Далеко внизу хлопнула дверь, а несколько секунд спустя где-то наверху заурчал двигатель. Судя по индикатору, кабина двинулась с шестого этажа на первый. Сейчас, уже через минуту, Кира собственными глазами увидит того, кто решил заглянуть к Ульке на огонёк. Может, хозяин твари рассчитывал, что его питомец застигнет в квартире сразу обеих девушек? И что тогда? Превращаться у Ульки на глазах? Рискованно. Появился бы лишний свидетель, о котором не скажешь, что он будет молчать так же крепко, как напуганный Вася Ганиченко.

Лифт отправился вверх. Кабина миновала второй этаж… третий… четвёртый…

А вдруг Гриша ошибся? Наверняка в кабине — пожилая пенсионерка, выгуливавшая собачку, или старенький дедушка, вышедший поиграть с приятелями в шахматы и перехватить заодно банку пива. И хорошо, если им нужно на любой этаж ниже четырнадцатого, иначе они увидят Киру и примут её за кинофильмового Т-1000…

Седьмой этаж… восьмой… девятый… десятый… одиннадцатый…

— И когда только всему этому конец настанет? — простонала Кира.

Она сложила пальцы рук в подобие копий, просунула их между створками дверей и слегка раздвинула их. Двигатель смолк, кабина застряла где-то на отметке «12».

Ещё маленькой девочкой Кира освоила этот нехитрый трюк. Лифт не мог тронуться с места, если хотя бы на одном этаже створки не сомкнуты вплотную. Таковы конструктивные особенности подъёмного механизма.

Заблокировав лифт, девушка прислушалась.

В подъезде — почти мёртвая тишина. Где-то работал включённый телевизор. А из застрявшей кабины не доносилось ни звука. Как будто там никого не было. Пассажир не стучал в двери и никуда не звонил — ни в службу спасения, ни в ЖЭК… Кира вспомнила и другой детский фокус — подбросить в лифт какую-нибудь гадость и удрать. Может, тишина в кабине объясняется чьей-то шалостью? Сунули туда кошку и убежали восвояси…

Девушка убрала руки, и лифт вновь заработал. Кабина остановилась на последнем этаже.

Двери разошлись в стороны, и с первого взгляда стало ясно, что Гриша в своих предупреждениях и в этот раз не ошибся. Незваный гость выглядел почти по человечески, на нём даже был серый деловой костюм с галстуком, а вот голова… На плечах у него располагалось нечто похожее на две раковины от моллюска-перловицы, между которыми пряталось что-то круглое и мясистое, с большими совиными глазами…

То ли инкоп удивился, увидев прямо перед собой панцироносицу, или просто понял, что его мгновения на этом свете сочтены и бежать некуда — но с места он не двинулся.

— Сила красоты! — выкрикнула Кира, выбрасывая раскрытую ладошку.

Разрушительная волна растворила ноги инкопа, почти всё туловище и руки до локтей. Он медленно осел на пол, и под ним растеклась чёрная зловонная лужа, запах которой чувствовался даже через многослойную иномерную броню.

— Вот во что королева Серенити превратила всех клонов на территории Союза, — сказала себе Кира.

Голова с потухшими глазами и плечи в какой-то степени уцелели, но девушка не стала уничтожать их. Стараясь не заглядывать в кабину, она взяла стоявший в углу веник и застопорила его ручкой створки. В скором времени жильцы, негодуя на поломанный лифт, вызовут мастера, и тогда…

Кира забрала сумочку, перенеслась на технический этаж Эммочкиного дома и отыскав тёмный угол, превратилась в себя прежнюю. Через минуту она уже звонила в дверь Мокрецовых.

Эммочка оказалась дома одна. Она молча выслушала рассказ Киры о появлении очередного инкопа и сказала:

— Надо же, что делается… интересно, зачем им была нужна эта Улька? Как думаешь?

— Не знаю, — покачала головой Кира, — мне кажется, он думал нас обеих застать.

— Ты что, в одиночку его уделала? Молодчина, — сказала Эммочка, обнимая подругу, — давай теперь сделаем так… тебе нужно алиби. Если что, ты ничего не видела, ничего не знаешь. Я выйду проводить тебя во двор, и у нас будет куча свидетелей, что ты была на Паромной, а не на Борисовских Прудах. На всякий пожарный, как говорится… Хлоя сейчас у вас?

— У нас. Но погоди… если кто-нибудь спросит Ульку, она скажет, что я…

— И что? Ты спокойненько ушла оттуда и по дороге вспомнила, что должна отнести мне циркуль. И все дела. Пошли…

Свидетелей того, что на момент гибели инкопа Кира была далеко от места происшествия, оказалось более чем достаточно, тут Эммочка не ошиблась. Она довела подружку до её квартиры и убежала к себе.

А дома Киру тут же усадили за химию. Хорошо ещё, что рядом была только одна Хлоя… Кира потихоньку пересказала ей всё, что с ней случилось. Умолчала она лишь о цели своего визита к Ульке. Почему — она и сама себе не могла объяснить.

— Очень интересно, — задумчиво почесала лоб словесница, — опять нацелились на Москву, причём именно в Братеево… что же они у Ульки забыли?

— Вы о чём-то догадываетесь, — сказала Кира.

— Не знаю. Ты сразу же увидела на его голове створки раковин?

— Да.

— А Такседо Маск приходил?

— Нет.

— А по дороге тебе никто из знакомых не попадался?

— Нет, не попадался.

Как выяснилось впоследствии, Мирослав, узнав о странном трупе, найденном в лифте дома шестнадцать-два, сразу вспомнил о Кире, которая не только направлялась к вышеупомянутому дому, но и чаёвничала вместе с Улькой…

— Эмма придумала отличное алиби, — заметила Хлоя, — очень сообразительная девочка… ну ладно. Займёмся твоей химией…

Двухчасовые мучения, решённые и перерешённые задачи наконец-то остались позади. За окном смеркалось. Мама с папой собрались и куда-то ушли — как поняла Кира, они решили устроить маленький праздник только для двоих. Сашка тоже улизнул из дома — лазить по деревьям, подвалам и воевать с соседскими мальчишками.

Оставшись с Кирой наедине, Хлоя сказала:

— Я тебе, Кирочка, скажу кое-что, но для начала…

Она вынула из кармана небольшую коробочку и поставила на стол.

— Это что?

— Глушилка. Теперь можно говорить о чём угодно… — Хлоя усадила девушку рядом с собой, — ты, Кира, очень глупо поступила, когда начала шептаться. Можно было предупредить меня парой слов на листочке…

Кира, хихикнув, сказала:

— Думаете, у нас в доме эти… как их… жучки?

— Жучки — не жучки, но ты ведь знаешь, где твой папа работает. Журналистов слушают. Всегда и во всех странах. Ремесло у них такое, что…

— Вот почему вы запретили всем нам собираться здесь, — догадалась девушка.

— Да. Пойми, Кира… наступают непростые времена. Раньше милиция и ФСБ искали тех, кто совершает ритуальные убийства. Теперь они знают, что есть и другие люди, которые выслеживают и убивают живых существ неизвестной природы…

— Панцироносицы… то есть, они ищут нас?

— Ищут. И чтобы не попасться, надо соблюдать меры предосторожности. Итак… между собой по телефону и электронной почте мы свои панцироносные дела не обсуждаем. Разговариваем о них только в проверенных помещениях. Пока нас никто ни в чём не подозревает, но кто знает, что может случиться… если вдруг назрела острая необходимость поговорить о чём-то этаком — мобильника при тебе быть не должно. Поставь на подоконник магнитофон — пусть он будет во время твоего присутствия в комнате постоянно включён на какой-нибудь радиоволне…

— Это зачем?

— Чтобы создать вибрацию на стекле. Оно вибрирует от звуков, а музыка будет мешать снимать колебания… поняла?

— Да…

— Потом… у вас тут две радиоточки. Помни, что приёмник на проводном радио может выполнять функции микрофона. Особенно когда вилка в розетке, а громкость убавлена. Либо вынь вилку, либо прибавь звук…

Кира покосилась на радиоприёмник «Малыш», транслирующий передачи с «Радио России». Подумать только — даже эта безобидная вещь, обитающая в комнате уже почти шесть лет, и та может шпионить за своими хозяевами. Девушка поневоле протянула руку и сделала звук погромче. Из динамика донёсся обрывок какого-то изречения Козьмы Пруткова (кто-то выдумал читать их перед запуском очередного рекламного блока, или после его окончания), а затем последовала техническая пауза. Больше всего Кира не любила именно эти паузы, так как во время них в эфир пускали какие-то жуткие, пробирающие до костей музыкальные заставки, мелодии из которых буквально предвещали приближение чего-то ужасного и непоправимого. Особенно страшно было слышать эти мелодии по вечерам или ночью…