легко вспрыгнул, как заяц, и засеменил рядом с Алиной.

– Я знаю, что дежурный считает, будто я занимаю чужое место. И Батанов так считает. И Дима Воронцов. Я уж не говорю об остальных, – она взмахнула рукой и очертила круг, видимо, означавший, насколько большой процент коллег считают Алину пустым придатком системе.

Николай послушно кивал в такт словам: мол, верно, все именно так и думают, так и полагают.

– А я решила, – продолжала Алина, – пусть они себе думают, что хотят и как хотят, а я должна делать своё дело. Правда на моей стороне. Верно, Николай? Правильно я мыслю?

– Правильно-то правильно, – растерялся стажёр, – только ты в этой обуви – не боец. Не надо было на работу новые туфли надевать.

– Не надо было, – горестно призналась Алина. – Только это не туфли, а ботильоны. Но дело сделано. Впредь буду умнее. А теперь куда деваться? Надо патрулировать!

– Надо, Алина Юрьевна, надо.

И они пошли рядом, на равных, как брат с сестрой. И было в их шествии что-то печальное и смешное одновременно: высокая Алина и маленький Пьеро. Коломенская верста и обрубок. Алина подумала, что Николай тоже осознаёт смехотворность ситуации, но, поглядев на него, поняла, что ничего подобного. Он ощущает себя царём природы, а вот в ней, несмотря на высокий рост, видит всего лишь жалкую пигалицу, не внушающую доверия. Николай хотел бы от неё избавиться, но не знает, как это сделать. Алина громко рассмеялась.

В отделе вовсю кипела работа. Туда-сюда сновали помощники дежурного, постовые приводили задержанных, кого-то досматривали, с кем-то разговаривали. В дежурной части не протолкнуться. По лестнице спускались и поднимались одновременно. Гремели наручники, в конце коридора звучала лёгкая музыка.

– Димыч, с задержанными будешь разговаривать? По грабежам задержали. В дежурке не продыхнуть. Тьма народу. – Это заглянул помощник дежурного.

– А-а, тащи сюда! Где взяли?

Дима Воронцов развивал скоропись, делая записи в спецблокноте. Шариковая ручка размашисто расчёркивала страницы: в отдельной графе значились фамилии, далее следовали графы с адресами регистрации и судимостями.

– У помойки. Рылись в баках, – бросил дежурный и, открыв дверь, крикнул:

– Прошу пожаловать к столу, вас устали ждать!

– С чего это ты такой вежливый? – удивился Воронцов.

– А задолбали, – ухмыльнулся помощник. – То приведи, то отпусти. Запутался я с вами. Не знаешь, кому чего надо. Ну, я пошёл?

– Свободен, – кивнул Воронцов и весело обратился к задержанным: – Добрый вечер!

– Какой вечер, командир? Ночь к концу подходит. Отпустил бы нас, что ли?

Двое мужчин не самой элегантной наружности разом дыхнули на Воронцова. Повеяло застарелым перегаром и ещё чем-то отвратительным, о чём не принято распространяться в цивилизованном обществе. Один был в тапках на босу ногу. Кривые ногти, покрытые грибковыми спорами, устрашающе торчали из резиновых прорезей, угрожая поразить личный состав отдела в самое рабочее место. Чистоплотный Воронцов инстинктивно сжался. Этого ещё не хватало. Дима боялся грибковых заболеваний. Краем глаза взглянул на ногти на руках. То же самое. Тот самый грибок. В мусорных баках рылись. Несёт от них, как от трупа месячной давности в сильной степени гнилостного разложения. Воронцов едва заметно поморщился, но задержанные мигом уловили брезгливую мину.

– Командир, отпустил бы ты нас! Мы ни в чём не виноваты. Мы тут рядом обитаем. Через дорогу.

Тот, что в тапках на босу ногу, присел на стул, стоявший прямо перед столом Воронцова.

– Ты это, встань для начала, – накинулся на него Дима, – тебе никто не предлагал сесть!

– И не надо! – вскочил со стула задержанный. – Не надо предлагать сесть. Сами сядем. А документы принесём. У нас паспорта есть!

