Впервые Леонард стал свидетелем обновления еще ребенком. Тогда он мало что понимал, а потому пытался сорвать как можно больше прозрачных липких нитей, изваляться в них так, чтобы они облепили его полностью, с ног до головы. К сожалению, он не знал, что со временем паутина застывает. Сначала он просто бегал в ней и играл с остальными детьми, а потом, когда старшие заметили, мальчик бегал уже от них, не давая снять свою импровизированную броню. Спустя час беготни паутина и правда ей стала. Гувернантки пытались срезать липкую пакость ножницами вместе с одеждой, но сломали все ножницы в доме. В итоге они обратились за помощью к «паукам», да только те лишь посмеялись и сказали, что единственное, что сможет разрушить их паутину, – огонь. Гувернантки не умели быстро бегать чтобы догнать мальчика, но они были достаточно умны чтобы его не поджигать. Так или иначе, им пришлось признаться отцу Леонарда, Ричарду, что не углядели за его чадом. Лео помнил, каким грозным взглядом смерил его тогда отец. И как громогласно он тогда расхохотался. С потолка начала опадать старая штукатурка, а стены затряслись. В какой-то момент и ему, и его сыну, и даже гувернанткам показалось, что потолок сейчас обрушится прямо на них. Отец решил проблему меньше чем за минуту. Он снял со стены короткий меч, края лезвия которого значительно отличались по цвету от остального металла, и разрезал паутину на маленьком Лео. «Если имеешь дело с пауками, то имей при себе и достойное оружие, способное их уничтожить», – сказал тогда ему Ричард. После его смерти, меч отошел его единственному сыну, и тот хранил его и по сей день. Даже сейчас он висел в личном кабинете Леонарда, поблескивая серебром на свету.

Мужчина открыл глаза, отходя от воспоминаний о детстве, и вновь столкнулся с тем, что творилось сейчас на улице. Взгляд его поднялся выше, к башне телевещания, которая светилась ночью маленькими красными огнями. Должно быть, думал Лео, именно ее и использовали «пауки» чтобы обновлять свою сеть. Это было самое высокое сооружение в городе, и нити оттуда долетали до самых отдаленных частей их малой родины. В этот момент мужчина искренне понадеялся, что паутина не налипнет на его чудесные чистые окна. На всякий случай он вышел и проверил. Окна по-прежнему были чисты.

Еще с минуту походив и поспрашивав у посетителей об их мнении, Леонард удалился к себе в кабинет на второй этаж. Там он и застал Джима, который рылся у него в документах.

– Привет, – только и успел сказать тот, как тут же был схвачен за шиворот и выведен из кабинета.

Лео был на добрых пятнадцать сантиметров выше «паука» и в три раза сильнее его, а потому ему не составило труда спустить того по лестнице в зал и швырнуть на пол, к ногам его сестры. Та стояла, облокотившись на барную стойку и о чем-то болтая с барменом.

– Говорила же, это так не работает, – спокойно заметила она и помогла брату подняться.

– Стоило попытаться, – парень принялся отряхиваться. – А у тебя как успехи?

– В процессе.

– Тим, выведи этих двоих, пожалуйста. И проследи, чтобы они не вернулись, – Лео скрылся на втором этаже, а близнецы молча уставились на бармена Тима, который по силе не уступал Леонарду. «Белоголовые орланы», как и все птицы, были хищниками, причем одними из сильнейших. Их острое зрение не выдерживало конкуренции. Тим видел все, без исключений.

– И почему вы, пауки, всегда выглядите такими вкусными? – мужчина недвусмысленно облизнулся.

– Хочешь попробовать? – Джилл локтями облокотилась на столешницу, провокационно прогибаясь в спине, и Тим навис над ней. Атмосфера становилась жарче с каждой секундой, что он выдерживал паузу.

– Да, – наконец сказал он, – твой брат этим вечером свободен?

