========== Часть 1 ==========

— У тебя солнце в волосах запуталось! — говорю я, глядя на него с напускной серьёзностью.

— Правда? — спрашивает он, улыбаясь.

— Да, как будто твоя голова горит! Нужно скорее освободить его, иначе ты сгоришь! Я не хочу встречаться с кучкой пепла! Так что воды! Скорее, воды! — начинаю кричать и шутя размахивать руками, изображая, будто тушу пожар на его голове.

— Это не солнце, глупенькая. Я просто рыжий. Помнишь? — отвечает он и берёт мои руки, целуя холодные пальцы.

— Конечно помню, родной, — говорю в ответ, вкладывая в «родной» всю свою любовь и нежность к нему.

В этот момент картина всегда меняется: и настроение, и обстановка — все становится мрачнее. От моего собеседника так и веет холодом и презрением, а я как будто не замечаю перемен. Или же…я просто не хочу их замечать, и упрямо продолжаю свои попытки его расшевелить, развеселить:

— У тебя солнце в волосах запуталось! — начинаю я нашу любимую шутку, а он резко вскидывает голову и холодно смотрит на меня.

— Это уже не смешно, мне надоели твои шутки. Я устал от тебя! Оставь меня! Оставь в покое! Уходи! — каждое его слово оставляет у меня внутри глубокие, рваные раны. Но я все же стараюсь держать себя в руках и предпринимаю последнюю попытку:

— Но, родной…

— Я ТЕБЕ НЕ РОДНОЙ! ОСТАВЬ МЕНЯ! — прерывает он меня на полуслове, порывисто встает и просто уходит, не обернувшись.

А я стою, словно громом пораженная, «я тебе не родной» шумит в голове, а внутри меня рушится мой только достроенный и такой хрупкий мирок. Резко падая на колени, я начинаю выть, держа голову руками и раскачиваясь в такт своему умирающему сердцу.

Просыпаюсь, стараясь скорее понять, сон это был или нет. Резко сажусь в кровати и смотрю на часы, висящие на противоположной стене, а в голове все еще стучит это жестокое: «Я тебе не родной!»

Не знаю, как долго сижу так, прислушиваясь к тишине дома. Хочу услышать мамины шаги на лестнице, почувствовать тепло ее объятий и расплакаться, высказать все, что меня гложет. В эти предрассветные часы мне особенно остро хочется вернуть родителей. Сорваться с места и полететь в Австралию, чтобы снять заклинание. Но я всегда себя одергиваю, понимая, что не готова к встрече. Сначала, конечно, они разозлятся. Не хочу чтобы они знали о войне, но к сожалению им нужно будет все рассказать. Но потом они поймут, всегда понимали. Да и этот уродливый шрам не спрятать, он как клеймо, проживет со мной, всю оставшуюся жизнь.

Меня, честно говоря, удивляет, почему мне не снится тот страшный день, а снится только то, как со мной порвал парень. Лучше просыпаться в поту от сумасшедших криков Беллатрисы, чем от равнодушного «Я тебе не родной».

Наверное я мазохистка, раз желаю такое. Хотя, о чем может говорить человек, ночевавший в библиотеке, под мантией-невидимкой почти две недели после расставания? Если бы Гарри не заметил пропажи мантии, то я бы ночевала там до конца учебного года, продолжая скрываться от преследующих меня счастливых воспоминаний.

Каждое утро я смотрю на свою руку, напоминая себе, что все правда: война закончилась, я жива, близкие мне люди в безопасности.

Потом я вспоминаю, что скоро вернусь в Хогвартс и всё же доучусь. Расстраивает только, что Гарри рядом не будет, зато будет Джинни. Она единственная из Уизли, кого я сейчас в состоянии вынести.

Время, к сожалению, не лечит…

Я, конечно, понимаю, что мистер и миссис Уизли не виноваты в том, что произошло несколько лет назад. Избегать их просто глупо. Но от одной только мысли, что там я могу столкнуться с Джорджем, меня охватывает паника. Я столько лет возводила барьеры ото всех своих чувств, что будет обидно, если они рухнут от одного только взгляда голубых глаз.

Наверное, именно поэтому я не видела никого со дня похорон Римуса и Тонкс. Вообще ни единой живой души. Все лето наедине с пустым родительским домом, по крышу заросшим пылью.

