— Файял, — подтвердил Айзек Нортон. — Кэп считает, что невыгодно тратить время в этом районе, и собирается снабдиться для перехода вокруг мыса Горн. Но мы не сможем продолжать рейс без второго помощника. Да и еще он хочет взять резервного гарпунера.
Вик понимающе кивнул. За три месяца плавания было многовато замен среди офицеров, многовато смертей на борту старого китобойца из Нантакета. Это соображение вернуло их к разговору о завещании.
Дело выглядело очень простым, так как Нортон оставлял все свое имущество Мигелю Дальгардо. Вик был озадачен, так как Дальгардо провел на борту совсем немного времени. Не исключено, что Мигель и Айзек были приятелями в каком-то предыдущем рейсе. Форма документа была для Айзека более важна, чем содержание — он настаивал, чтобы тот выглядел так официально, что никто не мог бы к нему придраться. Вик выдрал чистую страницу из своего путевого дневника, озаглавил её красивым каллиграфическим почерком, которому его научил какой-то эдгартоновский бездельник, записал завещание на имя единственного наследника. После этого на листе осталось довольно много свободного места, что не понравилось Айзеку — возможно, он опасался, что после его смерти кто-нибудь сможет дописать дополнительные строки. Чтобы заполнить свободное пространство, Вик предложил ему перечислить содержимое своего сундучка. В нем находилось: несколько различных поношенных рубах, кусок мыла, пара башмаков, две золотых двадцатидолларовых монеты, немного табака. Этот скудный список заполнил лист до конца, как и желал Нортон.
— И, конечно, — добавил гарпунер, жарко дыша в спину Вика, — мою долю.
— Само собой, — согласился Вик. Доля была частью прибыли от китобойного промысла, установленная в зависимости от занимаемой должности. Наибольшая доля причиталась капитану, а зеленые салаги вроде Вика Коффина получали наименьшую. Пока было невозможно сказать, какую сумму составит доля Айзека Нортона, так как предстоял еще длинный рейс, но у гарпунера она будет вполне прилична — может выйти даже четыреста долларов в конце четырехлетнего рейса.
С заполнением этого важного последнего пункта завещание было готово. Вик для порядка сделал копию в своей небольшой записной книжке. Затем он и Айзек подписали завещание: Айзек крестиком, а Вик подписью с шикарной завитушкой. Он передал документ, Айзек отошел с удовлетворенным видом, и Вик решил, что на этом все закончилось.
Однако оказалось, что на борту «Обязательного» ничего невозможно утаить. Айзек Нортон с гордостью сообщил Мигелю о своем завещании, новость распространилась среди остальных гарпунеров, те поделились ею с экипажами своих шлюпок — результатом стала поголовная эпидемия завещаний среди экипажа китобойца «Обязательный». Вик понимал, что в свете кончины второго помощника люди чувствовали себя более смертными, чем обычно. Когда же его осадили желающие составить свои завещания, он удивился тому, что на борту, судя по всему, он был единственным грамотным человеком — не считая, разумеется, офицеров.
Но вскоре выяснилось, что он стал предметом нотариальных устремлений публики потому, что был самым младшим членом экипажа, и его клиенты могли спокойно шпынять его в случае, если он будет разбалтывать их воли. А он мог бы рассказать несколько странных историй, так как некоторые из завещаний были весьма причудливы: рубахи завещались людям с резко отличным телосложением, табак — некурящим и не жующим его, поразительно большое количество завещанного капитану, нелюбимому повсеместно.
Завещание Мигеля Дальгардо было нетрудно угадать — он ответно оставлял всё содержимое своего сундучка Айзеку Нортону. Он не захотел вдаваться в подробности, но сообщил Вику, что имеет роскошную выходную рубашку с вышитыми впереди и на воротнике цветами и узорами. Вик был доволен общением с Мигелем — оно давало шанс попрактиковаться в португальском. Он заметил в себе склонность к иностранным языкам, и уже бегло говорил по-испански. Теперь он хотел достичь таких же успехов в португальском языке. Он болтал с Мигелем всё свободное время, и к приходу на Азоры они стали приятелями не разлей вода.
