Весь его вид пугал и завораживал одновременно.

«Я не думаю, что вы сможете сражаться сидя», — сказала Таня, немного раздраженная тем, что её оппонент не сдвинулся с места.

«Где твоё терпение, дитя? Я уже старый человек и сражаться не буду. Но зато, » — Человек неприятно улыбнулся, — «С тобой сможет сразиться человек, которого ты очень хорошо знаешь. Я думаю, я подготовил хороший сюрприз».

«Человек, которого я знаю…» — подумала Татьяна, — «Наверно кто-то из солдат. Хотя мне же лучше, смогу прибить двух зайцев одним ударом».

Дверь начала тихонько открываться. Татьяна замерла в ожидании. Какое-то ужасное, омерзительное чувство не давало Татьяне покоя.

«Кто же это может быть?» — пронеслось в голове Татьяны, когда она увидела силуэт.

Среднего роста, этот силуэт не походил на силуэт война. Тихие, вкрадчивые шаги.

Наконец-то вошедший вышел на центр и попал под освещение лампы.

Татьяна замерла. Она смотрела прямо на этого человека, но не могла ничего сказать. Это правда она? Правда.?

«Серебрякова!» — единственное, что смогло вырваться из уст Татьяны.

Это имя отозвалось глухим эхом во всём здании.

«Серебрякова, это правда ты?!» — вымолвила Татьяна, отступая назад.

И тут Серебрякова улыбнулась. Та улыбка не была страшной, но она была такой печальной. Будто весь мир канул в небытие. Будто этот человек уже давно жаждет смерти.

Эта улыбка не была похожа на Серебрякову, что знала Татьяна. Это кто-то другой. Кто-то совершенно чужой.

— Да, это я, подполковник Дегуршав…

Серебрякова глядела прямо Татьяне в глаза. Её обычный, рассеянный взгляд сейчас превратился в прямой и жестокий. Взгляд убийцы, маньяка. Очень грустный, несчастный взгляд.

Только вот он не был пустым. Татьяна сейчас очень хотела сослаться на промывку мозгов, но нет это была не она.

Всё в Татьяне начало сыпаться. Серебрякова была одна из двух людей, которым стала доверять Татьяна. Одна из двух людей, на которой Татьяна построила основы.

И сейчас эти основы рушились, падали одна за другой, как карточный домик.

Татьяна отступилась бы еще на шаг, если бы там не было стены.

Взгляд Серебряковой в момент изменился. Он стал сумасшедшим, безумным, зверским. Он стал ровно как у чудовища.

— Каково это, Татьяна-сан, понимать, что вы просчитались во всём. Я носила эту маску десять лет. Я настолько вжилась в роль, что у меня появилось желание остаться ей. Викторией Серебряковой, подчинённой демона Рейна. Это было очень забавно, водить вас всех за нос, вы так не считаете?

Виктория начала медленно приближаться к Татьяне.

— Молчи!

— К сожалению, я больше вам не подчиняюсь. Вам нравилась моя маска. Неужели вы и вправду доверились мне. Изначально я подумала, что вы крепкий орешек, но вы оказались, как все! Ничего интересного…

— Замолчи! Не смей говорить это! Ты не она…

— Кто она? Вы когда-нибудь задумывались над моим происхождением. Нет, вы никогда не видели во мне угрозу. Вы видели лишь маску, не меня. Всё это время именно я следила за вами, именно я говорила врагам ваше местоположение. Именно я!

========== Часть 40 ==========

— Всё это лишь иллюзия…

/Прошлое Серебряковой. (примерно 15 — 17 лет назад)/

Сырые серые стены. Пол, весь покрытый зеленой лентой плесени. Холодно. И сыро. Хочется плакать, кричать лишь из-за этой страшной комнаты.

Но дверь тихонько открывается.

— Образец номер 692, пройдите в кабинет.

Из вышеуказанной комнаты выходит маленький рыжий комочек, чем-то отдаленно напоминающий человека. Рыжие длинные густые волосы опускаются на пол. Драная одежда, перемешиваясь с волосами, волочится за своей хозяйкой.

Но самое страшное в этой картине это пустые, бездонные глаза. В них не отражаются эмоции. В них нету ничего. Лишь пустота.

Девочка бесшумно садится на стул. Она немного морщится от яркого света в большой комнате. Рядом с ней сидят ещё дети примерно её возраста. Многие из них испуганно озираются вокруг, некоторые даже плачут.

Только лишь в глазах этой маленькой девочки не промелькнуло ни одной эмоции.

«Итак, приступим, » — раздаётся голос откуда-то сверху, — «Представьтесь, пожалуйста».

Ребёнок с правого края неуверенно поднялся.

— Кишитани Шёске. 4 года.

Ребёнок мнётся, не знает, что делать дальше.

— Это всё, что ты можешь о себе сказать?

— Ну да, наверно.

— Хорошо… Кишитани, а ты знаешь, зачем ты здесь?

— Н-нет.

— А вот это уже никуда не годится. Следующий…

Во время этой последней и роковой фразы, ребёнок хватается за сердце и, пытаясь что-то сказать, падает на землю. Небольшая судорога и ребёнок перестаёт шевелиться.

Всё остальные замирают в ужасе. Кто-то начинает громче плакать, кто-то пытается убежать, но всё тщетно.

Лишь один человек в этой комнате сохранил хладнокровие. Лишь в одних глазах не промелькнуло и капли страха.

И опять эта противная сырая комната. Совещание окончилось довольно быстро. Только вот есть одно но: в комнату вошли примерно двадцать детей, а вышло четыре. И судьба остальных никому не известна.

Слышен шум из коридора. Огромное количество детских голосов. Наверно привезли ещё одну партию.

Дверь опять открывается. Но на этот раз там стоят не одни охранники. За дверью высовывается белокурая голова. Ярко-жёлтые глаза испуганно смотрят внутрь.

— Ну что ты встала, давай быстрее.

Девочку вталкивают в комнату.

— Образец номер 692, отныне это твоя соседка.

Дверь опять закрывается. Жёлтые глаза, явно не привыкшие к темноте, начинают испуганно искать хоть какой-то источник света.

Шестьсот девяносто вторая бесшумно поднимается и подходит к девочке практически вплотную со спины.

— Ну и чего здесь ты так испугалась?

От неожиданности девочка вскрикивает и отпрыгивает. Немного привыкнув к темноте, она находит местоположение своего соседа.

«Кто ты?» — желтые глаза испуганно смотрят в сторону рыжего комочка.

— Образец номер шестьсот девяносто два.

— А имя твоё какое?

— Имя мне не нужно. Оно не поможет мне в сражении. Поэтому имени у меня и нет…

— Глупости! У всех должно быть имя! Например, моё имя — Елена Серебрякова.

— А зачем тебе имя?

— Ну имя — это как часть воспоминаний, оставленных родителями. Это что-то светлое. Имя — это проявление, название твоей души.

— И значит если у меня его нет, то значит нет и души?

— Ой, нет, прости, я не то имела в виду. Я хотела сказать, что тебе обязательно нужно имя. И если у тебя его нет… Точно, давай придумаем тебе имя!

— Хорошо, придумай. Но только как…

— Легко! Смотри, у тебя рыжие волосы и голубые глаза. Ты похожа на мою маму. А маму звали Виктория. Тогда и ты будешь Викторией! Викторией Серебряковой. Будто ты моя сестра. Ты согласна?

— Почему бы и нет… Хорошо, я буду Викторией.

В этот момент впервые в своей жизни Серебрякова незаметно, совсем немного улыбнулась.

— Спасибо, Елена.

========== Часть 41 ==========

/продолжение прошлого Серебряковой/

— Виктория, Виктория, подъем!

Образец номер 692, названная Викторией, неохотно открывает глаза.

— Смотри, Виктория, какое яркое солнце!

— И это повод, чтобы разбудить меня. Что такого интересного в солнце?

— Ну как ты не понимаешь?! Оно же такое красивое!

Виктория уставилась на солнце. Оно было причиной её столь раннего пробуждения, и смотрела она на него так, словно прямо сейчас возьмёт лопату и зароет.

— Виктория! Ну почему ты опять так смотришь?

— Как смотрю?

— Ну не знаю… Пусто как-то… Безжизненно.

— Я так всегда смотрю. Кстати, я вижу ты уже неплохо здесь освоилась.

— Естественно. Мы с мамой и папой были мигрантами. Переезжали из одного места в другое. Мы столько всего видели! Столько всего пережили!

— А где сейчас твои родители?

— Я не знаю. Я потеряла их давным-давно. Я помню лишь, как они в спешке куда-то собирались и спрятали меня в шкаф. И ещё мама мне сказала ни в коем случае не высовываться. Но потом я ничего не помню.