Она не сдвигается ни на миллиметр даже тогда, когда из его носа идёт кровь, заливая площадку. Она даже не течёт, а льётся! А поддержка Кихёна прямо беснуется, так сильно их это радует!
Чимин рванулся к ним, задыхаясь от ненависти, но сидящий рядом Тэхён крепко сжал его руку, не давая вскочить. Врач останавливает кровь, а судья что-то спрашивает у Юнги. Тот кивает и улыбается — мол, все в порядке. Чимин знает эту улыбку. Он впивается ногтями в руку Тэ, который шипит от боли.
-Дурак! Идиот! — бормочет Пак, почти ничего не видя от слёз.
Тэхён гладит его по волосам и вдруг толкает в бок:
-Смотри!
Кихён уже не бьёт Юнги, а почему-то лежит. Вокруг него суетятся судья и врач. Юнги не смотрит на Чимина, и это хорошо для них обоих — Пак задыхается от слёз и боится не справиться с собой. Судья трясёт Кихёна, обливает его водой, и тот приходит в себя. Но продолжать поединок не может, ему слишком плохо. Сигнал к окончанию боя эхом отдается в ушах Чимина. Ви рядом чуть не прыгает от восторга:
-Хён красава!
Их команда обнимается, бурно празднуя победу. А Чимину просто физически плохо, когда он смотрит на огромный фиолетовый синяк на переносице Мина и на размазанную по его лицу засохшую кровь.
-Чимин, возьми себя в руки! — шипит Намджун, загораживая его своей спиной от любопытных взглядов. — А ты, Тэтэ, бегом на метательную площадку!
-Ааааа, точно, моё выступление, — вспоминает Тэхён и растерянно смотрит на них: — Ну, я пошёл?
-Вот всё-таки я люблю его, — раздается рядом голос, от которого сердце Чимина подпрыгивает, а потом ухает куда-то в пропасть. Шуга провожает взглядом Ви и улыбается, но без издёвки, по-доброму.
-А меня? — всхлипнул Чимин.
-Не так сильно, но да, — Юнги устраивается рядом с ним и кладёт голову ему на плечо. Чимину с ним так тепло и спокойно, что он сразу прощает хёну все: несмешные шуточки, за которые хочется стукнуть, неуклюжесть в выражении чувств и баранью упертость. Шуга сопит разбитым носом и гладит его руку:
-Не плачь, Чимин-а, а то наводнение устроишь!
Но того прорывает: слёзы льются как из неисправного крана, пропитывая майку Шуги. Она пахнет усталостью, потом, сигаретами и мятной жвачкой. Пак жадно, сбивчиво вдыхает этот запах, пока хён смущённо не отстраняется:
-Подожди, я хотя бы душ приму!
-Не надо душ, — шепчет Чимин куда-то в его грудь и прижимается ближе, обнимает так, что дышать становится трудно.
-Чимин, ты меня пугаешь! — тихо смеется Шуга.
Усилившиеся крики на площадке привлекают их внимание. Чонгук бурно жестикулирует, доказывая что-то судье. Одного взгляда на него хватило, чтобы понять: младший очень зол! Обидели его хёна, его Ви! Судья не засчитал бросок, потому что якобы Тэ заступил за черту. То, что это клевета и напраслина, Гук не сомневался ни секунды! Обстановка с каждой секундой накалялась все больше, а макнэ уже готовился перейти от словесных аргументов к рукопашным.
Намджун беспомощно переминался рядом. Бешеный младший рыкнул на него, и Наму расхотелось его успокаивать. Только один хён и может удержать Чонгука, а на мнение остальных ему плевать с колокольни! Он даже Ви не слушает в моменты ярости — сейчас тот так же робко мнется рядом, как и старший.
Но судью спасать всё-таки надо. Намджун вздохнул и нашёл взглядом Шугу. Тот понимающе кивнул.
-Гук-и!
Чонгук осекся, на полуслове прекратив орать на судью. Мелкий хён не спеша подошёл, притянул грозного макнэ к себе и что-то прошептал ему на ухо. Чонгук фыркнул, закатывая глаза, но без возражений позволил отклеить себя от судьи и увести на скамейку к Чимину.
Как и ожидал Юнги, благодарный судья стал гораздо более восприимчивым к разумным доводам. Тэхёну позволили сделать повторный бросок. На этот раз всё получилось идеально!
Пока команда ликовала, Шуга привычно встал на цыпочки, и (на глазах изумленных наблюдателей) отвесил Чонгуку смачный подзатыльник.
-И я тебя люблю, хён, — буркнул младший.
5. СОРОК ВОСЕМЬ МИНУТ.
-Только в честь Праздника примирения! Иначе бы ни за что! — Чонин-сонбэ ставит на стол тугую холодную упаковку, подозрительно брякнувшую стеклом.
-О боже, пиво! — Тэхён взвизгнул от восторга. — Я не пил его два года!
-А я не курил два года, — сказал Шуга, и все возмущенно загалдели, обличая его наглое вранье. — Ну ладно, ладно, не орите! Голова болит!
-А я не трахался.
Хосок сказал это с такой безнадёжной грустью, что пару секунд после признания в кухне царила оглушительная тишина. И только потом её взорвал неудержимый истерический хохот, заставивший сослуживцев сползти на пол и корчиться.
-Блять, хватит! — Юнги несколько раз пытался призвать всех к порядку, но сам же первый срывался и продолжал ржать. На его глазах выступили слёзы, как впрочем и у остальных. Не смеялись только Чимин (что смешного, если человек делится проблемой?), и ещё один человек.
Джин быстро отвернулся, почувствовав, что краснеет.
Может, картинки из жизни счастливых Шуги и Чимина так на него повлияли, а может, страсти Тэ и Гука, но Сокджин заметил за собой странные эмоции к Хосоку. Тепло, интерес, желание порадовать, увидеть его улыбку! Может, это были просто два года воздержания, кто знает.
Ведь Хоби тут не единственный с такой проблемой. И Джин маялся так же, и Намджун. Просто они не заявляли об этом вслух, при всех! (Нам перед сном зависал в месенджере с девушками, а потом плохо спал ночью).