Предсказание Айзека Нортона не совсем сбылось — они пошли не к Файялу, а к другому острову — Пико. Вик, будучи впередсмотрящим на грот-марсе, наблюдал, как сердце острова — гора Пико — поднималось из-за горизонта и постепенно заполняло собой всё небо. Узкие террасы с возделанными полями поднимались по склону крутых холмов, выше них располагались крошечные луга, посадки маиса, рощи апельсиновых деревьев, разбросанные на высоких вершинах, откуда небольшие ажурные водопады сбегали к берегу моря. Это было прелестное зрелище, но Вик размышлял о том, что здесь было очень трудно жить. Поэтому неудивительно, что многих сыновей Азор можно было встретить на палубах американских китобойцев.
День выдался погожим, дул умеренный марсельный ветер, но капитан Смит решил не заходить в гавань. Он приказал лечь в дрейф, спустить шлюпку и удерживаться на месте, что для экипажа сулило утомительную работу по частой смене галсов, чтобы судно далеко не сносило. Хотя в гавани Пико имелась приличная якорная стоянка, капитан экономил деньги нантакетских судовладельцев, которые отличались своей скаредностью.
Вик был еще наверху, когда Смит его вызвал и приказал садиться в шлюпку. По какой причине — Вик не имел ни малейшего понятия, но позже узнал, что в качестве переводчика. Мигель также шел вместе с ними, но как местному жителю шкипер не доверял ему ни на полушку.
Проскрипели шлюп-тали, и четверка гребцов спрыгнула в вельбот. Вик уселся на средней банке, а Мигель на носовой. Айзек Нортон сел за руль, а капитан на кормовую обрешетку, завернувшись в брезентовый плащ, чтобы не испортить выходной костюм. Грести было легко, но высадка на берег доставила изрядных хлопот. На берегу не было ничего похожего на пирс или слип, и гребцам пришлось прыгать в воду и вытаскивать шлюпку на галечный пляж.
Прямо перед ними стояли невысокие строения с побеленными известью фасадами — очевидно, склады и ангары для лодок. Рыбаки с морщинистыми коричневыми лицами, ремонтировавшие сети, уставились на прибывших, а ребятня скакала вокруг и возбужденно кричала. Капитан поручил Мигелю поболтать с рыбаками и выяснить, не захочет ли кто отправиться с ними бить китов в южной части Тихого океана, а также посулить приличный заработок тем из них, кто имеет достаточный опыт гарпунера. Порой таким образом было проще найти работников, нежели прибегать к помощи местной администрации. Смит взял Вика с собой, поручив остальным матросам присматривать за шлюпкой.
Узкая тропа змеилась по крутому склону. Высоко вверху можно было видеть белую стену вокруг пласы — рыночной площади — и силуэт колокольни за ней. Затем, по мере движения, они были скрыты отрогом горы. Становилось жарко, из-под ног поднимались клубы пыли. На морской обочине тропы росли невысокие кусты дрока, которые издавали резкий камфорный запах, когда Вик задевал их на узких участках. С другой стороны тропы склон щерился многочисленными норами, в которых, хоть и невидимые, чудились Вику прятавшиеся там скорпионы, пауки и прочая нечисть. Он подумал, что не хотел бы пройти этой тропой в ночное время, когда ему поневоле пришлось бы касаться склона рукой. Море и береговые скалы виднелись далеко внизу, а «Обязательный, медленно перемещающийся взад и вперед в полумили от берега, выглядел игрушечным. До них доносились издалека крики ребятни, но шлюпка, строения и рыбаки были уже скрыты нависающими уступами.
Наконец они поднялись, и перед ними показалась выжженная солнцем пласа, мощеная неправильной формы камнями, скрепленными слепяще-белым кирпичом-сырцом. Их поджидали несколько человек, одетых в черные костюмы, кроме одного, в одеянии католического священника. С удивительным достоинством они приветствовали прибывших по-английски и по-португальски, затем сопроводили в темную прохладу одного из домов, окружавших пласу, и усадили за стол. Вик переводил, а деревенские дигнитарии важно хвалили его за хорошее знание их языка.
