Мистер Амос дважды едва заметно дернул подбородком, отправив нас с Кристофером стоять, прислонившись спиной к стене, на противоположном от двери конце. Эндрю остановил тележку и закрыл дверь – практически бесшумно, – а мистер Амос тихо достал набор маленьких столиков, которые расставил рядом с двумя леди. После чего они с Эндрю ходили туда-сюда, туда-сюда от тележки к столикам, располагая на трех столиках тонкие тарелки с золотой каймой, и рифленые чашки, и блюдца, а затем – салфетки и маленькие вилки и ложки. Потом настала очередь ставить чайник на специальную подставку на другом столике, ситечко в чашке, кувшин сливок с золотыми краями и наполненную сахарными кубиками вещицу в форме лодки. Всё в идеальном порядке.

После чего наступила пауза. Дамы сидели. Чайник тоже сидел на месте, и от него шел легкий пар.

Кристофер, который смотрел прямо перед собой с таким отсутствующим видом, будто у него вовсе не было мозгов, сказал, что в тот момент он думал, что чай в котелке скоро остынет. Или перестоится. Я тоже немного думал об этом. Но в основном я чувствовал себя обманутым. Я таращился и таращился на графиню, надеясь, что внезапно пойму: именно она является причиной моего Рока. Я смотрел даже на леди Фелицию, спрашивая себя, не она ли это, но я знал, что она просто обычная жизнерадостная девушка, которой приходится чинно вести себя в присутствии графини. Графиня же была затаившимся драконом. Именно поэтому я думал, что она могла оказаться той самой. Она сильно походила на учительницу, которая была у нас в третьем классе. Миссис Поллак казалась очень ласковой, но могла заставить тебя по-настоящему страдать, и я видел: графиня точно такая же. Но я не мог уловить никакого озарения о ней.

Тогда, наверное, это граф Роберт, подумал я.

– Амос, – произнесла графиня очаровательным мелодичным голосом. – Амос, возможно, ты мог бы сообщить моему сыну, графу, что мы ждем его на чай.

– Конечно, миледи, – мистер Амос кивнул Эндрю, и Эндрю выскользнул из комнаты.

Мы ждали еще какое-то время – по меньшей мере минут пять, судя по тому, как начали болеть мои ноги. Затем Эндрю проскользнул между дверями обратно и зашептал мистеру Амосу.

Мистер Амос повернулся к графине:

– С сожалением вынужден сообщить вам, миледи, что граф Роберт уехал в Ладвич двадцать минут назад.

– Ладвич! – воскликнула графиня, и я озадачился, почему она не знала. – Чего ради, во имя всего святого, ему понадобилось ехать в Ладвич? И оставил ли он какие-нибудь сведения, как долго собирается отсутствовать?

Грушеобразное тело мистера Амоса склонилось в поклоне:

– Я понял, что он предполагал остаться там на неделю, миледи.

– Именно это я и хотела сказать тебе, матушка, – вставила леди Фелиция.

Что-то случилось с лицом графини – некое жесткое движение под нежными чертами. Она издала звенящий смешок.

– Что ж, по крайней мере, у чая было время настояться. Пожалуйста, разливай, Амос.

«Ой-ой! – подумал я. – У графа будут неприятности, когда он вернется!»

Это стало сигналом к продолжению церковной службы. Мистер Амос разливал чай так, словно это была живительная жидкость. От него шел такой пар, что позже Кристофер сказал: в подставке наверняка есть чары, сохраняющие тепло. Эндрю предложил сливки. Графиня отмахнулась от него и вместо этого заставила мистера Амоса подать ей прозрачно-тонкие ломтики лимона. Затем Эндрю подошел с лодкой-сахарницей, и графиня позволила ему подать ей четыре куска.

Когда представление передвинулось к леди Фелиции, графиня произнесла, будто заполняя неловкую паузу:

– Вижу, у нас два новых пажа, Амос.

– Стажеры, миледи, – ответил мистер Амос, – которые будут служить как пажи, пока не освоят работу, – он резко дернул головой Кристоферу. – Кристофер, будь добр, подай сэндвичи.

