“То, что я пишу – это на самом деле такое средневековое перепевание всего, что есть, – сказала Айлин Майлз в интервью поэту Бену Лернеру. – Нерезкая, но подробная копия”. Жизнь описана изнутри, с короткой дистанции, без фильтров и почти без знаков препинания, но с периодическими вспышками обобщений – жизнь, какой она дана нам в ощущениях.

Жизнь, ощущаемая так остро и описываемая так точно, неизбежно протекает в чужом, непонятном мире. Девочка из рабочего пригорода Бостона, дочь детей иммигрантов (отец спился и умер на глазах у одиннадцатилетней Айлин, мать воспитывала троих детей одна) начинает писать стихи чуть ли не по ошибке. В романе Inferno – написанном, как и всё остальное, с собственной жизни, – Майлз пишет, что неверно поняла задание полученное от преподавательницы английского в Массачусеттском университете: “Напишите свою версию «Ада»”. Айлин, единственная в классе, написала стихи. Осознав ошибку, пришла в ужас: как всегда, сделала не то и не так, а также не так, как все. Но любимая преподавательница попросила разрешения прочитать стихи всему классу. А потом назвала Айлин поэтом.

“Нет никого амбициознее молодого поэта, – говорит Майлз в интервью Лернеру. – Чувтсвуешь себя всесильной. Как будто у тебя биполярное расстройство, и ты на пике мании. Это бесит поэтов постарше – а это, при определенном складе характера, делает тебя только еще более наглой, развязной и тщеславной. Закон тебе не писан. Так и должно быть —

у этого королевства ключников нет”.

Под этим королевством имеется в виду “страна Поэзия”, а также город Нью-Йорк, куда Айлин Майлз перебирается в начале 70-х. Здесь живут поэты, аферисты, проститутки, гомосексуалы, лесбиянки, художники, танцоры, алкоголики, наркоманы и разнообразные другие, кому нет места в благополучной одноэтажной Америке. Для начала Майлз пьет по-черному. В какой-то момент начинает любить женщин. То есть начинает любить. Становится своей в этом городе чужих. Мешает только бостонский акцент – хотя именно на этом чужом языке, на говоре рабочего класса, она пишет стихи, даже когда бостонский акцент из ее разговорной речи почти исчезает.

Этот говор – американский эквивалент акцента Элизы Дулиттл – как нельзя лучше подходит для выражения внутреннего ощущения дискомфорта человека, живущего в непонятном мире. Периодически внешний мир, так мало соответствующий внутреннему восприятию, просто посылается на хуй. Возьмем, например, стихотворение “На смерть Роберта Лоуэлла”:

Впрочем, были и другие поэты. На излете 70-х Майлз попадает на работу к великому Джеймзу Шуйлеру. Он уже на грани смерти, Майлз работает у него сиделкой. То есть она дает ему лекарства и кормит его обедом и ужином, но в основном буквально сидит – и читает. Шуйлер лежит и читает. Периодически дает Майлз советы в области личной жизни и не только. Стараниями Майлз, в гроб он не сойдет еще долго – больше десяти лет – так что она многому успевает научиться.

Потом Майлз бросает пить. Выясняется, что внешний мир казался столь чуждым отчасти оттого, что скрывался за парами алкоголя. В нем можно многое попробовать – Майлз становится более публичной, экспериминтирует с перформансом. Во внешнем мире можно попытаться что-то нащупать – возможно, собственную альтернативную мифологию. Можно написать стихотворение о Жанне д’Арк, можно – о себе.

Ну ладно, не совсем о себе. Майлз – не Кеннеди. Хотя кто знает.

В 1992-м году Майлз баллотируется в президенты в качестве “открытой женщины” (по аналогии с “открытой лесбиянкой”). Это перформанс, но растянутый во времени, с подробной медийной сценографией. Как выясняется со временем – а про искусство вообще многое выясняется, как правило, только со временем – это произведение искусства проницательное и даже провидческое. Спустя 24 года после того перформанса “открытая женщина” во главе Америки – по-прежнему невозможность.

А тогда, в 90-е, все умирают. Начали умирать еще в 80-е. Сначала знакомые знакомых, потом друзья, а потом вообще все. Долгое время количество больных СПИДом удваивается каждые полгода. После диагноза живут от нескольки месяцев до двух лет. Если это, конечно, можно назвать жизнью. Долгая смерть Шуйлера в сравнении кажется сытой роскошью. Жизнь в Нью-Йорке похожа на жизнь в прифронтовой полосе. Каждый день приходят похоронки.

Не умирает только собака Роуз. Айлин Майлз завела ее в 1990-м году, и собака дожила до 16-ти лет. Это самые длинные отношения в жизни поэта. Сейчас она пишет о Роуз книжку – это будет первая книга, главным персонажем которой будет не сама Айлин. Впрочем, это, конечно, глупости – все книги по-прежнему пишутся изнутри, из той самой точки, где почти ничего не понятно, а потом происходит вспышка. Озаренные светом вспышки персонажи жизни автора не всегда оказываются довольны написанным, точнее – прочитанным: “Точно так же когда-то люди реагировали на появление фотоаппарата. Боялись, что украдут душу. …Родственникам, если о них писать, кажется, что у них украли душу. Творческие люди тоже хотят, чтобы о них писали строго определенным образом. Когда человек в тебя влюблен, он в восторге от того, что ты написала о нем стихотворение, а когда любовь проходит, то и стихи больше не нравятся. Хочется, чтобы стихи исчезли”.

Стихи, как известно, не исчезают. Совсем наоборот. Пару лет назал произошло странное, неожиданное событие. Внешний мир вдруг развернулся лицом к Айлин Майлз и заключил ее в страстные объятия. Сразу две книжки, включая одно переиздание, вышли не в маленьких андерграундных издательствах, а в большом и мейнстримном Харпер Коллинз. Посыпались бесконечные интервью, профайлы, рецензии. В маленьких нью-йоркских книжных и среди восторженных литературных девушек Айлин Майлз давно звали “рок-звездой”, но теперь она стала просто звездой, без кавычек. Журналы писали о том, что на Айлин надето и где Айлин обедает после тренажерного зала.

Кульминацией новой славы стала персонаж сериала Transparent, основанная на Айлин Майлз. Попутно случился роман с создателем Transparent Джилл Соллоуэй. Похоже на стихотворение Айлин Майлз: мир переворачивается, выворачивается, человек раздваивается, другая женщина играет Айлин Майлз в телевизоре, но там же, в телевизоре, и сама Айлин Майлз в аудитории (в шляпе и без рубашки), а потом Айлин Майлз может посмотреть по телевизору, как настоящая (но в телевизоре) Айлин Майлз слушает, как ненастоящая Айлин Майлз (актриса Черри Джоунз) читает настоящее стихотворение настоящей Айлин Майлз, но как будто написанное персонажем, которого играет актриса Черри Джоунз. Айлин Майлз, разумеется, написала об этом: