Уайлдер Перкинс
Дело покойного штурмана
Аннотация:
Флотский офицер Бартоломей Хоар, вследствие ранения лишенный возможности нести корабельную службу, исполняет обязанности адмиральского порученца в военно-морской базе Портсмут. Случайное происшествие заставило его заняться расследованием загадочного убийства… Этот рассказ является приквелом к серии исторических детективов Уайлдера Перкинса.
Дело покойного штурмана
— 1 —
— Эй, эй! Эгей!
Эти возгласы доносились не от повозки, стоявшей на залитом лунным светом мосту перед остановившимся Бартоломеем Хоаром, а откуда-то снизу. Там метался желтый луч света, похоже, что от фонаря. Хоар натянул поводья и прислушался. Возглас повторился.
Хоара ожидала уютная постель в его апартаментах в гостинице «Своллоуд-Энкор» в Портсмуте, но неистребимое любопытство было его постоянным проклятием.
Внизу стояла грузная фигура, с фонарем в одной руке и стропом в другой. Концы этого стропа были пропущены через подмышки обнаженного тела. Седая голова этого тела была повернута на неестественный угол, и большая рана в горле была подобна второму ухмыляющемуся рту.
— Кто он? — прошептал Хоар. Он потерял голос десять лет назад, и с тех пор был способен только на шепот.
— Не имею ни малейшего понятия, добрый человек. — Толстяк попытался протащить труп вверх по склону. — Да и какая разница?
— Но… куда вы его тащите?
— В мою повозку, глупец. Не нужно шептать: он не услышит. Он вполне мертв, знаешь ли. Но тяжелый, подлец. Спустись вниз и помоги мне.
Хоар подчинился приказному тону, слез с коня и привязал поводья к правой раковине[1] стоявшей на мосту повозки. Осторожно спустившись вниз по склону, он схватил труп за обнаженные ноги, держа их по бокам на манер ручек двухколесной тачки. Неприятный запах свидетельствовал о начавшемся разложении трупа.
— Эй, поосторожнее толкай, тупица! Так можно разбить ему голову. Коли испортишь эту прекрасно сохранившуюся голову, то будь я проклят, если заплачу тебе хоть полпенни.
В голове самого Хоара наконец прояснилось.
— Вы меня с кем-то спутали, сэр, — прошептал он. — Я не подручник похитителя трупов. Я лейтенант королевского флота, в чем вы сможете убедиться, посветив на меня своим фонарем.
Толстяк так и сделал.
— О господи! — только и сказал он.
— И я предполагаю, сэр, — продолжил Хоар, — что вы хирург, который раздобыл тело для анатомического исследования.
Толстяк расстроено пожал плечами.
— Вы меня разоблачили, сэр. Но пока вы будете решать, как поступить со мной, не угодно ли… — он взмахнул фонарем.
При его свете Хоар рассмотрел тело, которое он помогал тащить.
Жертва на вид была средних лет или постарше, полного, дряблого телосложения — телосложения человека мощного, но уже обрюзгшего. На его груди виднелась поблекшая со временем татуировка — военный корабль под всеми парусами и девиз: «Мы к славе держим курс».
Это осложняло ситуацию. Одно дело — смотреть сквозь пальцы на похищение хирургом трупа для анатомических целей, и совсем другое дело, когда труп оказывается коллегой – военным моряком.
Хоар уронил ноги покойного.
— Я не могу закрыть глаза на это. Он британский моряк.
— О, господи, — повторил толстяк. — Что же мне делать?
— Для начала поднимем его на мост, — Хоар снова взял покойника за ноги. — Затем мы обсудим создавшееся положение. Кстати, кому я имею честь оказывать помощь?
— Данворти, сэр, — ответил толстяк. — Доктор Самуэль Данворти с Дерли-стрит. По соседству с епархией Уолтэм, если угодно.
Название епархии Уолтэм говорило Хоару не больше, чем название улицы Дерли-стрит.
— Терапевт и хирург, сэр, — продолжал Данворти. Насколько Хоар был в курсе, терапевты считали себя джентльменами, которых приглашали обедать в господской зале, по сравнению с простыми хирургами, при обращении к которым использовалось слово «мистер», а не «доктор», как к терапевту, и кормили их со слугами, если вообще кормили. Почти немой Хоар прекрасно знал, что корабельные хирурги по большей части не заслуживали лучшего.
— Хоар[2], — в ответ представился он шепотом.
— Не нужно грубить, сэр, — заметил Данворти, отвернувшись. — Я такой же джентльмен, как и вы.
— Я имел в виду свою фамилию, сэр, а не вашу профессию, — ответил Хоар.