Лицо девушки так и окаменело. Она вернулась в исходное положение и отошла обратно к Джиму, похлопав его по плечу, мол, «сегодня твоя смена». Парень без слов все понял и перенял эстафету, заняв точно такую же позицию по отношению к бармену. Пара фраз была брошена на ветер, просто чтобы задать настрой, и мужчина пригласил «паука» в подсобное помещение, оставив Джиллиан стоять в одиночестве и размышлять. Чтобы было не так скучно, она просочилась за барную стойку и налила себе выпить, пользуясь тем, что бармен очень сильно занят. С одной стороны, она вздохнула с облегчением: ей не придется отсасывать малознакомому парню в тесной подсобке. С другой же стороны, ей было завидно. Ее самооценка немало пошатнулась от того, что ей предпочли ее брата хоть где-то. Однако, она прогоняла эти мысли прочь, по большей части радуясь, что избежала участи быть для кого-то подстилкой, хоть и разовой. Впрочем, на ее отношение к брату это не сказалось негативно, совсем наоборот – она невероятно ценила ту жертву, на которую он ради них пошел.

Спустя полчаса, когда Джилл давно успела заскучать, дверь подсобного помещения вновь открылась, и оттуда вышли двое, делая вид, что вообще не знакомы. Близнецы покинули ресторан «Львиное сердце» в заговорщицком безмолвии и нарушили тишину только на улице.

– Ну? – Джилл не терпелось узнать то, ради чего они сюда пришли.

– Ну да, – ответил ей брат. – Все в точности так, как мы думали. И записи были уничтожены. Так что не только наше сообщество такое рукожопое.

Сестра его закусила губу, нахмурилась. Нет, положение дел ей не нравилось. Не нравилось оно и Леонарду, проверяющему, ничего ли не украл этот наглый «паук». У него не было действительно ценных бумаг, только чеки об оплате счетов, документы о поставках провизии в ресторан и еще целый ворох документов на все то же заведение. Но кто знает, что этим ползучим гадам могло понадобиться, так ведь?

Не найдя каких-либо признаков того, что что-либо пропало, он задвинул ящик обратно и повернулся к окну, присаживаясь на письменный стол. Что-то происходит, думал он. Что-то нехорошее, раз в этом замешаны «пауки». Еще ни разу они не принесли ему ничего кроме проблем, и ожидать чего-то хорошего в этот раз было бы опрометчиво. Он глянул на отцовский меч. Из него на Леонарда смотрело отражение, но какого-то английского лорда, а не владельца ресторана в Америке. И когда он стал так похож на отца?.. Ответа у Лео не было.

Странный день, день воспоминаний. Мужчина и не пытался ему противиться. Раз уж начал поминать павших на поле боя, то имей силы продолжить. «Лев» двинулся к стене с семью портретными фотографиями с черными лентами в углу каждой. На всех были изображены прекрасные девушки, все семь – негласные жены Леонарда. Официально он не был женат никогда, но несколько лет назад он любил всей душой сразу семь чудесных «львиц». Ради них он действительно был готов на все, но, видимо, на их спасение его не хватило. В их смерти не было его вины, но откуда ему было знать это? Каждую ночь он засыпал со слезами на глазах, а каждое утро с ними просыпался. Он верил, приди он раньше на пять минут, все было бы по-другому. Но на самом деле, приди он раньше, он тоже был бы мертв. Конечно, время шло, слезы его кончились, а скорбь поугасла, хоть никуда и не делась. Он все еще винил себя, но вспоминал об этом далеко не каждый день. Но когда вспоминал, уже не мог остановиться. Сегодня у Лео был именно такой день.

Депрессия стала привычным эмоциональным фоном для хозяина «Львиного сердца». Он уже не боролся с ней, а просто свыкся, посчитав, что старые дни его в качестве короля прайда прошли. Раньше прайда было четыре, позже их количество сократилось до трех, потом до двух, а затем и до одного. И хоть Саманта, одна из дам сердца тогда еще юного Лео, начала бить тревогу еще на этапе, когда город лишился первого прайда, это им никак не помогло избежать схожей участи. Отчасти он злился. Не только на самого себя, но и на Уильяма, главаря единственного выжившего львиного прайда на данный момент. На его месте мог быть Лео и его жены. Они все могли быть живы, у них могли быть дети… Сначала злоба мешалась с завистью, но в итоге угасло и то, и другое. Угасло в осознании бессмысленности всего вокруг. Позже, правда, «лев» все равно взялся за дело и открыл свой ресторан, превратив здание в памятник чести его любимых. Но в целом он смирился со всем. Потрошитель, считал Лео, не мог быть ни человеком, ни таким, как он сам, Потрошитель мог быть только стихией, разрушающей все на своем ходу. Как цунами или лесной пожар, он двигался по улицам волной и сметал все, что находил. Его нельзя было остановить, с ним можно было только смириться.