Когда-то здесь было чисто, пахло едой, и всегда витала добрая и счастливая атмосфера. Сейчас же здесь только тоска, уныние и одиночество, особенно ощущаемые в предрассветные часы. В эти часы невольно начинаешь задумываться о прошлом и неминуемо всплывает имя Рона…

Рон. С ним я не хочу пока видеться. После всего случившегося: наши скитания по лесам, его уход и возвращение, а так же тот неловкий поцелуй в Тайной комнате. Позже мы, конечно, поняли, что погорячились. Он влюблен в Лаванду, я — в его старшего брата, поэтому решили все забыть. Вот только неловкость, появившаяся между нами тогда, никуда не ушла.

В итоге, я решила позорно спрятаться ото всех за стенами школы, прикрываясь этой неловкостью. Хотя кого я обманываю? Рон — просто предлог. Истинная же причина кроется в его старшем брате. И если остальные поверили и приняли мои объяснения, то Он — нет. Он знает истинную причину, он все понимает, и думаю, ни капли не возражает против моего побега. Как бы не было больно это признавать, но ему все равно. Ему плевать и на меня, и на мои чувства, и на всю ситуацию в целом. Он не любит меня больше, а может, и не любил вовсе.

Я уже все распланировала: получу образование, верну родителям память и уеду куда-нибудь в Болгарию, чтобы даже одним воздухом с ним не дышать.

Глупо? Да! Но это единственный способ унять ту боль, что живет во мне почти пять лет. И если умереть на войне не получилось, то я просто сбегу.

За этими размышлениями я медленно собираюсь и выезжаю на вокзал.

Там, к счастью, я не встретила никого знакомого и, выбрав свободное купе, устроилась возле окна в предвкушении чего-то неизвестного.

Глядя на пролетающий мимо ландшафт, я снова вернулась к своим мрачным размышлениям, с ужасом замечая, что начинаю жалеть саму себя. Никогда не могла терпеть жалость по отношении к себе и теперь сама себя жалею.

Мерзость.

Вот только поделать ничего с собой не могу. Мне некому высказать все, что на душе. Родители в Австралии, Гарри занят в аврорате. Джинни же снова начнет меня корить, за мою больную любовь к ее брату. Она еще пять лет назад сказала, чтобы я не соглашалась на отношения с ним, потому что это меня убьет в конечном итоге. О, Мерлин, как же она оказалась права! Эти отношения меня действительно убили…

Но шутка в том, что я ни за что не стала бы менять то, что было между нами. Ни единой секундочки, проведенной вместе. Что бы не случилось потом, те несколько месяцев отношений я была счастлива. Даже сейчас некоторые воспоминания способны вызвать очень сильного телесного патронуса. Это о многом говорит. Большинство после войны даже облачко вызвать не могут, что уж говорить о полноценном.

За своими мыслями, я совсем не услышала, как в купе зашли люди.

Не знаю, сколько времени я уже была не одна, но, видно, моим спутникам надоело невнимание с моей стороны, поэтому они решили вывести меня из этого состояния весьма своеобразным способом, кинув в меня чем-то. Понятия не имею куда целились, но попали прямо в голову. Больно так попали. Я резко вскинула голову и сначала не поверила своим глазам. Передо мной сидели два парня.

Два одинаковых парня.

Два невероятно раздражающих меня парня.

Я сижу и в полнейшем недоумении смотрю на них, а они наслаждаются моей реакцией, не собираясь заводить со мной разговор.

Это был шок. Джордж тут. Тот, с которым мы столько пережили. Тот, с которым… нет. Что он тут вообще делает?!

— Чт… кхм, вы тут делаете? Разве вы не староваты для школы? — вместо приветствия произнесла я.

— Привет, Грейнджер! — сказал Фред, одарив меня своей фирменной улыбкой. Джордж молча кивнул. — Знаешь, в приличном обществе принято здороваться прежде чем задавать вопросы.

— Здравствуйте, мальчики! –фальшиво улыбнулась я. — Так что вы здесь делаете?

-Знаешь, мы тут подумали и решили, что нам не помешает закончить свое обучение, — ответил мне Фред. Джордж же упорно молчал.

— Вас заставила миссис Уизли, да?

— Нет, — Фред украдкой посмотрел на брата и, хитро улыбнувшись, продолжил, — точнее она нас не заставляла. Джорджа вообще никто не заставлял. А вот меня — да! Как думаешь, кто бы это мог быть?