— Прошу прощения, сэр. А теперь, давайте поднажмем. Раз — два — три! Ну вот, мы и на месте.
— А теперь, сэр, — начал Хоар, — не соизволите ли вы объясниться. — Он отступил в темноту и — просто на всякий случай — стал нащупывать пистолет, торчавший в седельной кобуре его лошади.
Доктор Данворти вздохнул:
— Начну in media res[3]. Сэр, я нашел этот труп под мостом, именно в том месте, которое было указано в присланной мне записке.
— Записка с вами?
Доктор Данворти протянул Хоару клочок мятой бумаги.
— Я занимаюсь, сэр, некоторыми исследованиями, касающимися взаимодействия различных желез — надпочечных, шишковидных, щитовидных, слюнных, тестикул, если говорить конкретней. Я надеюсь установить доселе неизвестные связи между ними, и представить свои открытия Королевской академии. И действительно, моя предварительная лекция на эту тему прошлым вечером здесь, в епархии Уолтэм, была хорошо принята. Мои исследования нуждаются во вскрытии человеческих тел. Замена их животными, такими, как овцы или свиньи, для моих нужд совершенно не годится. В этих целях я связался с несколькими… э-э… поставщиками трупов. Мы оба, разумеется, знаем, что это незаконно. Но интересы науки, я убежден, должны иметь…
— Попрошу ближе к делу, доктор. Время позднее.
— Хорошо. Я нашел это послание под моей входной дверью несколько часов назад. Оно не могло происходить от моих обычных источников, так как те совершенно неграмотны.
— Что вы обычно делаете с останками?
— Разумеется, я хороню их, сэр, как следует, с молитвой. А как же иначе?
Хоар видел, что доктор Данворти будет еще долго разматывать цепь своих рассуждений, пока доберется до жвака-галса[4], и снова прервал его.
— Как далеко отсюда до Дарли-стрит?
— Дерли-стрит, сэр. Около епархии Уолтэм. Всего с полчаса неспешной езды. Впереди дорожная развилка, нам налево. Затем еще раз свернуть налево, потом направо, и мы на месте.
— Превосходно. — Хоар забрался на скамью повозки рядом с Данворти. — Уже поздно, и мне не добраться до Портсмута сегодня вечером. Я сопровожу вас и убедительно попрошу предоставить мне стол и кров.
Он поймал себя на том, что, как частенько случалось, стал имитировать речь своего визави, только шепотом. Не раз его обвиняли в передразнивании.
— С великим удовольствием, сэр, — голос доктора такового не выражал. Он хлестнул вожжами по крупу своего пони. Животное встрепенулось и потрусило по дороге. Хоар примечал путь: ему понадобится вернуться на это место при свете дня.
— Подайте-ка мне вашу лампу, — приказал Хоар, и доктор без слов подчинился. При ее свете Хоар изучил записку. Большими буквами, на довольно тонкой бумаге, было написано краткое сообщение:
«Для вас есть тело. Прибудьте на место, отмеченное на плане. Плата как обычно».
— Что значит обычно?
— Пять фунтов, сэр, — ответил доктор шепотом. — Текущая цена трупа в этих окрестностях. Я слышал, что в Лондоне в два раза дешевле — игра спроса и предложения, я полагаю.
Данворти сообразил, что он копирует шепот Хоара, и уже нормальным голосом добавил:
— Деньги все еще при мне, так как на месте не оказалось никого, кому я мог бы их вручить. Так что я сэкономил, хе-хе, на один труп. — Эта мысль, похоже, подбодрила его. — А почему вы шепчете, сэр? В этом нет никакой необходимости, как я вам уже говорил.
— Старая боевая рана, если вам интересно это узнать, — ответил Хоар.
В битве «Славное Первое Июня» 1794 года, где он участвовал в качестве первого лейтенанта 38-пушечного фрегата «Стегхаунд», мушкетная пуля на излете повредила ему голосовые связки, лишив возможности произносить что-либо чуть громче болезненного карканья. А так как команда любого флотского офицера должна быть услышанной на марсах в любой шторм, то капитан «Стегхаунда» с сожалением списал его на берег с самыми наилучшими рекомендациями. И только по этой причине отчаявшемуся Хоару нашлось место в штате портового адмирала Портсмута. С тех пор до нынешнего дня, достигнув солидного возраста — сорока двух лет, он служил порученцем по многим вопросам, не требующим громового голоса. Служба держала его вдали от сельской местности, где проживала его семья; он находил вонь льял и крысиную беготню предпочтительнее вони свиного навоза и мельтешения цыплят.