Кристофер подпрыгнул. Я видел, его мысли бродили в тысячах миль отсюда, но он собрался и с усилием поднял сэндвичи с тележки. Их там лежали десятки – крошечных, тонких штучек без корочки с густой аппетитно пахнущей начинкой, – горой возвышавшихся на большом овальном серебряном блюде. Подняв блюдо, Кристофер жадно втянул запах,  однако очень галантно подошел и протянул графине блюдо с показушным поклоном, вполне соответствующим его виду. Графиня казалась пораженной, но взяла шесть сэндвичей. Мистер Амос нахмурился, когда Кристофер протянул блюдо леди Фелиции, опустившись на одно колено.

Кристоферу пришлось ходить туда-сюда. Поразительно, как много эти две худенькие леди ели. И всё это время мистер Амос стоял позади, словно чучело пингвина, и хмурился. Я видел, он думает, что Кристофер слишком уж изощряется.

– Ладвич! – посетовала графиня после примерно пятнадцатого сэндвича. – Что Роберт хотел этим сказать? И даже не предупредил!

Эту тему она продолжала довольно долго. В итоге леди Фелиция раздраженно бросила свой восемнадцатый сэндвич обратно на блюдо и сказала:

– В самом деле, матушка, это так важно?

Она заработала взгляд. У графини были холодные голубые глаза – большие притом, – и взгляд получался леденящий.

– Конечно, важно, дорогая. Это крайне невежливо по отношению ко мне.

– Но его, вероятно, вызвали по делам, – возразила леди Фелиция. – Он говорил мне, что его облигации и акции…

Я видел, что это был очень умный ход – наподобие того, как мы с Антеей просили у дяди Альфреда денег, чтобы он перестал бушевать, когда мы что-нибудь ломали. Графиня подняла маленькую мягкую руку, увешанную кольцами, останавливая леди Фелицию.

– Пожалуйста, дорогая! Я ничего не понимаю в финансах. Амос, пирожные есть?

Настала моя очередь подпрыгивать.

– Конрад, подай, пожалуйста, пирожные, – велел мистер Амос.

Они находились внизу тележки на еще одном громадном серебряном блюде. Я едва удержал равновесие, когда поднял его. Поднос был очень тяжелым и становился еще тяжелее оттого, что был заполнен всеми самыми крошечными и восхитительными кондитерскими изделиями, какие только можно представить. Запахи крема, фруктов, розовой воды, миндаля, меренги и шоколада ударили мне в нос. У меня заурчало в животе. Мне казалось, урчало так громко, что я не мог думать ни о каких элегантных способах подать пирожные. Я просто подошел к графине и протянул ей блюдо.

Мистер Амос снова нахмурился. Я видел, он думает, что я слишком уж просто подаю.

К счастью, мне пришлось носить блюдо не очень долго. Думаю, графиня просто хотела сменить тему. Она взяла только три пирожных. Леди Фелиция – одно. Как они могли удержаться от того, чтобы съесть всё, я никогда не пойму.

После этого снова началась церковная служба, когда всё убиралось обратно на тележку в подобающем благоговейном порядке. Мистер Амос и Эндрю поклонились. Оба свирепо скосили на нас глаза, пока мы не поняли, что тоже должны поклониться. После чего нам позволили выкатить тележку в вестибюль.

– Конец чайной церемонии, – пробормотал Кристофер под грохот тележки.

Но это был не конец – не совсем конец. Посреди вестибюля мистер Амос остановился и принялся отчитывать нас. Я, по крайней мере, почувствовал себя ужасно.

– В присутствии Семьи! – восклицал он. – Один жеманничает, как фиалка, другой бродит, как деревенщина! – затем он стал разбирать, как мы стояли: – Не глазейте, будто слабоумные, не стойте по стойке смирно, как рядовые. Вы здесь в приличном имении. Ведите себя как полагается. В следующий раз наблюдайте за Эндрю. Он стоит возле стены непринужденно.

– Да, мистер Амос, – жалко ответили мы.

В конце концов, он отпустил нас, и мы спустились по каменным ступеням. И там суматошный день продолжился. Мисс Семпл ждала, чтобы показать нам подвал. Кристофер попытался тихонько исчезнуть, но она повернулась и стрельнула в него мягким, но всевидящим взглядом и покачала головой. Он хмуро подчинился. Я же изначально покорно следовал за ней. Я понял, что застрял здесь на неделю, пока не вернется граф Роберт. И решил, что с таким же успехом могу поучиться существовать здесь.