– А у нас есть паспорта? – спросил второй, более адекватный, без мутного всплеска во взгляде.

– Есть! – убеждённо кивнул первый. – Щас опер позвонит моей сожительнице, она принесёт. Звони, командир!

Воронцов на секунду задумался. Если руководство приказало раскрыть грабежи по «горячим следам», это означает, что в отдел натаскают разную шушеру, подобрав её от мусорных бачков, со свалок и канав. Эти вряд ли пойдут на грабёж. Слишком оторвались от дел. Пьянь полуночная.

– Стой там! – рявкнул Воронцов. – Давай номер сожительницы.

Набрал номер. Телефон мигом ответил и из динамика загремел пронзительный женский голос с истерическими нотками. Воронцов отвёл руку с трубкой подальше от уха, чтобы не лопнула барабанная перепонка и, прищурившись, принялся разглядывать задержанных. Когда женский голос в трубке умолк, Дима сказал по громкой связи:

– Благодарю вас, сударыня. Вы были так любезны!

Бросив трубку на стол, набрал номер на стационарном телефоне.

– Наталья Иванна, задержанные есть. От помойки привели. Нет, не похожи. Далеко ли помойка? Нет, рядом с отделом. Отпускать? Слушаюсь.

– Вот что, дрозды, идите-ка вы подальше от отдела. Если ещё раз приведут, я вас упакую. Надолго!

– Понял, командир! – в один голос воскликнули мужчины. Из кабинета вышли, не оборачиваясь, так и шли, плечом к плечу, испепеляя взглядом Воронцова. Протрубил городской телефон.

– Да, Наталья Ивановна! Нет, не старые, молодые. Лет под тридцать. Адрес есть. Недалеко. На нашей улице. Проживают у сожительницы. Нет, не вдвоём. По отдельности. Если никого не будет, я схожу за ними. Есть!

Воронцов бросил трубку и задумался. Сейчас ещё приведут. И так всю ночь. Таскать им – не перетаскать. Хорошо, что Наталье Ивановне выделили отдельное помещение. Вдвоём гораздо хуже было бы. Ночь уже на исходе. Скоро рассветёт. Утром про грабёж забудут. Воронцов прижал ладони к груди и провёл сверху вниз, оглаживая себя, чтобы сбросить неприятное впечатление от двух молодых мужчин, родившихся лишь для того, чтобы провести свою жизнь у мусорного бака.

Алина смеялась и слышала, как разносится смех, мелкими переливами, будто где-то рядом звенели хрустальные бокалы. От смеха во всём теле появилась лёгкость, захотелось куда-то бежать, кому-то что-то доказывать. Да не кому-то, а конкретному человеку, идущему рядом с ней и не знающему, как от неё избавиться. Николай недоумённо посмотрел на неё и заразился смехом. Оба вволю посмеялись, Меркушев за компанию, Алина над собой и своими страхами.

– Вот что, Алина Юрьевна, давай-ка, зайдём в этот злосчастный магазин?

Предложение прозвучало неожиданно, но чрезвычайно заинтересовало Алину.

– Мы же территорию патрулируем, – она поначалу немного растерялась, в голосе появились нотки сомнения и радости, ведь в магазине можно присесть, а не болтаться по улицам.

Погода сегодня подкачала. Холодно, тревожно, неуютно. В этом климате могут жить только атмосферно-устойчивые существа, но человек, избалованный благами цивилизации, к ним не относится. Этот город предназначен для пришельцев из космоса с пониженным температурным фоном.

– Идём! – напарник выглядел решительным и целеустремлённым. – Виктору Алексеевичу меня не продашь?

– Не продам, ему сегодня не до нас, – пробурчала Алина, загребая каблуки вовнутрь.

Вообще-то от этой вредной привычки она избавилась, но в момент волнения ноги подгибались, носки устремлялись под себя, и ничего не возможно было исправить. Ещё секунда – и Алина загремела бы на асфальт, но Николай вовремя подхватил её под руку.

– Не падать! – строго предупредил он. – У нас ещё много дел.